Читать онлайн «Сравнительный анализ политических систем». Страница 45

Глава 8 Переход к бюрократической авторитарной системе

С конца второй мировой войны и вплоть до 80–х годов наиболее распространенным типом системной трансформации оставался бюрократический авторитарный режим. После смерти советского и китайского единоличных лидеров повсеместно наметился спад мобилизационных тенденций. Бюрократическая авторитарная модель государственной политики стала доминирующей. В Латинской Америке в результате военных переворотов в большинстве случаев были свергнуты гражданские правительства. Управляемые военными бюрократические авторитарные режимы попытались покончить с либеральным плюрализмом и построить государство на принципах стабильного экономического развития. Приход к власти бюрократических авторитарных элит (за исключением Советского Союза после смерти Сталина) ознаменовался отходом от социализма и сближением с капитализмом. Несмотря на идеологическую риторику, китайские и вьетнамские политические деятели отказались от мобилизации народных масс на достижение эгалитарных целей. Был ослаблен централизованный контроль государства над экономикой. Возросла роль региональных правительств, частных надомных предприятий и зарубежных инвестиционных корпораций. Производство, торговля и распределение регулировались не через государственное планирование, а рыночными механизмами. Кроме того, в Латинской Америке после военных путчей, низвергших гражданских лидеров в Бразилии (1964), Аргентине (1966,1976), Уругвае (1973) и Чили (1973), начались преследования социалистических партий, марксистских движений, профсоюзов, радикальных общественных ассоциаций и левых средств массовой информации. Координацию экономической политики взяли на себя военные чиновники и технократы. Основной контроль оказался в руках государства, отечественных капиталистов и ТНК. Ускорение экономического развития и снижение инфляции заняли приоритетное положение, по отношению к уравниванию доходов и полной занятости[127]. Такие тенденции появились в Китае и во Вьетнаме после падения там элитист–ских мобилизационных систем.

Элитистские мобилизационные системы распались в результате структурного, культурного и поведенческого кризисов, которые снизили активность масс, подорвали организационное единство, нравственные ценности и стремление к социальным преобразованиям. В структурном плане действия государства, авангардной партии и политизированных социальных групп отличались отсутствием гибкости. Монистическая политическая система напоминала кипящую скороварку. Измученные мобилизационными кампаниями и массы, и элиты отказывались выполнять политические требования. Правящие круги стремились получить доступ к разнообразной информации относительно направлений политики, желая лучше приспособиться к меняющейся ситуации. Церкви, семьи и частные экономические ассоциации получили больше независимости от жесткого государственного контроля. Для осуществления модернизации экономики правительство разрешило иностранным институтам, таким, как ведущие индустриальные капиталистические страны, МВФ и ТНК, предоставлять кредиты, передовую технологию, специалистов и создавать благоприятные условия для торговли.

Когда правительственная политика по реализации идеологических целей — экономического изобилия, общественного равенства и гражданского альтруизма — провалилась, культурная легитимность правительства кончилась. Соперничающие элиты были дезориентированы авторитаризмом и субъективизмом харизматического лидера. Колебания при принятии решений препятствовали эффективному достижению цели. После смерти вождя его бывшие соперники стремились упорядочить политический процесс, предлагая постоянные правила политической игры. С целью преодоления деинституционализации новая коллегиальная бюрократия попыталась выработать стабильные нормы, регулирующие политику, распределение прав и обязанностей и способы разрешения процедурных конфликтов.

