Читать онлайн «Быть Хокингом». Страница 24

В следующие несколько месяцев Тельма Тэтчер взяла нас под свое крыло, как заботливая наседка. Она смотрела, все ли в порядке у Стивена, когда я уезжала в Лондон, и одновременно заботилась о своем престарелом муже, который, как она сказала, «украл ее из колыбели», а также об их молодой и независимой дочери Мэри, составляющей архив видеофильмов о быте британцев в Индии.

Скорее, чем хотелось бы, я вновь приступила к занятиям в Уэстфилде: начался последний год обучения. Расставание со Стивеном по понедельникам было очень болезненным, а график – тяжелым для нас обоих. Стивену едва хватало сил, чтобы справляться с бытовыми ситуациями, связанными с жизнью в доме; кроме того, каждый вечер, если его кто-нибудь не приглашал в гости, он совершал полную опасностей прогулку на длинную дистанцию по Кингс-парад, чтобы поужинать в колледже. Наша подруга из Австралии Анн Янг каждый день из своего окна наблюдала за тем, как он медленно идет по противоположной стороне улицы. Обратно его обычно провожал один из младших научных сотрудников, после чего Стивен звонил мне по телефону, докладывая о том, как прошел день.

Мои обычные передвижения также были изнурительными.

Я уезжала в Лондон в понедельник утром, проводила неделю в Уэстфилде, а в пятницу вечером снова вливалась в ряды пользователей общественного автотранспорта. Стремясь поскорее добраться в Кембридж, к Стивену, – а также успеть на вечерний курс лекций Николауса Певзнера[49] по архитектуре Возрождения, который мы посещали вдвоем, – я грызла ногти и нервно смотрела на часы в метрополитене, гадая, сколько еще поезд просидит в туннеле, в ужасе от того, что могу опоздать на поезд от Ливерпуль-стрит[50]. Впоследствии долгие годы мне снился страшный сон, в котором я застреваю в туннеле лондонской подземки.

В течение недели напряжение не ослабевало: переводы с английского на испанский и обратно, эссе и контрольные работы, которые следовало сдавать в срок и которые я должна была успевать делать по вечерам в будние дни. Выходные оказывались под завязку забиты походами в магазины, стиркой, уборкой и перепечаткой тех частей диссертации Стивена, которые он написал в течение недели своим неровным, практически неразборчивым почерком, а также набором других частей под его диктовку. Печатная машинка стояла на новом блестящем обеденном столе; больше на кухне не было никакой мебели. Мучения, пережитые на курсах стенографии перед поступлением в университет, сейчас приносили свои плоды. Скоропись оказалась умеренно полезной для конспектирования лекций, но именно навыки ненавистной машинописи были божьим даром, позволяющим зафиксировать на бумаге законы сотворения мира. Благодаря этому мы сэкономили весьма значительную сумму, которая ушла бы на гонорары машинистки. Первые отрывки диссертации, появившиеся в Корнелле, содержали массу уравнений, символов и коэффициентов, греческих букв, надстрочных и подстрочных цифр, а также конечные и бесконечные вселенные, сводившие меня с ума. Тем не менее, так как это была научная диссертация, ее объем был ограничен. Кроме того, я утешалась тем, что причастна к определению происхождения вселенной. Мне внушала священный ужас мысль о том, что все эти загадочные цифры, буквы и знаки содержат секрет темной глубокой бесконечности. Однако слишком длительные размышления о поэтической составляющей темы мешали работе, поскольку отвлекали внимание от всех этих точек и циферок над и под строкой, неправильное положение которых могло нарушить порядок созидания и повергнуть зарождающуюся вселенную в первичный хаос.

Честно говоря, я очень гордилась тем, что могу внести в диссертацию Стивена более существенный вклад, чем механическое перепечатывание.

