Читать онлайн «Сравнительный анализ политических систем». Страница 43

В Иране революционной преданностью исламскому государству объясняется тенденция элитистских мобилизационных систем к смешению религиозных и светских ценностей. Стремясь к фундаментальному преобразованию бюрократических авторитарных систем, революционеры осознавали необходимость сохранения связей с традиционными ценностями, способными служить обоснованием политического курса, устремленного к новому общественно–политическому строю. Революционеры обещают не только построить идеальное общество в будущем, но и придать легитимность собственной преобразовательной деятельности путем обращения к религиозным традициям. Маркс подчеркивал, что Кромвель для победы буржуазной революции обращался к образам и сюжетам Ветхого завета. Когда же цель была достигнута, когда была завершена буржуазная трансформация английского общества, Локк отказался от аппеляции к взглядам пророка Аввакума. Стало быть, в этих революциях воскрешение мертвых служило прославлению новых битв, а не пародированию старых, преувеличению данной задачи в воображении, а вовсе не бегству от разрешения ее в действительности, воскрешению духа революции, а не вызыванию ее духа[121].

Когда иранские муллы (улемы), аятоллы и другое шиито–мусульманское духовенство возглавило в конце 70–х годов антишахскую революцию, они превратили монархическое государство в централизованную теократию, объединившую священные ценности с элитистскими мобилизационными структурами. Армия и тайная полиция, ранее управляемые гражданской администрацией Ирана, попали под репрессивный контроль местных мечетей, исламских комитетов и революционной гвардии. Подвергая критике ряд ценностей, ассоциируемых как с капитализмом Соединенных Штатов, так и с советским коммунизмом, харизматический лидер аятолла Хомейни основал новую исламскую республику на примате духовных ценностей ислама шиитского толка: идеализме, простоте, чистоте, законах Корана, справедливости и единообразии. Этот союз мечетей и государства являет собой случай нетипичной реставрации народно–теократических ценностей, разворачивающийся на фоне научно–технических, светских тенденций, характерных для конца XX в. Воскресив мертвую систему, муллы получили большую, чем когда–либо в истории Ирана, власть над проведением политического курса.

Падение в начале 1979 г. династии Пехлеви явилось следствием структурно–поведенческого кризиса, подорвавшего легитимность монархического режима. Шахское государство не смогло ни обрести действенной сильной власти, ни вступить в союз с другими группами; поэтому проправительственная коалиция распалась. Репрессивное правление службы САВАК (Служба национальной безопасности и информации) и военных подходило к концу. Военное положение и цензура над прессой сменялись более мягким отношением к диссидентам. Такая непоследовательность усиливала решимость оппозиции свергнуть шаха. Монархический режим пал еще и потому, что не обладал достаточной консенсуальной властью, которая позволила бы ему получить поддержку основных социальных групп. За шахом никогда не стояло широкой коалиции. В числе его главных сторонников, помимо высших армейских офицеров и тайной полиции, находились верхушка чиновничества, технократы и промышленно–финансовые нувориши. Они, однако, в 1978 г. оказались ненадежными сторонниками. Много иранских богачей бежало из страны. Военно–полицейские силы ослаблялись фракционным соперничеством. Между офицерами и рядовыми, отказавшимися выступать против исламских революционеров после того, как в 1979 г. шах покинул страну, лежала пропасть. Большинство технократов и правительственных чиновников не были сторонниками шаха; в 1978 г. по стране прокатилась волна забастовок государственных служащих. Лишенный поддержки граждан и либеральной профессиональной элиты, в восстановлении своей власти шах полагался на вооруженую и финансовую помощь Великобритании и особенно США. Хотя в 1978 г. президент Картер и заявил о своей поддержке монархии, но он подчеркнул важность соблюдения прав человека. Это еще больше ослабило позиции шаха. Бюро по правам человека Государственного департамента США наложило эмбарго на предназначенное Ирану снаряжение для сил охраны общественного порядка. В то время как Совет национальной безопасности США поддерживал военные действия Ирана против антишахских сил, Государственный департамент добивался, чтобы преемником династии Пехлеви стало стабильное, «умеренное», нерелигиозное гражданское правительство. Едва ли подобная противоречивая политика могла укрепить монархическое правление.

