Читать онлайн «Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929». Страница 61

«На 1 декабря 1925 года общее число специальных киноустановок для сельских местностей достигало 1200, из которых на долю автономных республик приходилось 99, на Сибирь — 55, на долю Дальнего Востока — 20, на Монголию — одна. <…> Самое широкое развитие сельские установки получили в настоящее время в районе Москвы»[159].

Вначале Советское правительство склонялось к использованию проекционной аппаратуры «Пате Бэби», которая была в то время единственной узкопленочной, но от нее отказались, так как в прокате не было фильмов, снятых на узкой пленке. Начало этому проникновению в сельские местности, отмечают Маршан и Вейнштейн, было положено «вагонами с киноустановками, которые предназначались для обслуживания населенных пунктов, расположенных вблизи от железнодорожных магистралей, кинопередвижками на автомашинах, отлично функционировавшими, несмотря на плохое состояние, а также на то, что установки для выработки электроэнергии приходилось перевозить на лошадях…»

Ввод в эксплуатацию первых кинопередвижек был отмечен как большая победа в августе 1922 года в одном из номеров «Киноправды» Дзиги Вертова. А между тем примитивный кинопроектор и жалкий керосиновый двигатель, перевозимый в комически выглядевшем фургоне с запряженными в него лошадьми, кажутся теперь предметами доисторическими. Но в 1925 году действовали уже 600 передвижных киноустановок. Некоторое их число обслуживало части Красной Армии, где еще во время гражданской войны была создана своя прокатная сеть, выпускавшая один раз в месяц киножурнал «Красная звезда».

В 1927 году в Советском Союзе насчитывалось 2579 кинотеатров (из них 2115 — в городах и 464 — в сельских местностях), то есть в два с лишним раза больше, чем в 1914 году, когда было 1045 кинотеатров на 363 тысячи мест. К началу первого пятилетнего плана кинопромышленность опережает многие отрасли народного хозяйства, в том числе и легкую промышленность, которым было еще далеко до уровня 1914 года.

Качественный итог на конец 1925 года был, однако, куда менее блестящим, так как очень немногие удачные фильмы, созданные ветеранами, могли выйти на уровень международного класса и особенно — соответствовать новым течениям «седьмого искусства».

В начале 20-х годов горстка тех, кому было менее тридцати (а иногда и менее двадцати), казалось, замкнулась в авангарде для посвященных, поскольку «формализм» делал работы молодежи недоступными для широкой публики. Между тем благодаря теоретическим и экспериментальным поискам Льва Кулешова, Дзиги Вертова, С. М. Эйзенштейна, Козинцева, Трауберга, Пудовкина и других советское кино решительно выдвинулось в передовую шеренгу искусства, заявив о себе «Броненосцем «Потемкин», чей выстрел потряс мир. Конечно, эти молодые люди были несправедливы к ветеранам, которые многим помогли в процессе реконструкции кинопромышленности в Советском Союзе, так как без них молодые не имели бы возможности воспользоваться материальной базой, необходимой для их авангардных замыслов.

Но справедливо также и то, что без этих дерзких молодых людей кино молодой Советской страны рисковало быть закутанным в саван отживших традиций. Нам предстоит, таким образом, заняться подробным изучением всего того, подчас необычного, что внесло молодое поколение кинематографистов в основанное ими советское кино как современное искусство высшего международного класса, возникшее посреди многочисленных авангардистских теорий — футуризма, конструктивизма, эксцентризма и т. д…

На фоне малозначительной традиционной кинопродукции понятны решительные заявления молодежи о «полном разрушении», о войне старому кино, старшему поколению. Об этом свидетельствует поэма Дзиги Вертова, написанная в футуристическом стиле в 1922 году и ставшая одним из первых документов новаторской группы Киноков.

«…Вы — кинематографисты: режиссеры без дела и художники без дела, растерянные кинооператоры и рассеянные по миру авторы сценариев,

Вы — терпеливая публика кинотеатров с выносливостью мулов под грузом преподносимых переживаний, Вы — нетерпеливые владельцы еще не прогоревших кинематографов, жадно подхватывающие объедки немецкого, реже американского стола —

Вы ждете, обессиленные воспоминаниями, вы мечтательно вздыхаете на луну новой шестиактной постановки… (нервных просят закрывать глаза).

Вы ждете того, чего не будет и чего ждать не следует.

Приятельски предупреждаю:

Не прячьте страусами головы.

