Читать онлайн «Королевский двор в Англии XV–XVII веков». Страница 40

В том же 1610 г. Совет также пытался урезонить шотландцев, а те в ответ предприняли атаку на Сесила и его проект. У них было большое преимущество перед всеми остальными политическими противниками– свободный и постоянный доступ к королю. Томас Лейк обвинял Карра в том, что он убедил короля в том, что палата общин якобы стремилась выслать шотландцев домой. Это стало поводом для роспуска парламента.

Несмотря на жесткую критику Совета и Парламента, Яков I продолжал раздачу пожалований в пользу шотландцев и процесс их натурализации. В том же 1610 г. были натурализованы Карр, Джон Марри, Окмьюти, Левингстон – все слуги королевской спальни.

В 1616 г. был составлен отчет о пожалованиях, выданных шотландцам. Оказалось, что 133 100 фунтов было пожаловано им в долгах короне, 88 000 фунтов наличными и 10 614 фунтов – ежегодным пенсиями[564]. Сесил предпринимал неоднократные попытки бюрократическими методами, а также действуя через Тайный совет, ограничить королевские расходы и пожалования. В результате просители начали действовать в обход Сесила и его помощников и обращаться либо лично к королю, либо к слугам спальни.

Различие позиций проявилось и в выделении приоритетов парламентской политики короны. Для Якова I и его окружения главной задачей являлось достижение англо-шотландской унии, для Сесила и Совета – решение финансовых проблем короны.

Как и в случае с государственными ведомствами, Яков Стюарт так и не смог установить контроль над английским парламентом. Точнее, в первые годы правления он не видел в этом необходимости, опираясь на свою шотландскую практику. Яков I не использовал, а наоборот, самостоятельно отбросил те средства, при помощи которых Елизавете удавалось контролировать парламент.

Выборы 1604 г. оказались самыми «свободными» за весь тюдоро– стюартовский период. Они были свободными от королевского надзора и от попыток продвинуть придворных кандидатов. В 1612 г. Джон Чемберлен сообщал, что король был недоволен тем, что «ему плохо служили в парламенте по причине малочисленности в нем советников и слуг хаусхолда»[565]. Американский историк Уилсон оценивал провал парламентского контроля как неудачу всей системы тюдоровского управления, которую символизировал Сесил[566]. Деятельность большинства королевских слуг, выбранных в последующие парламенты, демонстрирует, что в их поведении все же доминировали не корпоративные, а личные интересы.

Парламентарии стремились избавиться от присутствия в палате общин королевских слуг и советников, поскольку, по мнению отечественного исследователя К. Кузнецова, «они (слуги. – В.К.) подкапывались под саму идею представительства»[567]. В то же время Яков I никогда не допускал ко двору лидеров парламентской оппозиции, например, Джона Хоулза, о котором Бэкон писал королю, что тот «хотел вслед за парламентом склонить на свою сторону и двор»[568]. Интересно, что некоторые активные парламентские оппозиционеры являлись бывшими неудачными придворными.

Напротив, придворные высоко ценили депутатские места. На выборах они демонстрировали свое преимущество перед другими кандидатами, подчеркивая право доступа ко двору и возможность добиться определенных льгот.

По мнению Н. Кадди, значительную роль в определении направленности придворной политики Якова I играла именно проблема англошотландской унии[569]. По замыслу монарха, двор должен был стать моделью для заключения союза на основе паритетного представительства обеих наций. Яков I активно использовал репрезентативные и художественные возможности двора для пропаганды объединительных настроений и продвижения планов союза в парламенте.

Придворные маскарады являлись не только средством пропаганды союза, но и представляли собой серию попыток ответить на критику унии[570]. Например, маскарад на свадьбе влиятельного шотландца Хея был выстроен как диалог между англичанином-елизаветинцем и британцем-яковитом.

Новый двор стал своего рода политической сделкой, попыткой соединить английскую и шотландскую придворные и властные традиции. Яков I стремился вписать новый хаусхолд в английскую административную систему, но именно двор и королевская спальня стали камнем преткновения на этом пути и поводом для оппозиции объединительным планам.

