Читать онлайн «Япония: язык и культура». Страница 26

Жалобы на излишнее использование гайрайго естественны, но в целом их не так много. Для большинства японцев значительное количество гайрайго в ряде жанров языка не кажется несовместимым с национальной гордостью, о чём они заявляют прямо [Sotoyama 1993: 50, 60]. Тот же автор пишет, что для Японии выглядят странными усилия французов ограничить американизмы, но ситуация в двух странах, по его мнению, различна: во Францию вторгается английский язык, а в Японии гайрайго стали частью самого японского языка [Sotoyama 1993: 48]. Вероятно, не стоит отрицать вторжения английского языка и в Японию, но что касается места гайрайго в японском, то мнение ученого, бесспорно, справедливо.

Японцы, пусть не всегда (особенно в годы оккупации) по своей воле, но во многом действительно самостоятельно взяли то, что сочли нужным из западной, в первую очередь, американской культуры, поступив с ней также, как раньше поступили с китайской; не стал здесь исключением и языковой компонент культуры. Это отмечают и западные, и японские исследователи [Stanlaw 2004: 36, 187; Soto 1985: 63]. Судзуки Такао пишет об избирательности процесса заимствования в японской культуре. При склонности к заимствованиям японцы берут из чужих культур лишь те элементы, которые считают для себя нужными, в том числе и в языке; так было и в период китаизации культуры, так продолжается и в эпоху американизации [Suzuki 1987a: 143].

Как пишет западный японовед, «гений» японцев заключается не в изобретении, а в адаптации тех или иных элементов культуры сначала Кореи, потом Китая, наконец, Европы и США. В результате заимствованные элементы укоренились и живут самостоятельной жизнью, часто меняясь до неузнаваемости [Tobin 1992: 3–4]. Все эти оценки представляются верными. В последние полтора столетия эта страна постоянно шла по пути догоняющего развития, осваивая те элементы западной (последние 60 лет почти исключительно американской) культуры, которые считала для себя необходимыми. Это относится не только к высоким технологиям или парламентским процедурам, но и к английскому языку.

Но надо учесть и другую сторону вопроса о гайрайго, их место в системе языка всё же напоминает «престижное гетто». Поэтому можно согласиться и с выводом Л. Лавди: проницаемость японского языка для американизмов очень велика, но их внедрение в язык отражает скорее освоение обществом отдельных элементов западной культуры, чем глубинную вестернизацию [Loveday 1996: 96].

Современная языковая политика в данной области, закрепленная в официальных рекомендациях, основывается на свободном допуске гайрайго в любые специальные сферы, но с их, по возможности, ограничением в обычной речи [Gottlieb 2005: 64]. Однако жизнь не всегда следует рекомендациям. Среди неологизмов самых последних лет, постоянно фиксируемых в Японии, гайрайго, безусловно, преобладают [Kamei 2007: 106–109]. Повышению роли гайрайго способствует и их особая многочисленность в пределах молодежной субкультуры, и так обстоит дело уже несколько десятилетий. Но до последнего времени многие гайрайго, связанные с «имиджем», употреблялись молодежью, а затем передавались как бы по наследству новому поколению. Впрочем, по мнению ряда наблюдателей, в том числе российских, в самое последнее время ситуация стала меняться в сторону повышения роли гайрайго [Гуревич 2005: 44–53]. Сможет ли развитие системы гайрайго способствовать полной вестернизации японской культуры, покажет время. В любом случае, необходимо признать, что гайрайго в современной Японии—уже не элемент чужой культуры, они стали вполне своими.

Каждый японец постоянно сталкивается с большим количеством гайрайго. Английский язык в Японии пользуется престижем, его оценки, по крайней мере, для явного большинства японцев, высоки [Yamamoto 1996: 50; Suzuki 2006: 185]. Отсюда можно было бы сделать вывод, что этот язык там хорошо известен. Однако это не так, как бы это ни показалось странным. О трудностях в освоении японского языка в Японии пишут очень многие. Особенно много информации такого рода содержится в книге [Endoo 1995], представляющей собой собрание интервью с японскими преподавателями английского языка и иностранцами, живущими в Японии.

И в японских, и в иностранных публикациях постоянно пишут, что в Японии плохо знают английский язык [Endoo 1995: 8, 97, 100; Suzuki 2006: 186; Stanlaw 2004: iii, 286, 289; Gottlieb 2005: 36–37]. Стандартны жалобы на то, что японцы не могут полноценно общаться с иностранцами, не могут рассказать о своей стране за рубежом и пр. [Endoo 1995: 65, 142; Narumi, Takeuchi, Komatsu 2007: 16; Suzuki 2006: 43]. И тому есть и объективные подтверждения. Вот пример, относящийся, правда, к началу 90-х годов. Во время одного из международных исследований сравнивался уровень владения английским языком в 152 странах, и Япония оказалась на четвертом месте от конца, ниже Ирана, Индонезии и Эфиопии [Honna 1995a: 58; Loveday 1996: 99]. По данным Н. Готлиб, сходные результаты были получены и в 1998 г., когда Япония оказалась на 180 месте среди членов ООН и на последнем месте в Азии, и в 2001–2002 гг. [Gottlieb 2005: 32, 70].

