Читать онлайн «История психологии». Страница 31

Итак, истоки психологии как научной дисциплины разнородны и неоднозначны. Если к началу XX в. такая дисциплина кое-где и существовала, ее содержание не было единообразным. По боль- щей части занятия психологией продолжались вне определенных дисциплинарных рамок. Однако все, кого интересовала психология, смотрели на Германию, где, казалось, была создана модель психологии как строгой науки. Тем не менее даже в Германии существовали разные мнения по поводу форм, которые должна принимать эта наука. Кроме того, здесь, как и во всем мире, психология вырастала не только из академических споров, но и из реальных проблем — социальных, медицинских и педагогических.

Немецкое общество высоко ценило ученость и образованность, поэтому в университетах были введены гуманитарные и естественные науки. Приют им нашелся на факультетах философии (всего к началу XIX в. в университетах существовало четыре отделения: юриспруденции, медицины, теологии и философии). Там ученые могли работать относительно свободно, не испытывая большого давления извне. В первой половине XIX в. психология уже привлекала к себе исследователей, хотя в отличие, скажем, от филологии, институционально еще не выделилась в самостоятельную дисциплину. В Кёнигсберге Гербарт выступал в защиту психологии «как науки», — хотя сам возглавлял философскую кафедру, а интересовался по большей части педагогикой, — и позднее на него ссылались как на психолога. В Лейпциге Эрнст Вебер проводил эксперименты по дифференциации осязательных ощущений под эгидой физиологии (в то время, однако, не считалось, что его исследования имеют большое значение для психологии в широком смысле слова). Тем не менее в конце века именно философия и экспериментальные работы стали почвой, на которой возникла так называемая «новая психология». Как показывает карьера Вундта, изначально новая психология была попыткой улучшить философию с помощью научных методов, а вовсе не заменой философии на другой, естественно-научный подход к сознанию. Несмотря на то, что естественные науки приобрели на протяжении XIX в. огромный авторитет, и часто в ущерб философии, все немецкие естествоиспытатели изучали философию, и многие стремились к синтезу науки и философии. Это, безусловно, справедливо и в отношении Вундта.

Вильгельм Вундт (Wilhelm Wundt, 1832–1920) изучал медицину в Гейдельберге в 1850-е гг. Уже тогда он считал карьеру врача плохой заменой тому, о чем действительно мечтал, — научным исследованиям; это чувство усилилось после занятий в физиологической лаборатории Дюбуа-Раймона в Берлине. Около 15 лет он преподавал в Гейдельберге и написал несколько руководств по физиологии, психологии и философии, не переставая надеяться на получение собственной кафедры. Вундт также участвовал в государственной политике Бадена в роли либерального депутата от Гейдельберга. Некоторое время он проработал ассистентом Германа Гельмгольца (Hermann Helmholtz, 1821–1904) в его физиологической лаборатории. Эту работу вряд ли можно назвать настоящим сотрудничеством: Вундту слишком сильно хотелось утвердиться в качестве независимого ученого. Тем не менее именно Гельмгольц показал самый блистательный пример того, как экспериментальная физиология может снабдить психологию точным содержанием и строгими методами. В 1850— 1860-е гг. Гельмгольц и его единомышленники заложили основу того, что стало новой экспериментальной психологией. Их интересовали процессы восприятия; используя понятийный аппарат физиологии, они стали анализировать сознание путем разложения его на элементы — ощущения. Следующее поколение исследователей, называвших себя уже не физиологами, а психологами, стремилось исследовать сознание непосредственно и дать психологии предмет исследования, независимый от физиологического. Новая психология претендовала на то, чтобы отделившись от физиологии стать самостоятельной областью знания.

Гельмгольц написал влиятельную теоретическую работу, посвященную принципу сохранения энергии, лежащему в основе современного убеждения в преемственности между органической и неорганической материей (1847), а также статьи, излагающие результаты экспериментальных исследований скорости прохождения нервного импульса (1850–1852). В последних вводился измеримый физический коррелят психических процессов — время, затраченное на их осуществление. Позднее Гельмгольц опубликовал массивное и авторитетное «Руководство по физиологической оптике» в трех томах (Handbuch der physiologischen Optik, 1856–1867) и «Звуковое восприятие» (Tonempfmdungen, 1863). Эти работы стали классическими в своей области; они демонстрировали, как экспериментальные методы и физиологические понятия можно применить к анализу психологических проблем зрительного и слухового восприятия. Ученые, однако, понимали, что это в полной мере осуществимо только для узкого круга психологических вопросов — таких, над которыми работал сам Гельмгольц. Было совсем не очевидно, что тем же способом можно исследовать мышление или эмоции.

