Читать онлайн «Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934». Страница 140

«на севере: для нас – Западная Белоруссия, после чего откроются пути непосредственно к Варшаве;

для поляков – Северная Белоруссия без особых дальнейших перспектив на этом направлении, едва ли поляки при их ограниченных средствах серьезно могут думать о наступлении на Москву;

на юге: для нас – Западная Украина с ее богатыми хлебными районами и богатой нефтяной промышленностью, после чего прямые пути к Варшаве;

для поляков – богатая хлебом и промышленными предприятиями правобережная Украина и дальнейшая угроза Криворожскому и Донецкому бассейнам».

Таким образом, говорилось далее в докладе Председателю PBC СССР, «крупные победы с крупными политическими последствиями возможны только южнее Полесья: для нас советизация Галиции и Бессарабии и непосредственная угроза вслед за этим столицам обоих государств, а для наших противников отторжение от Советского Союза богатейшей области внутри своей страны, создание для поляков «великой Польши» [,] а для Румынии «великой Румынии», лишение нас таких экономически важных морских портов как Одесса и Николаев и непосредственная вслед за этим угроза важнейшей нашей угольной и железоделательной базе – Донецкому и Криворожскому бассейнам. Поэтому здесь и надо ожидать главные силы обоих стран в первый период войны». В пользу этого заключения свидетельствовал также анализ «чисто оперативных» факторов[1722], а также военно-политический постулат, что «Германия временно благожелательна к СССР и резко враждебна Польше[,] и если не выступит против последней, то будет оттягивать ее силы на охрану Данцигского коридора и расположением границ Восточной Пруссии создаст угрозу тылу польской армии при наступлении нашего Западного фронта»[1723].

Основные направления советской активности в Восточной Малопольше (Западной Украине) были определены комиссией Политбюро, членами которой являлись заведующий ОМС ИККИ Пятницкий, член Коллегии НКИД Стомоняков и член ПБ ЦК КП(б)У Попов. Работа комиссии была направлена на преодоление кризиса «украинской работы», вызванного борьбой с «шумскизмом» в КП(б)У и спровоцированного ею раскола в Компартии Западной Украины[1724]. Предложения комиссии, по всей вероятности, учитывали и дискуссии в Политбюро о всесторонних усилиях по подготовке обороны СССР весной-летом 1927 г. В январе 1928 г. Политбюро утвердило «постановления» комиссии, в которых были обрисованы четыре основные сферы работы в Западной Украине. «Руководство профдвижением, Сельробом и другими аналогичными крестьянскими организациями», которое «целиком и полностью» отдавалось «в руки КП Зап. Украины и КП Польши под руководством и контролем ИККИ». Субсидирование этих прокоммунистических организаций со стороны Харькова разрешалось лишь через посредство ЦК КПЗУ. Вторая группа задач состояла в работе среди «мелкобуржуазного» (и занимающего неустойчивую позицию в отношении Советской Украины) Украинского национально-демократического объединения и «других таких партий», она поручалась «соответствующим органам из Харькова», которые, однако, должны были согласовывать свои действия (включая определение «метода работы» и «размера финансирования») с Политбюро ЦК КПЗУ. Третьим направлением было признано «установление постоянной связи между профсоюзами, кооперативами, литературными, культурными и иными организациями УССР и Западной Украины, между центрами незалежников УССР и Сельробом и другими крестьянскими организациями Западной Украины». «Для общего руководства и направления» этой работы предписывалось создать «постоянную комиссию при ПБ ЦК(б)У»[1725]. В ведение этой комиссии передавалось и руководство деятельностью «соответствующих органов в Харькове» по «разложению полит. эмигрантов» из УССР, а также антипольской эмиграции в Европе. «Для координирования всей работы национальных меньшинств Польши», складывавшейся из приведенных выше задач, в Москве учреждалась «постоянная комиссия Политбюро». В нее вошли руководящие лица ИККИ (Бухарин, с заменой Пятницким), КП(б) Украины (Каганович, с заменой Скрыпником), КП(б) Белоруссии (Кнорин), НКИД (Стомоняков), НКВМ (Уншлихт), ОГПУ (Трилиссер)[1726].