Эти данные могут показаться односторонними. Но вот данные, приводимые Л. Лавди. Он опросил 461 информанта разного возраста и разных социальных слоев. Все они учили в школе английский язык, но из них 54 % заявили, что с того времени забыли его полностью, лишь 9 % используют его на работе (в основном в виде чтения), 5 % говорят со знакомыми, 0,4 % пользуются дома [Loveday 1996: 175–176].

Автор книги в разные годы не раз сам убеждался в малой распространенности свободного владения английским языком в Японии. На советской космической выставке в 1973–1974 гг. посетители постоянно пытались что-то написать в книге отзывов на иностранном языке, при незнании русского обычно писали на английском. Однако почти всегда надписи сводились к элементарным фразам вроде: It is a pen 'Это – ручка'. Уже в 80 е гг. пришлось видеть выступление перед иностранцами известного исполнителя японских комедий кёгзн; он попытался объяснять свое искусство по-английски, но успешно сумел лишь представиться, затем стал путаться в словах, и пришлось пригласить переводчика.

А учили английский язык в той или иной степени практически все, сейчас около 95 % японцев кончают повышенную среднюю школу (kootoo-gakkoo), что соответствует нашему одиннадцатилетнему обучению [Stanlaw 2004: 286]. В Японии учатся в школе двенадцать лет: шесть в начальной школе, три в средней, три в повышенной средней. Велик процент оканчивающих вузы (более трети населения). И с первого класса средней школы в число обязательных предметов входит английский язык, то есть учить его начинают с 12 лет. Маленькие дети его, однако, совсем не знают, и учить его помимо школы в раннем возрасте в Японии не принято. Это может рассматриваться как одна из причин низкого знания английского языка [Endoo 1995: 31].

Школьное изучение иностранных языков почти отсутствовало в Японии до второй мировой войны, и было введено в 1947 г., то есть во время американской оккупации; считали, что английский язык станет для Японии «окном в мир». Тогда же обучение другим языкам в вузах в основном заменили изучением английского языка, а преподавателей других языков переучивали [Gottlieb 2005: 31]. Это в основном сохраняется и сейчас: лишь в 551 школе во всей Японии преподавали другие языки, а в вузах, где нет официальной обязательности преподавания именно английского языка, из тысячи студентов лишь около десятка изучают иные языки [Gottlieb 2005: 33]. Считается, что английский язык учат во всех средних школах, в 70 % повышенных средних школ и во всех вузах [Stanlaw 2004: 17]. Важный компонент японской образовательной системы—сложный вступительный экзамен по английскому языку при поступлении в вуз, на который уходят много сил и часто средств: требуются репетиторы. Нередко японцы потом вспоминают этот экзамен как момент жизни, когда им в наибольшей степени или даже единственный раз понадобился английский язык.

И, тем не менее, как пишут японские авторы, за десять лет обучения языку японцы не выучиваются ему [Endoo 1995: 100]. Разумеется, у всех остаются в памяти какие-то слова и простые фразы вроде I love you или It is a pen, это может помогать в усвоении гайрайго, но если задать японцу простой вопрос вроде Am I in Tokyo? 'Я нахожусь в Токио? , то велика вероятность того, что он не поймет и не сможет ответить [Stanlaw 2004: 286].

Причин, как всегда в подобных случаях, может быть несколько. Уже говорилось о позднем (12 лет) начале обучения языкам. Другой причиной считают консервативную и архаичную систему преподавания, основанную на изучении грамматики и чтении художественной литературы, жалобы на нее постоянны [Endoo 1995: 9—10, 32–33, 37, 97–98, 136, 193; Narumi, Takeuchi, Komatsu 2007: 12–13; Stanlaw 2004: 286–287]. Столь же архаичны и вступительные экзамены в вузы по английскому языку, названные Дж. Стенлоу «викторианскими» [Stanlaw 2004: 286], часто призывают их изменить или отменить вообще [Endoo 1995: 35; Gottlieb 2005: 54]. Как пишет один из авторов, студентов учат Шекспиру, вместо того чтобы учить языку своей специальности [Endoo 1995: 193]. Особенно отстает обучение языковой коммуникации [Endoo 1995: 28, 74; Kosuge 2007: 36]. Пишут, что если в последние десятилетия в Японии и стали знать английский язык лучше, то не благодаря преподаванию [Endoo 1995: 46, 68]. Живущая в Японии американка даже заявила, что Япония – самое трудное в мире место для изучения английского языка [Endoo 1995: 119]. Жалуются и на малое число часов, особенно в повышенной средней школе (10–12 классы).