Читать онлайн «Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах». Страница 77

Целый ряд выводов Миллера заслуживает специального рассмотрения, особенно в контексте изучения власти в российских городах и регионах. В их числе важнейшими, на наш взгляд, являются 1) характер и механизмы политического влияния военных и церкви и 2) наличие/ отсутствие «клик» в процессе принятия политических решений, уровень и характер взаимодействия различных акторов городской политики.

Ранее уже отмечалось, что наиболее существенные различия между городами были обусловлены различной ролью военных. Это вполне естественно: первым в числе факторов, обусловливающих специфику власти в Кордобе и в Аргентине в целом, Миллер назвал именно сильную «аварийную» (emergency) власть военных [Ibid.: 124–125]. Военные часто непосредственно брали власть в свои руки, но и в тех случаях, когда у власти была гражданская администрация, роль военных, по свидетельству практически всех экспертов, всегда была высокой. Однако традиционные способы измерения влияния определенных групп с помощью учета их доли среди наиболее влиятельных лидеров города, а также анализа роли политических и гражданских организаций, представляющих данную группу в городской политической системе, оказывались не вполне показательными. В данном исследовании Миллер продемонстрировал наличие разрыва между степенью влияния отдельных институциональных секторов, в том числе военного, и их представленностью во властном комплексе (конфигурации наиболее влиятельных организаций города) и лидерском корпусе городского сообщества. В частности, в Кордобе среди 37 влиятельных людей города оказалось всего двое военных, а в числе самых влиятельных их не оказалось вовсе [Ibid.: 120–121]. В Лиме в числе 33 влиятельных людей города был указан всего один военный; среди самых влиятельных военных также не оказалось [Ibid.: 154–157]; во властном комплексе Кордобы и Лимы отсутствовали организации, представляющие интересы военных [Ibid.: 119, 161]. Аналогичная ситуация имела место и в религиозном секторе Кордобы[362], и в рабочем движении обоих городов.

Данный разрыв обусловлен в основном двумя факторами. Во-первых, косвенным образом сказывался сравнительно невысокий уровень участия граждан в деятельности добровольных организаций и, соответственно, их слабые возможности влияния на принятие важнейших политических решений. Во-вторых, институциональные особенности указанных секторов не способствуют формированию сильного персонализированного лидерства; их значительный потенциал влияния поддерживается мощными коллективными ресурсами даже при отсутствии сильных лидеров. «Рабочие, военные и католическая церковь чтут установленные институты и рассматривают их потребности как более важные, чем потребности индивидуальных лидеров»; «коллективные структуры иногда осуществляют влияние в своей институциональной форме без помощи со стороны ассоциаций и признанных лидеров сообщества» [Ibid.: 162; 223]. Вместо создания организаций для участия в решении конкретных проблем и инициации проектов эти сектора «используют свою коллективную власть в своих интересах: рабочие – забастовку, военные – силу или угрозу использования силы, католическая церковь – моральное убеждение и санкции» [Ibid.: 162]. Кроме того, они могут влиять через другие организации и институты: рабочие – через политические партии, военные поддерживают и (или) оказывают давление на правительство, церковь действует через государственные организации, свои школы и другие структуры влияния. При этом и военные, и религиозные лидеры часто предпочитают не афишировать свою деятельность: «…в Лиме военные представляют собой “практически обезличенный институт”; поэтому даже многие влиятельные информанты не знают, кто будет командовать в городе в случае прихода к власти военной хунты» [Miller, 1970: 162]. В Кордобе влияние церкви осуществляется в основном через низовых лидеров, предпочитающих действовать по свои каналам [Ibid.: 123], а сила рабочих – в организации и возможности прибегнуть к забастовке[363].

Наличие разрыва между влиянием того или иного сектора и его представленностью в конфигурации лидеров и влиятельных организаций города полностью подтверждает правомерность изучения структуры власти не только через анализ персонального состава наиболее влиятельных людей и организаций и их участия в принятии решений, но и требует учета иных факторов, в частности, потенциала влияния сектора, его коллективных ресурсов, институциональных возможностей и т. п. [Ibid.: 123][364].