Подымите глаза.

Осмотритесь —

Вот!

Видно мне

и каждым детским глазенкам видно:

вываливаются внутренности,

кишки переживаний

из живота кинематографии,

вспоротого

рифом революции.

Вот они волочатся,

оставляя кровавый след на земле,

вздрагивающей от ужаса и отвращения.

Все кончено» [160].

Этот футуристический манифест обретает свой смысл в условиях Советской страны, какой она была в 1923 году. Когда Дзига Вертов говорит о «нетерпеливых владельцах еще не прогоревших кинематографов, жадно подхватывающих объедки немецкого, реже американского стола», то целится он в нэпманов, наводняющих советские экраны посредственными американскими или немецкими фильмами, закупленными, как правило, в Берлине. И Вертов видит в художественном и идеологическом ничтожестве выпускаемых фильмов подтверждение «смертного приговора, вынесенного в 1919 году Киноками всем без исключения фильмам, идущим на экранах, — приговора, все еще действительного сегодня» (то есть в 1922 году.—Ж. С.).

Итак, Дзига Вертов и его Киноки осуждали всякую постановку, то есть обращение к сценарию, к актерам, к декорациям, к павильону киностудии с его съемочной площадкой и т. д. Прежде чем перейти к изучению выводов, которые он сделал на основе этих теоретических положений, нам следует знать режиссерскую судьбу Дзиги Вертова, приведшую его к подобной концепции.

Дзига Вертов едва достиг совершеннолетия, когда в России произошла революция. Он родился 2 января 1896 года в Белостоке. Фамилия его родителей, библиотекарей, — Кауфман. У них было три сына. Второй сын, Михаил Кауфман (родился 5 сентября 1897 года), впоследствии стал кинематографистом и ближайшим сотрудником своего старшего брата. Младший, Борис Кауфман (гораздо моложе братьев), стал в 1930 году оператором французского кинорежиссера Жана Виго, затем во время второй мировой войны уехал в США и стал там известнейшим кинооператором.

В 1915 году, спасаясь от наступающих по территории Польши немецких армий, супруги Кауфман вместе с тремя сыновьями покинули Белосток и поселились в Москве. Старший сын в десятилетнем возрасте начал писать стихи. Приступив в Москве к занятиям медициной, он завязал знакомства в кругах футуристов, наиболее ярким представителем которых был Владимир Маяковский. Тогда-то он и придумал себе псевдоним Дзига Вертов.

Слово «дзига», производное от украинского слова, обозначающего куклу, истолковывалось и как непрерывно вращающееся колесо. Оно напоминало также слово «цыган». Фамилия Вертов происходила от русского глагола «вертеть» — кружиться вихрем, вертеться, вращаться вокруг оси, делать поворот. Мысль о вечном движении и определила выбор этого псевдонима, звучного и блестящего. Именно в это время молодой Вертов — Кауфман начал интересоваться кино, и к киноискусству его привела футуристическая литература.

Октябрьскую революцию Вертов принял с энтузиазмом, попросив советские правительственные органы дать ему работу в области кино. Так началось его сотрудничество в «Кинонеделе». В принципе этот киножурнал и был еженедельным (его первый номер вышел 1 июня 1918 года), и до конца года журнал появлялся на экранах более или менее регулярно, но в 1919 году острый недостаток кинопленки привел к тому, что своевременный выход «Кинонедели» нарушился. За год удалось выпустить только четырнадцать номеров.

Вначале работа у Вертова в «Кинонеделе» была административной. В московском Кинокомитете он познакомился с Л. Кулешовым, частые встречи и беседы с которым, возможно, и помогли ему осознать важность монтажа. В дальнейшем монтажеру «Кинонедели» пришлось стать руководителем киносекции Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.

Первые номера «Кинонедели» мало чем отличались по технике съемок хроники от киножурналов «Пате» или «Гомон», выходивших в 1918 году. И тем не менее содержание номеров «Кинонедели» было захватывающим, так как в них день за днем прослеживались события гражданской войны. Вот, например, содержание одного из номеров за август 1918 года:

«Отъезд моряков на фронт. Бои с чехословацкими воинскими частями в районе Казани. Страшная железнодорожная катастрофа около Москвы. Похороны видного большевика Урицкого. Взрыв на складе боеприпасов в Киеве. После одной из побед над белогвардейцами Красная Армия входит в наполовину разрушенный и сожженный Ярославль».