Идея равного представительства во властных структурах встретила сопротивление английской знати и бюрократии. Компромисс был найден в том, что высшие государственные посты оставались за елизаветинцами, а Яков сохранял шотландское окружение в королевской спальне, которое и составило ядро нового двора.

В дальнейшем Яков I пытался демонстрировать паритет через парные назначения при дворе. Но это не принесло должного результата. Англичане были по-прежнему недовольны ограничением доступа к королю в пользу шотландцев из спальни. При дворе периодически вспыхивали конфликты между представителями наций, и ходили слухи о заговорах против шотландцев[571].

С самого начала объединения дворов стали возникать споры и конфликты между англичанами и шотландцами, нередко они вспыхивали, казалось бы, на чисто «бытовой» почве. В июле 1603 г. Карлтон писал из Виндзора, где остановился двор, о ссорах между английскими и шотландскими лордами из-за расквартирования во дворце[572]. 8 июля Яков I был вынужден выпустить прокламацию о примирении наций[573]. Дело было не только в соперничестве за преобладание в ближайшем окружении короля, но и в противостоянии двух культур, двух стилей жизни.

Шотландские слуги спальни болезненно реагировали на любые, даже самые незначительные выпады в свой адрес. В сентябре 1605 г. Джон Марри доложил королю, что шотландцы спальни осудили один пассаж в пьесе «Estward Ное» и требовали наказать ее автора. Подобные петиции были также направлены Сесилу и лорд-камергеру. Смысл пассажа заключался в том, что, по мнению одного из героев пьесы, шотландцы, хотя и являются самыми лучшими друзьями англичан во всем мире, но лучше всего держать их подальше от Англии[574].

Особое возмущение шотландцев вызвала речь Кристофера Пиггота в парламенте 1607 г. с обвинениями в их адрес. Один из королевских спальников, Джон Рамзи, доложил об этом королю и потребовал арестовать оратора, что и было сделано[575]. Бэкон выступил с ответом, утверждая, что шотландцев, за исключением королевского окружения, было не столь много при дворе[576]. Но проблема была не в количестве, а в том, что они пользовались непропорционально большим преимуществом в аккумулировании королевской щедрости и реализации королевской воли.

Особое неприятие по отношению к шотландцам проявляли те англичане, кто либо был вынужден оставить свои должности в их пользу, либо те, кому они преградили продвижение ко двору. Джон Хоулз, один из таких англичан, считал, что именно с приходом «бедных и голодных шотландцев… начала угасать слава английского двора». Из-за шотландцев, по мнению Хоулза, двор покинули лучшие из джентри, «презирая их соседство», что привело к ослаблению той связи между двором и графствами, которая существовала во времена Елизаветы[577].

Чрезмерная щедрость короля по отношению к шотландцам и их привилегии стали поводом для провала унии в парламенте. Тот же Джон Хоулз, один из наиболее активных ораторов парламента 1610 г., объявил королевский двор «причиной всего». Он особенно нападал на шотландцев, которые монополизировали спальню и придворный патронаж. Хоулз предложил разделить штат спальни поровну между нациями[578].

Сам Хоулз являлся представителем того поколения джентри и горожан, которое было отторгнуто Яковом I ради сохранения положения шотландцев. В рамках тюдоровской традиции они рассматривали государственную и придворную службу как высшую форму гражданского призвания, в которой совмещались личные выгоды и государственные интересы[579]. Апеллирование к своему служебному опыту и достойному происхождению не помогло Хоулзу закрепиться при новом дворе.

Причина разрыва между «двором» и «страной» кроется не столько лично в Якове I и его предпочтении своим соотечественникам, сколько в специфической консервативности придворной машины, ограниченности ее ресурсов, ее корпоративной замкнутости. Ограниченное предложение придворных и государственных постов рождало ажиотажный спрос, а решающими факторами в выборе из нескольких кандидатов являлись патронатно-клиентные связи, подкрепленные соответствующими средствами. Включение нового шотландского элемента еще более сократило предложение, а замкнутость спальни ориентировала потоки, питающие фонтан королевской щедрости и исходящие от него, в одном направлении.