Читать онлайн «Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было». Страница 25

Но вот после всех этих приготовлений московская рать выходит навстречу татарам. Однако Дмитрий не верит в свое войско. В соответствии с рекомендация­ми митрополита он все надежды возлагает на небо: «Когда же наступил четверг 27 августа, день памяти святого отца Пимена Отшельника, в тот день ре­шил князь великий выйти навстречу безбожным та­тарам. И, взяв с собою брата своего князя Владимира Андреевича, стал в церкви святой Богородицы пред образом Господним, сложив руки на груди, потоки слез проливая, молясь... И затем приступил к чудотвор­ному образу Госпожи Богородицы, который Лука-евангелист написал, и сказал: «О чудотворная Госпожа Бо­городица, всего создания человеческого заступница... Не отдай же, Госпожа, городов наших в разорение по­ганым половцам, да не осквернят святых твоих церк­вей и веры христианской. Умоли, Госпожа Богородица, сына своего Христа, Бога нашего, чтобы смирил Он сердца врагам нашим, да не будет рука их над нами. И ты, Госпожа наша Пресвятая Богородица, пошли нам Свою помощь и нетленною Своею ризою покрой нас, чтобы не страшились мы ран, на Тебя ведь наде­емся, ибо Твои мы рабы...» И потом пришел к гробу блаженного чудотворца Петра-митрополита и, сер­дечно к нему припадая, сказал: «О чудотворный свя­титель Петр... И теперь настало время тебе за нас молиться общему Владыке всех, Царю и милостиво­му Спасителю... И тебе ныне подобает о нас, греш­ных молиться, чтобы не нашла на нас рука смерти, и рука грешника не погубила нас». И, окончив молитву поклонился преосвященному митрополиту Киприану, архиепископ же благословил его, отпустил в поход против поганых татар; и, перекрестив ему чело, осе­нил его Христовым знамением, и послал богосвященный собор с крестами, и со святыми иконами, и со свя­щенной водой во Фроловские ворота, и в Никольские, и в Константино-Еленинские, чтобы каждый воин вы­шел благословенным и святою водою окропленным».

И это еще не все. Молитв самому Всевышнему, Богородице и чудотворцу Петру-митрополиту мало. Мало и благословений митрополита Киприана и игу­мена Сергия. Дмитрию все неймется: «Князь же вели­кий Дмитрий Иванович с братом своим, с князем Вла­димиром Андреевичем, пошел в церковь небесного воеводы архистратига Михаила и бил челом святому образу его, а потом приступил к гробам православ­ных князей, прародителей своих».

Наконец, помолившись всем заступникам и по­лучив полный комплект благословений, московское войско вышло к Коломне тремя дорогами, зачем-то прихватив с собой «купцов – сурожан десять человек как свидетелей» с поименным перечислением этих «свидетелей» непонятно чего. В Коломне войско ко­нечно же «Архиепископ же коломенский Геронтий со всем своим клиром встретил великого князя в воро­тах городских живоносными крестами и со святыми иконами, и осенил его живоносным крестом».

Дмитрий устраивает смотр войск на поле у Де­вичьего монастыря и назначает полкам воевод. В этих назначениях, не играющих никакой роли, так как пе­ред битвой все будет без объяснения причин пол­ностью переиграно, знаменателен только один факт. Третьим по рангу военачальником московского вой­ска после самого Дмитрия Московского и Владимира Серпуховского оказывается Глеб Брянский. Так начи­нают выходить на передний план Куликовской битвы брянцы-«бренки», как называл их А. Журавель.

Далее происходит нечто весьма странное: «Князь же великий, распределив полки, повелел им через Окуреку переправляться и приказал каждому полку и вое­водам: «Если же кто пойдет по Рязанской земле, – не коснитесь ни единого волоса!»». Во-первых, причем тут «если»? Очевидно, что путь следования войска в любом дальнем походе оговаривается заранее, и ко­мандованию было точно известно, пойдут ли полки в соответствии с принятой диспозицией по рязанской земле или нет. Во-вторых, если предполагалось идти по Рязанщине, то есть с учетом всей предыстории – вражеской земле, то как можно поверить, что войску запрещено было грабить неприятеля и мародерство­вать на вражеской территории? Вся история войн, в особенности средневековых, вопиюще противоре­чит такой вероятности. Да и вообще, голод – не тет­ка. Питаться войску чем-то надо.

Однако пора, пора в дорогу! «И, взяв благосло­вение от архиепископа коломенского, князь великий перешел, реку Оку со всеми силами». Но архиепископ­ское благословение (уже третье по счету после ми­трополичьего и игуменского) благословением, а под­страховаться помощью святых заступников тоже не помешает: «А сам государь князь великий, в пути буду­чи, призывал родственников своих на помощь – свя­тых страстотерпцев Бориса и Глеба».

