Читать онлайн «Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было». Страница 23

Начальная «историческая» часть «Слова о житии» включает описания битв на Воже и на Куликовом поле, дифирамбы мужеству и прочим талантам Дмитрия Донского, подробный перечень христианских добро­детелей почившего, а также плач вдовы князя. На пер­вый взгляд, из этой части можно извлечь нечто стоя­щее, в частности некоторые дополнительные сведе­ния о Куликовской битве и самом Дмитрии Донском, которых нет в других документах. Увы, это не так.

На деле «Слово о житии» оказывается не ориги­нальным произведением, а компиляцией ряда других текстов. Так, вся его «героическая» часть не только не содержит никакого фактического материала, но и ока­зывается простым подражанием житийной «Повес­ти об Александре Невском». Касательно биографии и деяний Дмитрия, в «Слове о житии» не столько рас­сказывается о них, сколько передается их подвижни­ческая суть и дается им обобщенная характеристика и оценка в свойственном житиям духе. Самое сущест­венное для нас – описания битв, Вожской и Куликов­ской, – схематично кратки, взяты из соответствую­щих Летописных повестей и приукрашены типовыми штампами из паримий[18]. В частности, в качестве яко­бы описания Куликовской битвы в «Слово о житии» вставлено описание сражения XI века между Яросла­вом Мудрым и Святополком из паримийного чтения о святых Борисе и Глебе. Вставка настолько неаккурат­на, что в ней даже сохранилось имя Святополка Ока­янного: «И помог бог князю Дмитрию, и родичи его, святые мученики Борис и Глеб; и побежал окаянный Мамай перед лицом его. Треклятый Святополк [выде­ление мое.-В.Е.] на гибель побежал, а нечестивый Мамай безвестно погиб». Разумеется, и здесь победа досталась Дмитрию исключительно благодаря Божь­ей помощи, заступничеству святых Петра, Бориса и Глеба и участию в битве ангелов некого «тресолнечного полка». В отношении этого описания Адрианова-Перетц замечает: «...очевидно, что автор «Слова о житии» взял описание битвы из паримийного чтения и лишь одной деталью («Дон река кровью потекла, го­ловы как каменья валились...») воспользовался из Ле­тописной повести».

Даже плач вдовы Дмитрия княгини Евдокии в «Слове о житии», на первый взгляд кажущийся фольк­лорными причитаниями, на самом деле местами пред­ставляет собой почти дословное повторение плача Богородицы у Симеона Логофета \ Недаром в «исто­рической» части «Слова о житии» заметно ощущается библейский язык. В тексте фигурируют Авраам и Мои­сей, Саул и Давид, Амалик и Иов; можно встретить ци­таты из притч Соломона и посланий апостола Павла.

В характеристике воинских подвигов Дмитрия Донского автор «Слова о житии» не пользуется каки­ми-либо документальными свидетельствами, он про­сто копирует соответствующие описания «мужества» из «Повести об Александре Невском», а в восхвале­нии христианских добродетелей великого князя сле­дует за традиционной житийной схемой, заменяющей реальную биографию святого необходимым для ка­нонизации набором «фактов» о детстве, целомудрии в браке, подвигах благочестия, страданиях за веру, чу­десах при кончине.

Таким образом, «Слово о житии» – не просто компиляционное произведение, но компиляция отрыв­ков и цитат из богослужебных книг, абсолютно ниче­го общего не имеющих с реальной жизнью и действи­тельными событиями биографии Дмитрия Донского. И все же «Слово о житии» полезно было затронуть для понимания событий 1380 года. Во-первых, в общем и целом благодаря «Слову о житии» мы узнаем истин­ное происхождение и истинную цену всех «истори­ческих фактов», которыми нас угощает Пространная летописная повесть и особенно «Сказание о Мамае­вом побоище». Во-вторых, в «Слове о житии» говорит­ся о сражении с Мамаем на Дону, но не упоминают­ся ни Куликово поле, ни река Непрядва. Поскольку то же самое мы видим в Кратком варианте Летописной повести, можно предположить, что и поле, и река по­лучили свои имена позже, ко времени создания Про­странной редакции Повести и даже еще позже, так как в последней поле еще не называется Куликовым. В-третьих, интересны некоторые частности. Напри­мер, стоит обратить внимание, что в «Слове о житии» описания сражений на Воже и Непрядве практиче­ски не различаются, будучи безликими и лишенными конкретики. При этом Мамай замышляет свой набег на Москву перед битвой на Воже. То есть для автора «Слова о житии» Вожская и Куликовская битвы в исто­рическом аспекте неразличимы.

