Читать онлайн «Революционный террор в России, 1894— 1917». Страница 44

И власти, и его товарищи из преступного мира видели в нем отчаянного атамана, а в его соратниках — шайку грабителей и бродяг. Зимой 1906 года, после того как один из его людей предал его полиции за десять тысяч рублей, Котовского судили не как политического преступника, а как обычного уголовника(123). Его стиль жизни, манеры и даже речь (его лексикон изобиловал уличным и тюремным жаргоном) заставляют думать, что таковым он и являлся. Такое заключение подкрепляется и тем фактом, что даже после революции 1917 года, когда все политические преступники, попавшие в тюрьмы при царском режиме, вышли на свободу, независимо от характера их преступлений, Котовский продолжал отбывать тюремное заключение как обычный бандит и главарь шайки грабителей(124).

С нарастанием революционной волны после 1905 года многие боевики, даже те, которые раньше изо всех сил пытались показать себя борцами за свободу, а не налетчиками и грабителями, отказались от попыток объяснения своих действий теоретическими принципами. Единственным их оправданием участия в революционном бандитизме стало утверждение, что они якобы хотят помочь своим товарищам провести в жизнь идеалы революционной утопии. Они открыто признавались: «Мы в теориях слабо разбираемся и партийную работу вести не способны. Ничем другим кроме добытых эксами денег мы полезными быть не можем»(125).

И все же были некоторые анархические и малоизвестные революционные организации, искренне пытавшиеся выработать убедительное теоретическое обоснование своей политики экспроприации. Главной причиной выдвигалось то, что вместо того, чтобы унижаться перед либералами до просьб о денежном вспомоществовании или зависеть от пожертвований и без того обделенных пролетариев, революционеры должны жить за счет капиталистов — богатых купцов, землевладельцев, хозяев магазинов и других буржуе в-эксплуататоров. Экспроприируя их деньги и имущество, радикалы должны были содержать себя — профессиональных революционеров — и закупать оружие и взрывчатку, необходимые для борьбы с государством и с буржуазией(126).

В анархическом лагере радикалы никак не могли прийти к общему пониманию того, насколько настойчивы должны они быть в проведении программы экономического террора. В то время как чернознаменцы утверждали, что рабочие должны продолжать работать на фабриках и в мастерских, несмотря на эксплуатацию и несправедливость, приверженцы группы «Безначалие» заявляли, что настоящий анархист не должен принимать участие в капиталистическом производстве, потому что этим он усиливает ту же самую буржуазию, которая подлежала безжалостному уничтожению. Более того, безначальцы настаивали на том, что последовательный революционер не должен поддерживать существующую экономическую систему покупкой необходимых ему товаров; вместо этого он должен добывать средства к существованию экспроприацией частной собственности эксплуататоров и угнетателей(127). Подобные настроения существовали и в других группах анархистов-коммунистов, и в малоизвестных экстремистских группировках, таких, как «Непримиримые» в Одессе. Говоря о необходимости налетов на торговые склады и магазины, они заявляли, что «воровство… только продукт существующего политического порядка [и потому] не преступление»(128).

Невозможно точно сказать, сколько денег было экспроприировано анархистами по всей России в первом десятилетии XX века, потому что очень немногие из тех групп, которые занимались экспроприациями, считали нужным вести учет приходов и расходов. И все же мы можем судить о размерах ущерба, причиненного анархистскими экспроприациями, по многочисленным газетным сообщениям о крупных грабежах, таких, как налет анархистов-синдикалистов на почтовый вагон в бессарабском городе Хотине 17 октября 1908 года, когда они скрылись почти с 80 000 рублей. В похожем случае группа анархистов-коммунистов захватила 60 000 рублей из государственных средств на Верхнеднепровской железнодорожной станции(129). Надо еще принять во внимание и серьезные потери государственных денег в результате нападений на казенные винные лавки, а также в результате хищений оружия и взрывчатки из оружейных складов и военных арсеналов(110).

Ущерб, причиненный налетами анархистов на общественную собственность, был особенно значителен на окраинах, где среди разливающейся после 1905 года анархии радикалы систематически совершали экспроприации средств любых имевших таковые учреждений. Для многих экстремистов любое образовательное, культурное или даже благотворительное заведение было частью ненавистного социально-политического строя. В письме к товарищам анархист из Грузии с гордостью писал, что «грабежи идут по-старому. 20 сентября в Тифлисе ограбили массу учреждений, в том числе и… гимназию»(131).

Большинство анархистских экспроприации, однако, были нападениями на частных лиц и частную собственность, во многом из-за того, что эти мишени охранялись не так строго, как финансовые учреждения, и риск попасться был невелик. В то же самое время и прибыли от таких экспроприации имущества буржуазии было значительно меньше, чем от налетов на государственные банки и почтовые таможни. Конечно, террористы иногда получали значительные суммы легко добытых денег после нападений на крупные частные предприятия, такие, как сахарный завод в Киевской губернии, откуда они унесли десять тысяч рублей наличными(132). Так же часты были и попытки экспроприации средств у различных кооперативов рабочих и ремесленников. Эти артели, организованные для облегчения сезонного труда, часто собирали несколько тысяч рублей к моменту окончания работ(133). Большей же частью, однако, анархисты и члены малоизвестных экстремистских групп выбирали для своих действий более скромные объекты, предпочитая лавки, мастерские и частные дома, откуда у них было больше шансов скрыться невредимыми с хоть какими-то деньгами. Поскольку ресурсы у них быстро кончались, эти радикалы постоянно искали новые источники немедленного дохода и частотой своих налетов компенсировали небольшие размеры добычи.

