Читать онлайн «Немецкие бронетанковые войска. Развитие военной техники и история боевых операций. 1916–1945». Страница 73

Персональные перестановки произошли и на Кавказе. Гитлер решил возложенное им на себя 9 сентября «руководство» группой армий «А» передать 22 ноября генерал-полковнику фон Клейсту. Командующим 1-й танковой армией стал ранее командовавший 3-м танковым корпусом генерал фон Макензен.

В качестве боевой задачи группа армий «Дон» получила приказ Гитлера: «…остановить вражеское наступление и… вернуть захваченные неприятелем территории…» Для этого в распоряжение группы армий был предоставлен штаб и придана одна дивизия. Гитлер и его советники вновь не хотели понимать всей серьезности положения. Вместо того чтобы отдать приказ 6-й армии тотчас же нанести удар по прорвавшему фронт неприятелю мобильными (танковыми и моторизованными) дивизиями и установить связь с германскими войсками западнее котла, он передал по радио совершенно непредставимое для профессиональных военных указание: «Занять круговую оборону и ожидать приказов!»

Между тем ситуация в Сталинграде и западнее Дона ухудшалась день ото дня. Фельдмаршал фон Манштейн принял решение задействовать 57-й танковый корпус (под командованием генерала Кирхнера) с подошедшей с Кавказа 23-й танковой дивизией, а также прибывшую из Франции 6-ю танковую дивизию (генерала Рауса) для пробития «коридора» в Сталинград. При этом он пошел на чрезвычайный риск уничтожения всех своих значительно потрепанных в сражениях западнее Дона частей, чтобы помочь 6-й армии. Общее руководство операцией должен был осуществлять штаб 4-й танковой армии. Мнение, что для проведения операции необходимо привлечь и 48-й танковый корпус (с 11-й танковой дивизией), которым теперь командовал генерал фон Кнобельсдорф, было отвергнуто, поскольку ситуация требовала его присутствия на разорванном фронте на Чире.

6-я танковая дивизия имела в своем составе более 160 танков и 40 штурмовых орудий: 23-я танковая дивизия была сильно потрепана в боях, но получила 23 новых танка для пополнения своего вооружения.

57-й танковый корпус должен был действовать на направлении главного удара, наступая вдоль железной дороги от Котельникова в направлении станции Тундутово, северо-западнее которой надеялся пробиться к 6-й армии. Фланги наступающих должны были прикрывать румынские, а далее к северу германские части. Глубина наступления составляла около 120 километров. Неприятель был готов к нему и обладал численным превосходством[266]. Гитлер настойчиво требовал выполнить его весьма трудную задачу — силами двух танковых дивизий прорвать фронт неприятельской армии, установить связь с окруженной группировкой и поддерживать его открытым для выхода окруженных сил.

Наступление началось 12 декабря вполне успешно, к вечеру этого дня передовые части достигли реки [Есауловский] Аксай. Но русские реагировали весьма быстро. В последующие дни в районе поселка Верхне-Кумский разгорелось весьма ожесточенное танковое сражение, которое осложнилось участием русской пехоты[267]. 17 декабря в бой вступила не вполне боеспособная 17-я танковая дивизия (под командованием генерала фон Зенгер унд Эттерлина) из состава группы армий «Центр». Этим двум дивизиям, 6-й и 17-й, удалось 19 декабря овладеть этим населенным пунктом. Сражения на рубеже реке Мышкова продолжались до 23 декабря, поскольку противник постоянно вводил в бой новые танковые силы. В этот день совершенно неожиданно поступил приказ штаба группы армий одну из танковых дивизий срочно перебросить для выполнения другого задания [по отражению прорыва советских танков на реке Чир у Обливской и Чернышевского], а остаток 57-го танкового корпуса отвести назад, за реку Аксай. Учитывая неопределенность общей ситуации группы армий, генерал-полковник Гот определил для приказанной переброски свою сильнейшую дивизию, то есть 6-ю танковую дивизию. Тем самым «освободительное наступление» 4-й танковой армии было завершено (провалилось. — Ред.).

Причина этого заключалась в новом глубоком прорыве русских на широком фронте в районе среднего течения Дона через фронт итальянской 8-й армии в направлении на Ростов-на-Дону. Далеко идущей целью этого прорыва было окружение всех германских и союзнических сил на юге России. Гитлер высказывал свою озабоченность подобным развитием событий еще в августе, но командование войсками почему-то не приняло во внимание подобные опасения. Теперь он снова был вынужден принимать решения, чтобы избежать могущей разразиться катастрофы; но в ситуации, когда отсутствовали сколько-нибудь сильные оперативные резервы. Все мобильные соединения Гитлер рассеял на пространстве вплоть до Грозного или бросил их в уличные бои в Сталинграде.