Работа Гельмгольца и его споры с другим немецким физиологом, Эвальдом Герингом (Ewald Hering, 1834–1918), по поводу механизмов зрения связали эксперименты по сенсорному восприятию с философской теорией познания. Некоторые экспериментаторы считали, что их деятельность позволяет ответить на кантовский вопрос о том, как разум может познать мир с научной точки зрения. Физиологические исследования восприятия наталкивались на серьезные проблемы соотношения физических и психических явлений, выбора физикалистского или менталистского языка описания. От принятия психики как самостоятельной реальности, казалось, зависели и надежность опыта как источника данных, и существование психологии как дисциплины. В то же время в понятийном аппарате и методологии естественных наук было заложено предположение о том, что психическое до некоторой степени определяется физическим, зависит от него. Гельмгольц и Геринг расходились во взгляде на то, насколько восприятие обусловлено врожденными мозговыми структурами. Гельмгольц считал, что перцептивный опыт воссоздается у каждого человека заново, — иными словами, что психика каждый раз соединяет элементарные ощущения в целое. Он утверждал, отчасти под влиянием Канта, что, в добавление к сенсорной информации от конкретного акта восприятия, процесс восприятия включает центральные психологические процессы, и называл эти ментальные процессы бессознательным умозаключением. Так, согласно Гельмгольцу, зрительное восприятие глубины является приобретенным и достигается при помощи бессознательного умозаключения по поводу сенсорной информации, предоставляемой бинокулярным зрением (при котором два глазных яблока слегка поворачиваются для того, чтобы сфокусироваться на объектах, находящихся на различных расстояниях). Его позицию, таким образом, можно охарактеризовать как эмпиристскую. Геринг оспаривал ее и утверждал, что восприятие обусловлено врожденными внутренними структурами, — точка зрения, которую можно назвать нативистской.

Вопросы, поднятые в этой дискуссии, были чрезвычайно сложны, и для ответа на них проводились тщательные исследования, которые могли занять всю жизнь ученого. Экспериментаторы все более и более настороженно относились к объяснениям на основе психологических процессов (таких как бессознательное умозаключение), которые лежат за пределами экспериментальных доказательств. Эта область психологии быстро превращалась в науку для специалистов-экспериментаторов. Полемика Гельмгольца и Геринга, продолжавшаяся в измененной форме в 1920-е гг. и даже позднее, была примером того, как философы и физиологи конструировали психологию как академическую естественно-научную Дисциплину. Лаборатория стала местом, где разрешались философские споры. Молодое поколение исследователей, вынужденное бороться за должности и карьеру, совершенствовало свою экспериментальную подготовку и пыталось отличиться в лабораторной работе. Надежда на то, что изучение восприятия решит спорные вопросы философии, делала подобные исследования вдвойне привлекательными. Казалось, что они объединяют строгую научную методологию и высокие идеалы университетского образования.

То же самое сочетание экспериментальных исследований восприятия с философскими дискуссиями наблюдалось и в психофизике — области, заявившей о себе после публикации книги Фехнера «Элементы психофизики» (Elemente der Psychophysik, 1860). Густав Теодор Фехнер (Gustav Theodor Fechner, 1801–1887) был неординарной личностью, выделяясь даже на фоне других представителей немецкой профессуры. Одно время он работал на кафедре физики в Лейпциге и под псевдонимом «Доктор Мизес» писал сатиры на труды натурфилософов, доказывая, к примеру, что ангелы, как самые совершенные существа, должны быть шарообразными. Под влиянием оптических экспериментов его зрение временно ухудшилось, к тому же он пережил духовный кризис; в 1839 г. он ушел с кафедры. После выздоровления он выступил с критикой материализма и выработал новое мировоззрение, в соответствии с которым духовное и материальное являлись альтернативными проявлениями одной и той же реальности. В своей книге «Зенд-Авеста» (Zend-Avesta, 1851), название которой было взято из священного текста зороастризма, Фехнер описывал Вселенную как существо, обладающее сознанием. В то же время он стремился изучать это единство материального и психического научно, через соотнесение поддающихся измерению физических изменений — например, яркости света — с психологическими — например, с распознаванием изменения яркости. Количественный анализ того, как соотносятся изменения физического стимула и изменения в его восприятии, стал называться психофизикой. Книга Фехнера привела к развертыванию многочисленных исследований. Ученые проявили заинтересованность в предмете, поскольку Фехнер сформулировал математический закон соответствия, который мог быть проверен эмпирически, и предложил общий метод точного описания психических явлений через их соотнесение с физическими изменениями, которые можно измерить объективно.