Дальнейшее разрушение основы власти шаха было обусловлено неэффективностью его правления и массовым характером оппозиции. Марвин Зонис описывает шаха как человека, отличающегося низкой самооценкой, нерешительностью, пассивностью, зависимостью, несамостоятельностью и отсутствием веры в себя, то есть как в высшей степени противоречивую личность[122]. Это заставляло его держаться помпезно, выказывать презрение к народу и проводить нерешительную, непоследовательную и непредсказуемую политику. Импульсивные решения чередовались с отходом от активной политической деятельности в ответ на выступления оппозиции против его программ. Видимость абсолютной личной власти маскировала ограниченность его реального институционального контроля над проводимыми социальными переменами — быстрой индустриализацией, урбанизацией и повышением доступности образования. Вследствие слабой институционализации правительственного аппарата подчиненным ему чиновникам недоставало четко отработанных процедур принятия решений. В результате процесс проведения политики в стране был парализован. В 1974 г. шах узнал, что у него рак лимфатических желез. Это сделало его еще более нерешительным.

Шах часто менял свои решения, и это усиливало оппозиционные настроения. Контроль над розничными ценами в торговле он сочетал с приверженностью свободному рынку. После введения политики перераспределения, развития социальных служб, повышения зарплат и субсидий на питание он переключился по требованию МВФ на политику жесткой экономики. Порождая определенные ожидания и не оправдывая их, такая непоследовательная политика усилила недовольство самых разных социальных групп: либерально настроенной интеллигенции, левых социалистов и традиционалистов вроде шиитского духовенства, студентов–семинаристов, базарных торговцев и неимущей части горожан.

В конце 70–х годов образовался разрыв между политическими мероприятиями и их результатами. Вопреки ожиданиям шаха, что его программы принесут всеобщее экономическое процветание, к 1977 г. начались замедление экономического роста, усиление инфляции, безработицы, неравенства. В частности, после 1975 г. даже выпускники университетов, средних школ и семинарий стали участниками антишахских демонстраций, митингов и маршей.

Несмотря на всю мощь военно–монархического государства, шахский режим пал, потому что клерикальная оппозиция снискала себе наибольшую поддержку и культурную легитимность. На протяжении всей истории противостояния шаху муллы добились полной солидарности, в основе которой лежали общеисламистские ценности, тесные личные связи, появившиеся благодаря бракам, заключавшимся между клерикальными семействами, а также корпоративная общность, возникшая после обучения в семинариях, например в Куме. Одержимые неистовым стремлением к своей духовной цели — возрождению Ирана, — эти «пуристы» добились верховенства над прочими группами, входящими в состав коалиции многих классов, таких, как либерально настроенная интеллигенция и левые социалисты.

Охватившее страну недовольство подтолкнуло шиитских мулл к тому, чтобы возглавить исламскую революцию; культурные ценности позволили им одержать победу над династией Пехлеви. Когда в 70–е годы правительство взяло под свой контроль пожертвования мечетям, закрыло религиозные издательства, распустило студенческие религиозные ассоциации, подвергло арестам, пыткам и казням мулл–диссидентов, это вызвало волну ненависти к шаху. Вторжениями в мечети и святые места тайной полиции не удалось запугать мулл. Несмотря на все попытки ослабить их политическую власть, последние были все–таки более независимы, чем любая другая социальная группа. Так как шах подвергал преследованиям профсоюзы, ассоциации профессионалов и политические партии, только муллы имели возможности для выражения протеста против его политики. Опыт, которым они обладали в организации религиозных процессий, пригодился им, когда они возглавляли антишахские уличные демонстрации. Будучи искусными ораторами, они способны были выразить мысли и чаяния городского населения. Религиозные поборы и пожертвования от торговцев с базаров давали финансовую самостоятельность мечетям, находящимся вблизи базаров. Таким образом, городские муллы обладали всем необходимым для того, чтобы возглавить антишахскую революцию: мотивами, финансами, иерархической организацией, навыками общения и связью с городскими массами.