Читать онлайн «Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг». Страница 53

Наше культурное воспитание может даже повлиять на то, как мы смотрим фильм. В одном исследовании японские и американские студенты смотрели подводные съемки со всевозможными рыбами и растениями[474]. Затем американские студенты лучше запомнили больших рыб, в то время как японские студенты вспоминали больше деталей о фоне и отношениях между объектами. Им дали задачу на узнавание, где конкретные виды рыб были представлены на естественном фоне подводного мира либо на новом нейтральном фоне. Американские студенты узнавали вид рыбы независимо от фона, в то время как японские студенты были сбиты с толку отсутствием фона (т. е. разрушением целостности образа). В другом исследовании с привлечением представителей разных восточных народов, а также американских и китайских участников, все смотрели видеоролик про косяк рыб, где одна рыба плыла впереди остальных. Это можно было интерпретировать так, будто она ведет за собой косяк либо что она изгнана из косяка сородичами[475]. Американские студенты думали, что отделившаяся рыба, скорее всего – лидер, а китайские студенты интерпретировали ролик как фильм об одинокой рыбе, отвергнутой стаей.

Культура влияет не только на то, что мы видим, но и на то, чего мы не видим. Мы думаем, что отчетливо воспринимаем все происходящее вокруг нас, но на самом деле можем пропускать очевидные вещи, поскольку не уделяем им особого внимания. Это обнаруживается при решении задач типа «найди отличия». Посмотрите внимательно на две фотографии на рисунке 9. В них есть некоторая разница, найдите ее (ответ – в конце главы).

Рис. 9. Слепота к деталям: представители восточных культур, как правило, замечают разницу быстрее

Наша неспособность замечать разницу между изображениями называют «слепотой к изменениям» (change blindness). Действительно, у разных людей способность к обнаружению разницы неодинакова. Если вы способны целостно воспринять картинку, то вы скорее заметите разницу. А те, кто сосредоточен на отдельных элементах, потратят на это больше времени, поскольку рассматривают пространство по частям, фрагментарно. В результате они не видят леса за деревьями. Оказалось, что жители Востока быстрее обнаруживают разницу, поскольку смотрят на картину в целом. Это заметно даже по траектории движения глаз, если ее регистрировать[476]. Однако движения глаз – одна из базовых, первичных функций. В принципе мы почти не контролируем ее. Так как же культура может сформировать это?

Получается, что люди Востока и Запада видят мир по-разному? Один из возможных ответов состоит в пластичности мозга. Она позволяет развивающемуся мозгу кодировать соответствующие ощущения, формируя характер их восприятия.

Мир полон сложности и двусмысленности. В нем царит «цветущий и жужжащий беспорядок», как однажды написал Уильям Джеймс[477]. Мы стремимся придать всему смысл, организуя информацию в смысловые схемы. В большинстве случаев это происходит почти автоматически – в рамках «программного пакета» (который мы унаследовали со своими генами), организующего процессы работы мозга, порождающие определенное восприятие.

Однако прижизненный процесс познания организует наше мышление. И делает это все лучше по мере того, как мы становимся опытнее в понимании закономерностей мира. Это ведет к формированию определенных ожиданий, и человек может предсказывать события.

Вдобавок к нашим «встроенным правилам» познания мира, важнейшим источником опыта являются другие люди. Мы уже говорили о том, что младенцы ориентированы на людей с самого рождения. Нисбетт (автор вышеупомянутой книги «География мышления») уверен, что наши самые ранние контакты со взрослыми тоже формируют способ нашего видения мира. Например, восточные и западные матери по-разному общаются и разговаривают со своими младенцами. Матери США намного чаще устраивают игры, где нужно называть отдельные игрушки. Японские матери обычно вовлекают своих детей в социальные игры. Например, в одном эксперименте наблюдали, как американские и японские матери взаимодействовали со своими детьми, имея одинаковые игрушки[478].

Американские матери в два раза чаще называли игрушки и обращали внимание ребенка на качества каждого предмета. А японские матери не называли объект, но они больше вовлекали ребенка в игры с обменом вроде «на, возьми, а теперь дай мне обратно». Даже язык в этих двух культурах по-разному акцентирует индивидуальные и относительные качества предметов[479]. Наверное, поэтому восточные дети отстают от западных в сортировке объектов по категориям, зато более искусны в выделении общих свойств объектов.

Эти неодинаковые способы категоризации мира влияют и на социальные параметры. Но они не устанавливаются на всю жизнь (как данности, запечатленные в критический период).

Например, в эксперименте с праймингом две группы европейских/американских студентов попросили обводить кружком либо местоимения, выражающие независимость («я», «мое»), либо выражающие единство («мы» и «наше»). Затем испытуемые первой группы демонстрировали склонность к индивидуалистским высказываниям, а студенты второй группы тяготели к коллективным ценностям[480]. Таким образом, люди более склонны к конформизму со средой, нежели управляются глубоко засевшими установками коллективизма или индивидуализма.

Кроме того, такой же прайминг применительно к студентам из Гонконга (которые выросли под двойным влиянием восточных и западных взглядов) способен переключать их психологические установки то в сторону коллективных взглядов (если им показывали образ китайского дракона), то в сторону индивидуализма (картинка с флагом США). В этом эксперименте у групп бикультурных гонконгских китайцев были активизированы либо восточные, либо западные психологические установки, а затем рассказана история о мальчике с избыточным весом, который не может справиться с соблазном обжорства[481]. Потом их попросили оценить, насколько его проблемы с весом были следствием его собственного характера либо социальных условий, в которых он находился. И те, чья установка была задана китайским символом, оценили роль обстоятельств значительно выше, чем те, кому показали американский флаг.

Такие исследования тоже подрывают мнение о неком внутреннем Я и говорят в пользу иллюзии Я. Если мы настолько восприимчивы к давлению коллектива, влиянию прайминга, стереотипов и культурных особенностей воспитания, то мнение о неизменном Я ошибочно. Если это самое Я гнется и шатается при малейшем изменении обстоятельств, значит, его не существует.

Люди лелеют ту или иную форму самоиллюзии, но она сформирована обстоятельствами. Для человека Запада иллюзия Я характеризуется его индивидуальной борьбой с обстоятельствами, а человек Востока воспринимает себя в качестве игрока команды. Если бы эти разные типы Я были истинными, то их нельзя бы было изменить с помощью контекста. Обратите внимание, что оба способа видения мира и, главное, самоиллюзии индивидуума требуют некоторого публичного подтверждения, присутствия других людей.

Важно усвоить этот урок. В наши дни, когда мы все больше вынуждены делить свое ограниченное жизненное пространство на планете, многие полагают, что они дружелюбны, разумны и справедливы. Мало кто готов признать, что он предвзят, нелогичен и придерживается расистских взглядов. Однако мы подвержены стереотипам и искажениям, которые влияют на наше восприятие и поведение, а также подвержены влиянию других людей.

Следует принять тот факт, что предубеждение является неотъемлемой частью групповой психологии, как заявляет Тайфел и другие. Первый шаг в решении проблемы – признание того, что начинать нужно с себя. И покуда мы питаем иллюзию Я, мы не осознаем, насколько сильно внешние обстоятельства влияли и влияют на нас. Мы не видим этого потому, что когнитивный диссонанс постоянно прикрывает нас от провалов, пытаясь поддерживать веру в единое и неделимое Я – идеальную историю того, кем мы, по собственному мнению, являемся.

Ответ к рисунку 9: Рядом с карандашами сидит игрушечная горилла.