Анархисты направляли свои основные усилия против представителей буржуазного общества, которых они считали виновными в явной эксплуатации. 21 марта 1908 года в Варшаве, например, анархо-коммунистическая группа, называвшая себя Интернационалом, совершила взрыв перед дверью квартиры, принадлежавшей купцу Люцеру Царкесу, и забрала у него 2 800 рублей(134). В этом же городе анархисты осуществили подобный налет на контору банкира по фамилии Бернштейн, которого под дулом пистолета (два браунинга были приставлены к его вискам) заставили выдать 1 200 рублей(135). В Центральной России анархисты действовали тем же способом. Среди многочисленных достижений беглого матроса Филиппова был взлом дома пожилой богатой вдовы около Калуги. После того как он задушил хозяйку дома и ее садовника, Филиппов и его шайка скрылись с крупной суммой денег и многими ценностями(136).

Можно до бесконечности продолжать список экспроприации денег и имущества у лиц, которых анархисты считали угнетателями народа, причем в их число входили собственники любого рода, вплоть до владельцев мелких лавок(137). Это не означает, однако, что экстремисты удовлетворялись просто тем, что грабили награбленное, поскольку наряду с конфискацией собственности богачей и представителей среднего класса анархисты проделывали то же самое с чиновниками низших рангов, священниками и вообще со всеми, обладающими хоть каким-то имуществом. Хотя такие лица обычно не несли никакой ответственности за экономическую эксплуатацию пролетариата, они были смертельными врагами экстремистов просто в силу занимаемого ими положения в обществе(138).

Бедняки тоже нередко подвергались опасности нападений экстремистов: так, старая женщина, продававшая лимоны на улицах Одессы, была убита анархистами(139). Анархисты же украли фонд заработной платы у кассира петербургской фабрики — деньги, которые должны были быть выплачены рабочим на следующий день(140). В Туруханском крае группа ссыльных анархистов-коммунистов и других радикалов убила и ограбила полицейского, который, как знали экспроприаторы, вез государственные деньги для таких же ссыльных, как они сами(141). Эта последняя экстремистская группа заслуживает особого внимания, поскольку в августе 1908 года после первого грабежа в ссылке примерно двенадцать ее членов стали бродить по окрестным деревням и в течение шести месяцев терроризировали местное население. Описание их действий поражает обилием убийств и грабежей. В декабре они сначала освободили двух своих арестованных товарищей в деревне Сумарокове, убив и ранив двух охранников и трех прохожих, а затем предприняли целую серию нападений: ограбили нескольких жителей деревни, убили полицейского, освободили нескольких других политических заключенных и ранили казака. Потом они совершили налет на почтовую контору в деревне Чулково, взяв 193 рубля наличными, захватили оружие и теплую одежду в соседних поселениях и ограбили еще человек двенадцать. В конце месяца группа прибыла в пункт своего следования — в город Туруханск, и там ее члены освободили из тюрьмы политического преступника, убили полицейского, двух казаков, купца, подозреваемого предателя среди местных ссыльных и ограбили еще одну почтовую контору. Перед тем как покинуть Туруханск, они украли шесть фунтов пороха и разоружили всех жителей Туруханска. По пути группа ограбила еще семерых и подожгла дом человека, отказавшегося дать им оленей. За несколько дней до того, как они были арестованы военным отрядом, посланным властями для наведения порядка в крае, эти экстремисты, называвшие себя борцами за свободу, совершили свой последний акт: они похитили одного купца, у которого они уже забрали 1500 рублей, и потребовали дать им еще денег. Когда тот отказался, радикалы стали пытать его, отрезав ухо, обдирая кожу и обливая его кипятком. Поскольку он все равно не давал требуемых денег, революционеры его убили(142). Хотя подобные зверства и были исключением(143), вымогательство было обычным средством анархистов и других внепартийных экстремистов для добывания денег. Именно они наиболее часто прибегали к шантажу, рассылая письменные мандаты и уведомляя адресатов о том, что они должны пожертвовать определенную сумму денег на дело революции до такого-то числа, в случае же отказа они будут убиты. Требования колебались от 25 до 25000 рублей(144). Экстремисты использовали и другие способы вымогательства. Группа, называвшая себя «Анархисты-шантажисты-Черный сокол», возникла в Одессе в 1906 году, и главной ее тактикой было собирание (или выдумывание) информации, компрометирующей определенных лиц, которым потом предлагалось заплатить деньги в обмен на обещание сохранить эти сведения в тайне(145). В других случаях радикалы даже не утруждали себя формальными письмами, они просто появлялись на пороге домов своих жертв, размахивая револьвером и крича: «Деньги или жизнь!»(146) Неудивительно, что граждане, считавшие себя потенциальными жертвами вымогателей, быстро сообразили, что безопаснее хранить большие деньги в банке, а дома держать суммы, необходимые только на ежедневные расходы. Поэтому анархистам редко удавалось получить много денег при первом визите, но они стали, предъявив свои требования, договариваться о повторном посещении(147). В основном жертвы предпочитали соглашаться на требования экстремистов, поскольку большинство отказов влекло немедленное возмездие, часто в виде бомбы, брошенной в дом или в контору упрямого купца или хозяина магазина, в наказание ему и в предостережение другим(148).