Честно говоря, я очень гордилась тем, что могу внести в диссертацию более существенный вклад, чем механическое перепечатывание. Употребление Стивеном английского языка оставляло желать много лучшего. Его устная речь изобиловала сорными словами, такими как «в общем» и «то есть», да и в письменной форме он не проявлял должного уважения к английской стилистике. Являясь дочерью преданного слуги Ее Величества, я с малых лет была приучена использовать язык как точный инструмент, стараясь выражать свои мысли ясно и подробно. Здесь находилась та область, в которой я могла помочь Стивену преодолеть пропасть между искусством и наукой.

Также в выходные мы докупали необходимые предметы для дома и мебель, исследовали Кембридж и его окрестности и встречались с друзьями. Однажды мы провели целую субботу в магазине электротоваров, обсуждая, можем ли себе позволить потратить на покупку холодильника на пять фунтов больше, чем планировали. Учитывая то, что зарплата Стивена, как мы, наконец, выяснили, составляла тысячу сто фунтов в год, а за аренду дома и его содержание мы платили десять фунтов в неделю, то дополнительные пять фунтов составляли значительную сумму денег. В воскресенье, если удавалось успешно извлечь «Мини» из общего гаража колледжа Гонвиля и Каюса, мы ездили по Кембриджширу, посещая церкви и деревушки и попутно присматривая дом или участок земли, который могли бы купить. Иногда нам приходилось отказаться от экспедиции из-за того, что «Мини» так забаррикадировали стареющие «Бентли» и «Роверы», что он мог быть извлечен из своего угла только при помощи подъемного крана.

Однажды в воскресенье, успешно выехав из гаража, мы решили посетить местную достопримечательность, относящуюся к собственности Национального треста[51], – аббатство Англси. Поскольку парковка находилась почти в километре от самого аббатства, я проехала мимо нее по усыпанной листьями дороге к главному входу, ожидая, что там с пониманием отнесутся к такому поступку, увидев моего частично обездвиженного пассажира. На самом деле нас встретили с нетерпимостью, граничащей с грубостью, и не позволили Стивену выйти из машины. Мы сразу же отправились домой, где я написала яростное письмо протеста – не только против недостатка удобств для инвалидов в Великобритании, но и против неуважения, с которым к ним относятся, таким образом, впервые проявив себя в качестве защитника людей с ограниченными возможностями.

Любовниц здесь предпочитали скучным, глупым женам. Член колледжа имел право пригласить за стол любую женщину – при условии, что она не являлась его женой.

Часто по воскресеньям мы оказывались неподалеку от домов наших женатых друзей как раз во время чаепития и без приглашения являлись к ним в гости, поддерживая угасающую иллюзию, что еще можем себе позволить спонтанность студенческих лет. У многих из этих друзей, которые были немного старше нас, уже появились первые дети. В связи с этим мы постепенно приобщались к их семейному стилю жизни, в особенности после того, как я стала крестной двух вышеупомянутых малышей, что меня восхитило и немного озадачило. В то же время Стивен все больше погружался в жизнь сообщества научных сотрудников колледжа Гонвиля и Каюса. Субботним вечером в октябре я пошла вместе с ним на церемонию посвящения новых членов колледжа, проходившую в часовне. Капеллан предложил мне пронаблюдать за церемонией с хоров, а потом пригласил меня, жену сотрудника, в моей будничной одежде, отужинать за столом для почетных гостей. Это был беспрецедентный поступок: во всех колледжах Кембриджа испокон веков установлено, что жены не имеют права сидеть за этим столом. Стол предназначался для членов колледжа, культивирующих собственную значимость с такой же неустанной заботой, с какой филателист пополняет свою коллекцию, а заводчик почтовых голубей выводит новую породу. За столом всегда обсуждался самый интригующий предмет – их собственные персоны, о которых они могли пространно рассуждать, избегая необходимости говорить о предметах, знакомых им недостаточно. Любовниц здесь предпочитали скучным, глупым женам. Член колледжа имел право пригласить за стол любую женщину – при условии, что она не являлась его женой. Само собой разумелось, что студентам также запрещено сидеть за Высоким Столом. В тайне от руководства этот капеллан-раскольник нарушил оба священных правила.