Им стал прорыв 16 декабря итальянского фронта на Дону на участке от станицы Вешенская до района севернее поселка Новая Калитва. За 9 дней русская 5-я танковая армия проделала с боями путь в 180 километров до станицы Тацинская, отстоящей от Ростова-на-Дону всего лишь на 170 километров[268].

Если бы неприятелю удалось занять город Ростов-на-Дону, расположенный в низовьях реки, и перекрыть все переправы через Дон, то все пути отступления группы армий «А» с Кавказа были бы перерезаны, а сама группа армий оказалась бы изолированной от германской армии на Востоке.

Теперь германское командование со всей ясностью осознало критичность ситуации, в особенности после того, как румынские соединения армейской группы «Гот», предпринявшие было новое наступление, оказались прорванными и уничтоженными неприятелем. При этом в водовороте бегущих итальянских и румынских частей особую эффектив ность в многонедельных боях показали германские войска и их командование. При взаимной поддержке всякого рода удалось залатать абсолютно разорванный фронт и, временно отклонив его на запад, воссоздать нечто вроде наполовину закрытого фронта.

В конце декабря ситуация выглядела следующим образом:

4-я танковая армия Гота сражалась южнее Дона в междуречье Сала и Маныча, отражая наступление трех русских механизированных корпусов. Севернее Дона держала оборону на реке Цимла недавно образованная оперативная группа «Холлидт», удерживавшая фронт, обращенный на восток, против трех русских полевых армий. В верховьях реки Цимла германский фронт, не обремененный никакими естественными препятствиями, круто поворачивал на запад, где его энергично атаковали четыре неприятельских танковых корпуса и один стрелковый корпус. Примыкая к нему с запада, оборонялась также недавно образованная оперативная группа «Фреттер-Пико», в соответствии с приказом удерживая в излучине реки за Калитвой по обе стороны от Миллерово подступы к чрезвычайно важному Донецкому бассейну. Восточнее Старобельска усиленная 19-я танковая дивизия удерживала в усиленно маневренном противостоянии с противником брешь во фронте, возникшую вследствии развала итальянской 8-й армии. Еще дальше к северу сражались другие заградительные части, сохранявшие контакт с еще удерживавшимся на Дону итальянским Альпийским корпусом, не имевшим возможности отхода.

Особенно сильным было вражеское давление на группу армий «Дон» и на оперативную группу «Фреттер-Пико» группы армий «Б». Русское командование явно считало своей задачей занять Донецкий бассейн и Ростов-на-Дону и тем самым окружить отправленную Гитлером глубоко на Кавказ и застрявшую там группу армий «А» и уничтожить ее.

Под давлением развития событий, виновником которого он был сам, Гитлер 28 декабря принял решение уступить постоянным настояниям начальника Генерального штаба сухопутных сил и отвести войска с Кавказа. Однако восточный фланг группы армий «А» (40-й танковый корпус в составе 3-й и 13-й танковых дивизий) все еще находился в районе перед Моздоком, то есть на расстоянии примерно в 600 километров до мостовой переправы в Ростове-на-Дону, тогда как русские уже были южнее реки Сал и до Ростова им оставалось около 100 километров. Если бы они прорвали фронт находившейся в этом районе ослабленной 4-й танковой армии, то все наземные пути передвижения на запад для 1-й танковой армии и 17-й армии оказались бы перерезанными. Гитлер занимался какой-то изматывающей нервы игрой, в которой нельзя было ничего выиграть, но проиграть — очень многое. Мотивы его были и остаются неизвестными. Возможно, они были не только дилетантскими, если не сказать «преступными», но происходили от его болезненной навязчивой идеи собственной гениальности, которой он, возможно, оказался подвержен со времен крупных успехов в 1939–1940 годах.

Удивляет и то, что не только ближайшие военные советники Гитлера, Йодль и Кейтель, но даже его главный адъютант Шмундт не имели никакой возможности повлиять должным образом на положение дел. Так что с полным правом Эдди Бауэр «проклинает» оперативные «методы отношений, практиковавшиеся в Верховном главнокомандовании вермахта».