«Сказание» впервые дает хоть какие-то, хоть и фантастические, сведения о действиях Олега Рязан­ского и Ольгерда Литовского во время похода Дмит­рия к Дону.

Олег «...начал остерегаться... и с места на ме­сто переходить с единомышленниками своими, так говоря: «Вот если бы нам можно было послать весть об этой напасти к многоразумному Ольгерду Литов­скому, узнать, что он об этом думает, да нельзя: пе­рекрыли нам путь. Думал я по старинке, что не следу­ет русским князьям на восточного царя подниматься, а теперь как все это понять? И откуда князю помощь такая пришла, что смог против нас трех подняться». И тут выясняется, что не иначе как в Троицком монастыре окопался рязанский резидент, так как тща­тельно скрываемое ото всех посещение Дмитрием Сергия Радонежского – никакая не тайна, о нем уже давно знают в стане врага: «Отвечали ему бояре его: «Нам, княже, сообщили из Москвы за пятнадцать дней до сего, – но мы побоялись тебе передать, – о том, что в вотчине его, близ Москвы, живет монах, Серги­ем зовут, весьма прозорлив он. Тот сверх меры и воо­ружил его, и из своих монахов дал ему помощников»».

В свою очередь Ольгерд «... собрал литовцев много и варягов, и жмуди и пошел на помощь Мамаю. И пришел к городу Одоеву, но, прослышав, что князь великий собрал великое множество воинов, – всю русь и словен, да пошел к Дону против царя Мамая, – про­слышав также, что Олег испугался, – и стал тут с тех пор недвижимо, и понял тщетность своих помы­слов, о союзе своем с Олегом Рязанским теперь сожа­лел, метался и негодовал, говоря:«... теперь побуду я здесь, пока не услышу о московской победе»». Вот такая многослойная чушь. Автор, книжник-затворник, ниче­го не знает о настоящей битве и фабрикует подроб­ности, заимствуя готовые штампы из известных ему произведений. Так из «Повести временных лет» по­падает классика о регулярном сборе Вещим Олегом, Владимиром Крестителем и Ярославом Мудрым «сло­вен, чуди, всей руси и многих варягов» для походов на Киев, причем «словене» и «вся русь» логично дос­таются Дмитрию Московскому, а остаток – «варяги» и «жмудь» (вместо чуди) – Ольгерду.

Тем временем в заварушке решают принять уча­стие Андрей и Дмитрий Ольгердовичи. Разумеет­ся, исключительно по Божьему промыслу: «В то же время прослышали князья Андрей Полоцкий и князь Дмитрий Брянский, Ольгердовичи, что великая беда и забота отяготили великого князя Дмитрия Ивано­вича Московского и все православное христианство от безбожного Мамая. Были же те князья отцом сво­им, князем Ольгердом, нелюбимы из-за мачехи их, но ныне Богом возлюблены были и святое крещение при­няли. .. И посылает князь Андрей к брату своему, кня­зю Дмитрию, тайно письмо небольшое, в нем же на­писано так: «Знаешь, брат мой возлюбленный, что отец наш отверг нас от себя, но Отец наш Небесный, Господь Бог, сильней возлюбил нас и просветил свя­тым крещением, дав нам закон Свой, – чтобы жить по нему, и отрешил нас от пустой суеты и от нечис­той пищи; мы же теперь чем за то Богу воздадим? Так устремимся, брате, на подвиг благой для подвижни­ка Христа, источника христианства, пойдем, брате, на помощь великому князю Дмитрию Московскому и всем православным христианам... Не сомневайся же, брат, будто отцу мы противиться будем, ведь вот как евангелист Лука передал слова Господа нашего Ии­суса Христа: «Преданы будете родителями и братья­ми и умрете за имя Мое; претерпевший же до конца – спасется!»». Существует мнение, что Ольгерд вместо Ягайла был вставлен в «Сказание» его автором не по незнанию, а вполне сознательно. Действительно, с Ягайло у Дмитрия Московского отношения были ско­рее родственные, чем враждебные – все-таки Ягайло чуть не стал зятем Дмитрия. И до серьезной конфрон­тации между ними как великими князьями дело как-то не доходило. А вот долгое противостояние Дмит­рия и Ольгерда, включая три похода последнего на Москву, могли стать хорошим основанием для под­мены имени великого князя Литовского в «Сказании». Кроме того, как мы видим по тексту, подмена Ягайла на Ольгерда сильно драматизирует участие в Кули­ковской битве на московской стороне Андрея Полоц­кого и Дмитрия Трубчевского. Теперь они выступают не против сводного брата-узурпатора, а поднимают руку на родного отца! И это, разумеется, подается в «Сказании» как подвижничество во имя Христа.