Читать онлайн «История психологии». Страница 29

Несмотря на то, что и Рибо, и Тэн обратили свой взгляд на Британию, их не интересовали работы Дарвина или Гальтона (хотя Рибо и переводил еще одного англичанина, Спенсера). При обсуждении различий между людьми Рибо опирался не на теорию изменчивости и эволюции видов, а на примеры из клинической практики, а также на медицинские понятия нормы и патологии. Это было типично для французского стиля в психологии с его ориентацией на клинический анализ, т. е. анализ отдельных случаев патологии, индивидуальных особенностей психических нарушений. Предмет психологии был построен в тесной связи с медициной, и французские теории анормальной психики создавались на основе медицинского представления о болезни. Согласно Рибо, ребенок, дикарь и безумец представляют собой три идеальных объекта научной психологии. По мнению Рибо, понять нормальную психику, которой он считал психику здорового образованного белого мужчины, можно по контрасту с психологией ребенка, дикаря, душевнобольного и женщины. Триада «ребенок, дикарь, безумец», с точки зрения французских психологов конца XIX в., представляла собой своего рода естественный эксперимент, поставленный самой природой. «Болезненные расстройства организма, влекущие за собой умственные расстройства: аномалии, монстру- озности в душевных явлениях представляют для нас ряд опытов, приготовленных природой, чрезвычайно драгоценных уже потому, что они редки» [22, с. 28]. Три его книги, посвященные расстройствам памяти, воли и личности (вышли между 1881 и 1885 гг.), представляли собой анализ естественных экспериментов — психической патологии.

Учреждение в Коллеж де Франс в 1887 г. кафедры экспериментальной и сравнительной психологии, которую возглавил Рибо, свидетельствовало об успехе, которого он добился в создании во Франции новой психологии. Рибо был эклектичным автором и не проводил самостоятельных исследований, но его публикации и его положение редактора «Философского обозрения» (Revue philosophique, осн. в 1876 г.) сделали его центральной фигурой в продвижении психологии как естественной науки. Он консультировал Бине в начале его карьеры; Бине затем основал журнал «Психологический ежегодник» (L’annee psychologique, осн. в 1895 г.), возглавил психологическую лабораторию Сорбонны (осн. в 1889 г.) и разработал тесты, с которых началось измерение интеллекта. Рибо был также связан с известным неврологом Шарко. Сделанные Шарко описания больных истерией, а также людей, находящихся под влиянием гипноза или в религиозном исступлении, были частью светской кампании против того, что эти парижские интеллектуалы рассматривали как невежество и суеверия.

Интерес к научной психологии во Франции по-прежнему поддерживался вниманием к аномальным состояниям психики. Психолог и врач Жане, сменивший Рибо на престижной кафедре психологии в Коллеж де Франс, как-то заметил, что своим существованием кафедра обязана случаям расщепления личности. Французские философы-консерваторы считали Я трансцендентальной сущностью — чем-то запредельным, что не может быть изучено наукой. В отличие от них, Жане считал, что случаи расщепления личности доказывают существование нескольких Я, а следовательно, и то, что Я является объектом эмпирическим, предметом науки, а не религии. Значение подобных рассуждений четко охарактеризовал Рибо: «вполне естественно, — писал он, — что представители старой школы, несколько растерявшиеся в новых обстоятельствах, будут обвинять сторонников новой школы в “краже Я”» [131, с. 1–2]. Жане сделал себе имя как автор длительного исследования, проведенного в больнице Гавра. В числе других пациентов больницы объектом изучения Жане была Леони, обнаружившая под гипнозом удивительные способности, а также расщепление личности. Исследование вышло под названием «Психологический автоматизм» (L’automatisme psychologique, 1889) в том же году, когда в Париже был проведен первый международный психологический конгресс. Его председателем был Шарко, а треть представленных докладов посвящались гипнозу. Корни французской психологии были, таким образом, тесно связаны с изучением состояний психики, выходящих за рамки того, что считали нормой. Только позднее, реагируя на эту ситуацию, и в особенности выступая против смешения психологических исследований с парапсихологией, психологи созвали конгресс по экспериментальной психологии. Необходимо заметить, что не только во Франции становление психологии как организованной дисциплины происходило в том числе благодаря интересу к так называемым паранормальным явлениям: первое общество экспериментальной психологии, основанное в Берлине в 1880-е гг., своей целью ставило исследования парапсихологических феноменов.