Советская программа-минимум состояла в том, чтобы не позволить полякам «использовать Западную Украину и Западную Белоруссию как «пьемонты» в борьбе против УССР и БССР»[1727]. Практика соответствующей деятельности включала, однако, почти явную поддержку местных газет, которые «открыто пишут об отторжении восточных крес[ов] от Польши и присоединении [их] к СССР»[1728] и «интенсивную работу по выяснению пролетариату и крестьянству путем пропаганды и агитации политического значения предстоящего вооруженного восстания и изучения и разъяснения опыта вооруженного восстания в разных странах, исходя из польских условий»[1729]. В конце 1929 г. между высшим руководством ЦК КП(б)У и ЦК ВКП(б) возникли (или усилились) расхождения относительно масштабов и способов ведения «украинской работы». Харьков исходил из предпосылки, что существо отношений СССР с Польшей таково, что «наша работа на кресах и работа друзей и их пристроек является главнейшей нашей работой, главнейшим нашим козырем против империалистической Польши»[1730]. В Кремле, по всей вероятности, считали, что реализация этой установки на пороге развертывания коллективизации в западных районах СССР если не создаст основания для враждебного вмешательства Польши, то, по крайней мере, повысит их уязвимость и осложнит международное положение страны[1731]. Возможно, при этом учитывалась поляризация общественных настроений в Западной Украине осенью 1929 г., приведшая, в частности, к утрате просоветскими силами влияния в УНДО и близких к ней организациях[1732].

На рубеже 1929–1930 гг. Политбюро пересмотрело систему финансирования «украинской работы», указав, что все секретные расходы должны испрашиваться республиканскими учреждениями «в каждом конкретном случае» и «проводиться исключительно через НКИД»[1733]. В первой половине 1930 г. внимание московской и харьковской «инстанций» сосредоточилось на советской стороне границы. Начатые летом 1930 г. акции протестов крестьянства в Галиции и террористические действия УВО[1734] и их усмирение польскими властями осенью 1930 г. изменили расстановку общественно-политических сил в юго-восточных воеводствах Польши[1735]. Наряду с последней волной украинизации в период «ошибок 1931–1932 гг.», эти обстоятельства привели к временной активизации «украинской работы» в Польше и за ее пределами[1736]. Возобновление Кремлем курса на централизацию на первых порах обещало демонтаж многих звеньев зарубежной активности Харькова. Национал-коммунисты – выходцы с Западной Украины превратились в «буржуазных националистически настроенных эмигрантов с Галиции [sic]»[1737] Замешательство (связанное и с советскими внешнеполитическими маневрами весной-осенью 1933 г.) длилось недолго, и решение Политбюро о публикации ноты против антисоветской активности на Западной Украине предвещало перемены[1738]. Перенос столицы УССР из Харькова в Киев, объявленный в начале 1934 г. под аккомпанемент заявлений о расцвете украинской советской государственности и о польско-германских замыслах положить конец ее существованию, по всей вероятности, знаменовал вступление «украинской работы» в новую активную фазу. Весной 1934 г. Коминтерн потребовал «усиления борьбы против польской оккупации за самоопределение Западной Украины»[1739]. Доступные материалы не позволяют проследить эволюцию «украинской» и «белорусской» работы в 30-е гг. (с 1932–1933 гг. решения о ней были выведены за рамки официальных постановлений Политбюро ЦК ВКП(б) и слабо отражены в дипломатической переписке)[1740].

Фрагментарная документация середины 20-х – середины 30-х гг., тем не менее, показывает, что в отношениях с западными соседними государствами советское руководство столкнулось с обстоятельствами, столь же характерными для российской истории, сколь и своеобразными в контексте международной политики СССР в целом. Восточноевропейские реалии – географические условия приграничья, этносоциальный состав населения и историческое и культурное наследие народов региона, развитие их национального самосознания – явились трудным вызовом для «социализма в одной стране» и вместе с тем создавали предпосылки для постепенного втягивания СССР в дела Восточно-Центральной Европы. В решениях Политбюро о западном приграничье (включая крупные административно-государственные образования) и связанных с соседними странами национальных меньшинствах выразилось как едва ли расчленимое переплетение внутри– и внешнеполитических задач, так и формирование характерных для советской международной деятельности тенденций – ее «одомашнивания» («доместикации») и тяготение к тому, что после второй мировой войны Литвинов назвал «старомодной концепцией безопасности» – безопасности, понимаемой как контроль над территорией[1741].