Читать онлайн «ГРУЗИНСКАЯ РАПСОДИЯ in blue». Страница 27

Поначалу, в первых встречах с ним, все шло по накатанной академической колее — семинары, обсуждение задач, протокол и "включение в план работ института" новой проблематики. Однако задача, поставленная "ОАЧ", была настолько необычной для меня и так привлекала своей благородной целью, технической красотой и изяществом, что я забыл о разочаровании с поступлением в консерваторию.

Ближе познакомившись с Олегом Александровичем, я подпал под обаяние этого нестандартного человека, заразился его идеями, как оказалось надолго. Это был заразительный мир космических исследований. Навигация по звездам открывала новый мир, будила неясные мысли о космических полётах, была составной частью того ажиотажа, который был поднят прессой после первых полетов человека в космос. Я честно погрузился в разработку новых принципов приборостроения, точнее, в создание нового класса приборов на основе волоконной оптики, которой увлёкся с самого начала работ. В этом направлении было сконцентрировано все, чем дышал институт: и технология изготовления волоконных изделий, — в институтском отделе Ханзерифы Гаприндашвили, в муфельных печах тянулись волоконные световоды, — и методы обработки оптического изображения и кодировки в теоретическом отделе, и передача оптической информации по оптоэлектронным каналам в лаборатории Авика Аязяна, и многие другие аспекты создания оптической вычислительной машины. Словом, в институте была сформирована хорошая научная и техническая основа для разработки прототипов новой техники, что финансово поддерживалось военно-промышленным комплексом страны.

Мы стали ездить к Олегу Александровичу в Калинин (сегодня Тверь), в НИИ-2 Министерства обороны, сначала "на смотрины", а потом как равноправные участники эскизного проекта "ЛК" ("Лунник"). Работать было интересно, вместе с Борей Стольбергом я подготовил большой обзорный раздел оптико-электронных средств навигации и контроля применительно к космическим аппаратам для аванпроекта. Немногим позже я, в частности, вместе с ним разработал и запатентовал для этого проекта астронавигационное устройство на основе волоконно-оптического преобразователя для "Лунного модуля". Олег Александрович Чембровский создавал для нас необыкновенный творческий климат.

(Приложение 6, "У истоков космической обороны России", Б.Ершов).

Проработал я в Твери с Борисом Стольбергом несколько лет в отделе НИИ-2 у Чембровского, правой рукой которого был Георгий Самойлович. Мы трудились в институте, продолжали дома у Бориса, а в хорошую погоду брали лодку и уходили по Волге, вверх по течению до знаменитой березовой рощи, где нам в голову приходили особенно плодотворные мысли.

Мои командировки в Калинин стали непременной частью работы и жизни. В этом городе хорошо чувствовалась атмосфера старого русского уклада, здесь еще пока "дышало прошлое", история была рядом, а величавая Волга уходила из-под высоких мостов в татаро-монгольскую даль. Прямо напротив Главного корпуса НИИ-2 можно было спуститься по ступенькам к месту, откуда отплывал когда-то Афанасий Никитин в свои "Индии", казавшиеся ему голубыми видениями.

Сегодня, с расстояния многих лет, все мелкие детали и подробности растаяли, исчезли из памяти, сметены потоком жизни, как мусор, и только значительные события и люди остаются по-прежнему в воспоминаниях, занимая в них незыблемое, проверенное временем место. Олег Александрович Чембровский — один из немногих, оставивший благородный след в моей благодарной памяти о таких людях. Но и он появился у нас только потому, что нашел себе достойного партнера для совместных работ и человека "своего уровня" — нашего директора — Владимира Валерьяновича Чавчанидзе, которого до сих пор мы, несмотря на его предупреждение, зовём между собой "Вовой".

Живой и подвижный, несмотря на свою тучность, с вечно искрящимися радостью глазами, напоминающими маслины, которые он обожал, "Вова" был, как персонаж "Золотого теленка" Ильфа и Петрова, который или "только что был здесь", или "только что вышел".

Я считаю, что только благодаря ему, Владимиру Валерьяновичу Чавчанидзе, наш институт стал местом "паломничества" многих незаурядных личностей. Он привлекал к себе людей своей выразительной, темпераментной речью, добротой и расположенностью к собеседнику, искренностью и прямотой суждений, полным отсутствием "задних мыслей" и широкой эрудицией. Он никогда не ввязывался в околонаучные интриги, мне кажется, что "Вова" принадлежал к тем, кому всегда "фортуна благосклонна", а к таким людям часто прибивается и всякая шушера, в расчете, что и им "перепадет с барского стола". Я знаю, многие его сотрудники, его соратники и просто знакомые до сих пор вспоминают Вову с большой теплотой. (Приложение 7, "Ученый тамада").

Всем его многогранным талантам не хватало обычной канцелярской усидчивости и бюрократической организованности. Впрочем, тогда бы он и не был "Вовой", которого сотрудники ценили еще за его демократизм и даже вольности, которые он нам позволял. Он знал это за собой и для администрирования, управления службами нашел отличного "распорядителя кредитами" — Букреева Игоря Николаевича. Тот прошел хорошую армейскую выучку, был дисциплинирован сам и подавал другим пример, что было необходимо в нашей "казацкой вольнице". Так что гармония в управлении распухающим от избытка идей институтом была найдена.

В прошлом, 2005 году, я прилетел (еще было можно), как обычно, в Тбилиси, к дочери и внукам. Владимиру Валерьяновичу должно было вскоре исполниться 80 лет и мне очень захотелось увидеть его. Я созвонился с ним и поехал к нему домой на Сабуртало. Он жил один с приходящей дальней родственницей, которая помогала ему по дому. Я не виделся с ним, примерно, пятнадцать лет и был поражен его прежней "кипучести", грандиозным планам, жизнерадостности и оптимизму. Мы обнялись и, по-грузински, приложились щека к щеке.

Я многим ему обязан и всегда помнил об этом, но не думал, что и он так тепло, как будто не прошло столько времени, помнит все мои "завихрения" до мелочей. А потом, после чая, Вова попытался меня втянуть в какой-то очередной "проект века". Вова остался большим ребенком с неуемной фантазией и детской доверчивостью к людям. В этом смысле, он уже выпадал из нашего нового времени с его железным прагматизмом и расчетливостью людей, даже самых близких. Он снова затронул во мне самые добрые чувства, пробудил воспоминания о том далеком, "золотом" времени становления Института кибернетики в Грузии, в Тбилиси…