А. Журавель[19] в своем исследовании «Слова о жи­тии» делает два вывода. Во-первых, по его мнению, все приведенные в «Слове о житии» даты биогра­фии Дмитрия Донского неверны. Во-вторых, он ут­верждает, что в нем не упомянута Куликовская бит­ва! Здесь не место ни подтверждать, ни оспаривать эти парадоксальные выводы. В них можно усомнить­ся, так как некая битва Дмитрия с Мамаем на Дону в «Слове о житии» точно фигурирует, но все же труд­но пройти мимо заключения профессионального ис­торика. Ничего себе биография, в которой ни одной верной даты и лишь мельком сказано о важнейшем с нашей точки зрения событии в жизни московско­го князя, по которому он получил свое бессмертное прозвище и благодаря которому стал известен потом­кам! Да, конечно, мы понимаем, что «Слово о житии» не биография в современном понимании этого слова, а типичная агиография. Но и в этом случае ошибки в датах и принижение великого подвига благоверного князя по защите православной веры и церкви на Руси от «безбожного сыроядца Мамая» совершенно необъ­яснимы.

То есть, конечно, объяснимы, но только готовы ли мы принять единственно возможное в этом случае объяснение?

«Сказание о Мамаевом побоище» – наиболее позднее, написанное более века спустя после описы­ваемых событий, обширное и подробное произведе­ние Куликовского цикла. Именно из него традиция, выраженная в сценарии «Руси защитник», взяла боль­шинство подробностей Куликовской битвы. Порази­тельно, но, получается, источником основных данных о великом сражении стало произведение, жанр кото­рого в самом его названии определен как сказание, что абсолютно не соответствует придаваемому ему источниковедческому значению. Но еще удивитель­нее то, что вопреки устоявшемуся названию, в самом тексте «Сказания» произведение называется отнюдь не сказанием, а... опять же повестью! Вот его пер­вые строки: «Начало повести (выделение мое. – В.Е.) о том, как даровал бог победу государю великому кня­зю Дмитрию Ивановичу за Доном над поганым Мама­ем...». Итак, произведение, которое в современной литературе повсеместно называется «Сказанием», на самом деле его автор называл повестью. Так что пе­ред нами еще один пример того, как слово повесть поменяло свое значение в современном русском язы­ке по сравнению с древнерусским. Отечественные ис­торики, по существу молчаливо признавая за ним это утерянное в современном языке древнее значение, традиционно «переводят» название произведения словом сказание, с одной стороны, будучи не в силах отрицать явную его сказочность, а с другой, все-таки упорно пытаясь вложить в его содержание некий яко­бы реальный подтекст. Их иезуитская хитрость в том, что согласно «Литературной энциклопедии», сказа­ние – «в настоящее время термин, не прикреплен­ный к определенному литературному жанру. Даже специалисты употребляют часто безразлично сло­ва – сказание, легенда, предание, сага». Вот так вот: назвали сказанием, и понимай как хочешь, а с исто­риков взятки гладки.

Что ж, видимо с надеждами прочесть о Куликов­ской битве хоть что-нибудь «летописное», отражаю­щее некую реальность, придется расстаться. Делать нечего, будем читать повесть, именуемую сказанием, то есть, согласно «переводу», легенду, предание, сагу, а по значению исходного слова повесть – мифы, слу­хи и сплетни.

Но прежде чем окунуться в эту повесть-сказание (легенду, предание, сагу, миф, слух и сплетню), не могу не вернуться к еще одной повести, «Повести времен­ных лет». Если откровенная фантастичность содержа­ния «Повести о Мамаевом побоище» все же заставила историков, чтобы не краснеть, втихую подменить в ее названии слово повесть словом сказание, то в точь в – точь такой же фантастике, таком же собрании пре­даний и легенд – «Повести временных лет» – поче­му-то слово повесть было заменено не на сказание, а на летопись, вследствие чего «Повесть временных лет» часто называют «Начальной летописью»! Видать, у отечественных историков повесть  – что дышло...