Стремление выявить наличие или отсутствие «клик» в процессе принятия политических решений и в целом характер и степень взаимодействия различных акторов городской политики было присуще практически всем исследователям власти в городских сообществах, поскольку именно вокруг данной проблемы разворачивались дискуссии между плюралистическими и элитистскими интерпретациями власти. У Миллера проблема также оказалась в центре внимания; при этом наиболее обстоятельно была изучена ситуация в Лиме, описанию которой он посвятил отдельную главу [Ibid.: 177–203].

Изначальная гипотеза Миллера состояла в том, что влиятельные политические лидеры, лидеры бизнеса, религиозного и военного секторов действуют вместе как единая солидарная группа при принятии наиболее важных решений. Эта гипотеза опиралась на распространенное среди исследователей мнение о том, что в Перу доминирует олигархия [Ibid.: 178–179]. Идеальным методом тестирования данной гипотезы Миллер считает наблюдение за процессом принятия решений. Но поскольку многие решения принимаются частным образом и не обязательно все участники находятся в одном месте (возможен вариант участия по телефону или через письменное уведомление), исследователю приходится полагаться на массу косвенных свидетельств[365].

Однако результаты исследования показали, что структура взаимодействия лидеров в значительной степени фрагментарна; поэтому гипотеза о том, что лидеры военного, государственного, религиозного и бизнес-секторов образуют единую группу («клику»), Миллером была отвергнута [Ibid.: 202]. Во-первых, частота контактов между лидерами оказалась сравнительно низкой. Наиболее влиятельные бизнес-лидеры города довольно плохо знали политических лидеров и, по сути, только слышали о лидерах из других секторов [Ibid.: 181]. Во-вторых, оценивая основания власти лидеров, Миллер пришел к выводу, что «экономическая власть и политическое влияние не находятся в одних и тех же руках» [Ibid.: 190]. Данные исследования свидетельствуют о том, что «экономическая и политическая власть не являются тесно взаимосвязанными в качестве оснований власти политических лидеров»: политические лидеры не черпают свое влияние из экономических источников; среди них не было богатых людей, и им приходилось использовать в основном свои политические ресурсы, лидерские качества и (кроме двух партийных функционеров) государственные должности [Ibid.: 186]. По сравнению с политическими лидерами власть лидеров банковского сектора оказалась «более сбалансированной», и ее основу обеспечивали «сравнительно высокие показатели экономической власти, политического влияния и социального престижа» [Ibid.: 183]. Таким образом, власть лидеров городского сообщества поддерживалась институциональными ресурсами, связанными с их профессиональной деятельностью: политические лидеры опирались на руководящие позиции в партии, банкиры и бизнесмены – на свое место экономической структуре, служители церкви – на свое положение в церковной иерархии и т. д.[366]

В-третьих, исследование не подтвердило наличия стабильного совместного участия всех основных акторов городской политики в принятии решений. Определенный минимум коллективного действия имел место, у лидеров были площадки для формальных и неформальных контактов, но в целом экономическая и политическая власть осуществлялись по разным каналам. Церковь участвовала в принятии решений только по определенным проблемам, где затрагивались ее интересы (контроль за рождаемостью, собственность церкви и др.); военные оставались, как правило, инертными за исключением ситуаций, связанных с коммунистической угрозой, растущей инфляцией или возможностью сокращения военных расходов. Опрашивая наиболее влиятельных людей Лимы о том, действительно ли лидеры города действуют вместе при принятии решений, Миллер получил 9 отрицательных ответов и 12 положительных ответов с такими оговорками[367], которые не позволяют считать группу лидеров «кликой».

Разумеется, критики указали на целый ряд проблем в исследовании Миллера. Дж. Уолтон справедливо посчитал, что Миллеру не удалось представить четкой концептуальной схемы своего исследования. В частности, Миллер предложил классификацию «десяти взаимоисключающих форм власти, которые легко различимы» (экономическая власть, политическое влияние, государственный авторитет, моральное и религиозное убеждение, социальный престиж, средства коммуникации, специализированные знания и умения, военная поддержка и др.), но никак не прокомментировал ее. Поэтому у читателя остались серьезные сомнения в том, что эти формы власти не пересекаются. Далее Миллер выделил три смежных уровня власти – позиционный, репутационный и проблемно-решенческий, но не прояснил их связи и соотношения с вышеуказанными формами власти. Таким образом, «книга начинается с концептуальной путаницы, которая негативно сказалась на четкости полученных результатов» [Walton, 1971: 1141–1142][368].