Читать онлайн «Психиатрия войн и катастроф. Учебное пособие». Страница 90

– создание альтернатив по различным предлагаемым решениям, которые позволяют разрушить корыстные намерения манипулятора сознанием;

– поиск корня проблемы с целью ухода от ее ложной трактовки;

– смена языка, т. е. отказ от языка, на котором манипулятор излагает проблему, неприятие его терминологии и понятий; изложение того же самого, но другими, более понятными («простыми») словами.

Вообще, развитая способность наблюдать, сопоставлять факты, самопознание, рефлексия, чувство юмора в отношении себя и окружающих, как представляется, составляют основу независимости суждений и, следовательно, свободы личности.

Несмотря на активное развитие Интернета, до настоящего времени особое значение при информационных войнах (информационно-психологическом воздействии) имеют традиционные СМИ. С учетом негативного влияния на людей, особенно детей, такого рода воздействий во многих странах мира уже приняты соответствующие законы, в которых постулируются ряд обязательных требований к СМИ и телевидению (Баришполец В. А. [и др.], 2012):

– давать правдивую, объективную и беспристрастную информацию;

– четко и определенно разделять информацию и мнение с точным указанием лиц или организаций, которые данное мнение высказывают;

– при наличии сообщений, по которым в обществе имеются разногласия, предупреждать о различии позиций социальных групп и общественных движений;

– на государственном телевидении предоставлять время для свободного изложения программ и точек зрения всех парламентских партий и фракций (пропорционально числу полученных в ходе выборов мандатов), а другим политическим партиям и движениям, профсоюзам и ассоциациям – согласно критериям, согласованным с наблюдательными советами;

– соблюдать право граждан, общественных и государственных организаций на опровержение неверной информации на том же канале и в то же время;

– соблюдать право неприкосновенности личного образа;

– установить обязательные квоты для демонстрации отечественных произведений культуры, а также ограничение времени для показа рекламы в течение суток и в течение одного часа.

В. А. Баришполец [и др.] (2012) справедливо отмечают острую необходимость распространения этих требований и на отечественные СМИ, в особенности телевизионные, разработки эффективных законов, которые бы не позволяли втягивать в мистические и эзотерические группы и движения, деструктивные секты детей, подростков, людей с психическими нарушениями и отклонениями. Специалисты СМИ должны учитывать это законодательство при создании своих программ и передач, публикации книг и статей, посвященных соответствующим учениям и практикам. При этом отношение к подобным явлениям должно быть не пассивным (под известным «аргументом» защиты демократических основ), а наступательным, направленным на нейтрализациию негативных последствий при изложении в СМИ различного рода деструктивных, мистических и эзотерических учений, включая самый широкий круг апробированных практикой методов – от ограничения доступа в СМИ наиболее одиозных из них до представления альтернативных точек зрения.

Вопросы совершенствования организации оказания психиатрической помощи в локальных вооруженных конфликтах остаются крайне актуальными. С одной стороны, в последние десятилетия резко возросло их число, с другой – существенно изменилась структура санитарных потерь психиатрического профиля в сторону увеличения расстройств пограничного уровня (при значительном уменьшении реактивных психозов), что повлекло за собой необходимость внесения корректив как в организацию оказания психиатрической помощи, так и в подготовку кадров.

Система организации психиатрической помощи определяется не только структурой санитарных потерь, но и характером ведения боевых действий, используемых медицинских сил и средств, особенно передового района, специфики ТВД (географических, природно-климатических, культуральных, профессионально-бытовых и др.), а также политическими целями вооруженного конфликта, непосредственно отражающимися на морально-психологическом состоянии личного состава воюющих сторон. Следует учитывать и тот факт, что современные виды оружия (ракетное, лазерное, объемное, высокоточное и др.), в том числе целенаправленное информационное воздействие, обладают особо выраженным психологическим воздействием на военнослужащих.

Вопросы изучения клинических аспектов боевой психической травмы, организации психиатрической помощи личному составу, величины и структуры санитарных потерь психиатрического профиля всегда занимали важное место в многочисленных трудах отечественных и зарубежных авторов. Вместе с тем до настоящего времени не разработана единая система взглядов на существо рассматриваемой проблемы. Успешное решение этой задачи, создание концептуально новой модели организации психиатрической помощи в локальных войнах и вооруженных конфликтах невозможно без анализа опыта ее оказания (прежде всего, отечественного) в войнах XX в.

В вопросе организации психиатрической помощи в период боевых действий работы отечественных психиатров во многом являются приоритетными. Официальным рождением термина «военная психиатрия» в России можно считать 3 (16) января 1910 г., когда на III съезде отечественных психиатров по инициативе В. М. Бехтерева состоялось заседание специальной военной секции, на которой рассматривался опыт организации психиатрической помощи в период Русско-японской войны. С этого времени военная психиатрия была выделена в самостоятельный раздел психиатрии.

Русско-японская война занимает особое место в становлении системы оказания психиатрической помощи военнослужащим в условиях боевых действий. Именно в этот период впервые были заложены клинико-организационные основы военной психиатрии. В сложившейся тогда системе медицинского обеспечения военного времени оказание психиатрической помощи не было предусмотрено. Положение осложнялось еще и тем, что в Забайкалье и Приамурье отсутствовали военно-психиатрические лечебные заведения. Поэтому весной 1904 г. была создана специальная комиссия, которой руководил В. М. Бехтерев. Комиссия разработала план организации психиатрической помощи на ТВД, согласно которому предлагалось устройство двух типов лечебных заведений для душевнобольных военнослужащих: лечебных стационаров, расположенных вблизи от действующей армии (для больных, требующих стационарного лечения на протяжении 1–2 мес., с последующим решением вопроса о возвращении их в строй или эвакуации во внутренние округа); этапных пунктов (приемные покои) для кратковременного помещения больных, нуждающихся в отправке в психиатрические отделения госпиталей глубокого тыла. Лечебные стационары, каждый на 50 коек, решено было организовать в Харбине, Чите, Нерчинске и Верхоудинске, а этапные пункты разместить вблизи железных дорог. Кроме того, при полевых лечебных учреждениях предполагалось иметь психиатрические покои для первичного осмотра, предварительной диагностики и максимально быстрого отправления душевнобольных в ближайший психиатрический стационар. Таким образом, создавалась возможность непрерывного наблюдения за каждым больным от передовых позиций до центральных районов России (принцип преемственности оказания помощи).

В. М. Бехтерев внимательно следил за организацией данной работы, и в дальнейшем (в 1909 г.), после избрания его руководителем III съезда психиатров, он включил в программу предстоящего съезда доклады, посвященные наиболее актуальным вопросам военной психиатрии. В докладах, в частности, указывалось на необходимость существования полевых подвижных психиатрических лазаретов, наличия психиатров в каждой дивизии (принцип приближения психиатрической помощи к передовым районам) и «полевого психиатра» – для общего руководства психиатрической помощью в условиях боевых действий. Оживленные прения завершились принятием резолюции, в которой констатировалось, что съезд «признает недопустимым повторение неподготовленности к призрению и эвакуации душевнобольных, обнаружившейся в начале бывшей войны, и считает необходимым впредь выработать заблаговременно соответствующую организацию этого дела».