Во многом аналогичной была ситуация и в Италии. Сторонники объединения этой прежде разрозненной страны в единое государство и его последующей модернизации (многие из них были выходцами из Милана и Турина) обратились к позитивистской науке как системе убеждений, с помощью которых можно сражаться с католицизмом. Чезаре Ломброзо (Cesare Lombroso, 1835–1909), возглавивший в 1876 г. в Турине кафедру судебной медицины и социальной гигиены, выдвинул детерминистскую естественно-научную программу решения социальных вопросов. Он и его сотрудники разработали сложную аппаратуру для измерения параметров строения черепа и черт лица и собрали информацию об индивидуальных различиях между людьми, которые считали врожденными. Ломброзо также выдвинул предположение о существовании особого «преступного типа», отличающегося определенными физическими чертами и наследственной склонностью совершать преступления. Он выступал за то, чтобы юридическая наука стала частью естественной науки и, следовательно, чтобы эксперты и суд рассматривали преступление как биологическую патологию. Между школой Ломброзо, считавшей, что свойства личности передаются по наследству, и французскими медиками, психологами и социологами, подчеркивающими роль окружающей среды, разгорелись дискуссии по проблеме дегенерации, ставшие основным содержанием первых международных криминологических конгрессов, проходивших в 1890-е гг. Подобные темы, а также распространение экспериментальной психологии, поднимали интерес к естественно-научному исследованию природы человека. Сам Ломброзо с 1906 г. стал преподавать в Турине созданную им дисциплину — криминальную антропологию.

В Нидерландах, Дании и Швеции было велико влияние немецкой академической системы, и специалисты, обученные в Германии и работавшие в крупных университетах этих стран, могли использовать существовавшую организационную базу для учреждения новой научной специальности — психологии. Профессор философии в Гронингене Герард Хейманс (Gerard Heymans, 1857–1930) основал первую психологическую лабораторию в Нидерландах в 1892 г. Однако официально он считался преподавателем не «психологии», а «истории философии, логики, метафизики и науки о душе». «Наука о душе» преподавалась также и в других местах в Нидерландах, но курс Хейманса был другим: в нем психология трактовалась и как философский предмет, и как предмет эмпирический, или экспериментальный. В 1920-е гг. к лаборатории Хейманса добавились кафедры психологии в других университетах. Однако, в отличие от США, включение психологии в систему образования предоставляло ей меньше возможностей для развития, поскольку сами преподаватели все еще оставались привержены философским, моральным и религиозным представлениям о психологии. Тем не менее после 1945 г. в психологии и социальных науках в целом наблюдался значительный рост, частично потому, что голландское общество было подготовлено к тому, чтобы ориентироваться не на религиозные нормы, а на рекомендации экспертов — социологов, психологов, психотерапевтов. Альфред Леманн (Alfred Lehmann, 1858–1921), посетивший лабораторию Вундта в Лейпциге, в 1886 г. принес его экспериментальные методы в университет Копенгагена. В университете ожидали, что он свяжет свою работу с философской проблематикой, но Леманн предпочел сфокусироваться на узко психологических темах, например на узнавании — проблеме психологии восприятия, которую он по примеру британской школы интерпретировал как ассоциацию элементарных ощущений.

Национальное возрождение, распространение свободной экономической деятельности и современных научных знаний — такова была программа многих либерально настроенных людей в других странах Европы. Высокообразованные верхи общества часто обучались в немецких университетах, приобретали специализированные знания, например по экспериментальной психологии, и затем возвращались домой, чтобы внедрять научный подход к решению социальных вопросов. Даже в конце XIX в. большая часть Европы фактически оставалась аграрной, изолированной и в экономическом смысле средневековой, с редкими островками индустриализации. Молодые мужчины и женщины из таких городов, как Хельсинки (в то время Гельсингфорс, административный центр одной из российских провинций) или Бухарест, которые получили возможность обучаться за границей, в своей стране вводили психологию в качестве нового предмета, но в пределах, ограниченных местными условиями. Чтение лекций по экспериментальной психологии или о значении психологии для образования было одним из способов пробить дорогу современному образу мышления. Велик был и интерес к коллективной психологии, или психологии народов, связанный с попытками отстоять своеобразие и ценность местных национальных культур. После 1918 г., когда такие страны, как Румыния, получили политическую независимость, наблюдался некоторый институциональный рост, вызванный практическими нуждами образования и современного предпринимательства.