Поведенческий кризис возник, когда не справившиеся с управлением политики столкнулись с апатией граждан. Мобилизационные лидеры, чтобы удержать власть, прибегали к идеологическим репрессиям. Политический процесс вследствие отсутствия точной и полной информации давал сбои. Идеологам приходилось уступать власть технократам: государственным бюрократам, управленцам, инженерам, экономистам. Последние, будучи ориентированы на прагматический стиль руководства, пытались вводить новые технологии, призванные повысить производительность труда. Энтузиазм масс слабел. Граждане начали уставать от политизации, отвергая партийно–государственное идеологическое принуждение и уходя от активного участия в политике. Достижение политиками тех или иных программных целей — например, победы в войне, снижения уровня неграмотности или распределения земли между крестьянской беднотой — принималось положительно. Когда же люди начинали сознавать тщетность надежд на реализацию таких радикальных целей, как построение эгалитарного общества, возрождение альтруизма и экономическое изобилие, появлялись разочарование, цинизм и снижение политической активности. Если правящим кругам не удавалось выработать эффективные стратегии для достижения поставленных целей, если основные группы населения противились дальнейшей мобилизации или правительственные чиновники не реагировали на требования масс, политическая пассивность людей возрастала. Элиты полагали, что бюрократический авторитарный способ политического производства позволит им держать под контролем проведение новых политических стратегий, предусматривающих новаторское решение общественных проблем. С точки зрения занимаемой ими авторитарной позиции любая согласительная стратегия, даже если она и дает стимул к инновациям, ослабляет контроль центральной власти над процессом проведения политики, следствием чего явятся слишком частые межгрупповые конфликты, хаос и политическая неразбериха, а это воспрепятствует эффективному достижению цели[128].

Советский Союз

В Советском Союзе авторитарный бюрократический режим установился после смерти Сталина в 1953 г. Даже при Сталине бюрократические тенденции сочетались с элитистскими мобилизационными кампаниями по индустриализации страны, разгрому нацистской Германии и восстановлению советского общества после второй мировой войны. Эти сталинистские кампании политически изматывали как рядовых советских граждан, так и правящую верхушку Коммунистической партии Советского Союза (КПСС). После смерти Сталина его преемники не выказывали особого энтузиазма по поводу активизации масс. Борясь за упрочение собственной власти, они разочаровались в «штурмах» — политической пропаганде, идеологическом доктринерстве, волюнтаристских призывах к упорному труду, тренировке силы воли и отчаянных попытках решить экономические задачи. Запуганные воспоминаниями о сталинском терроре и массовых чистках, чиновники КПСС чувствовали, что продолжение жестоких репрессий не принесет пользы.

В правление Сталина репрессии породили падение легитимности, деинституционализацию и уход от ответственности за осуществляемую политику. Поэтому после его смерти управленческая элита попыталась институционализировать политический процесс, основанный на стабильности процедур и профессиональной компетентности. Понимая вред, нанесенный деятельностью Сталина, партийно–государственные чиновники настаивали на необходимости планирования темпов роста, соблюдения определенных процедур в управлении и поддержания социальной гармонии. Должностные лица в партийном и государственном аппарате — технократы, специалисты, инженеры, руководители государственных предприятий и научно–исследовательских институтов, а также сотрудники службы безопасности — усилили свое влияние на идеологов. Эти управленцы обосновывали свое право руководить, опираясь на собственную техническую компетентность в области расширения производства, а не на следование идеологической доктрине марксизма–ленинизма или массовые кампании, которые усиливали классовую борьбу.

В постсталинистский, бюрократический авторитарный период идеология имела ритуалистический характер, служащий осуществлению контроля над массами, подтверждению легитимности существующей советской системы и обоснованию государственной политики. Политические лидеры уделяли мало внимания воспитанию нового социалистического человека. Хотя партия продолжала действовать в качестве воспитателя, задача сохранения показного послушания оттесняла на второй план попытки трансформировать отношение масс. Коммунистическая партия продолжала выступать в роли выразителя интересов народа, однако национализм и интересы государства стали более важными ориентирами государственной деятельности, чем марксизм–ленинизм. Чиновники получали все больше возможностей договариваться с партийными функционерами относительно претворения в жизнь конкретной политики и могли даже настаивать на принятии вариантов, более приемлемых для правительства.