Читать онлайн «История нравов России». Страница 49

Жизнь запорожского казака представляла собою своеобразный аскетизм: «лицарю и лицарська честь: йому треба воювати, а не бiля жiнки пропадати». Однако необходимо было избежать одиночества, гнетущего душу, поэтому был распространен обычай побратимства. Кроме того, в военном походе сичевой казак, нападавший на врага или сам подвергавшийся атаке, нуждался в верном друге и сотоварище, который мог бы уберечь его от опасности и оказать помощь. Побратимство предполагало принесение в жертву жизни ради друга, если это понадобится. Законную силу побратимство приобретало, когда друзья давали «завещательное слово» в церкви при священнике: «Мы, нижеподписавшиеся, даем от себя сие завещание перед богом о том, что мы — братья, и с тем, кто нарушит братства нашего союз, тот перед богом ответ да воздаст перед нелицемерным судею нашим Спасителем. Вышеписанное наше обещание вышеписанных Федоров (два брата Федор да Федор) есть: дабы друг друга любить, не взирая на напасти со стороны наших либо прыятелей, либо непрыятелей, но взирая на миродателя бога; к сему заключили хмельного не пить, брат брата любить. В сем братия расписуемось» (116, 383–384). После такого обряда побратимы оставляли свои знаки на завещательном слове, прослушивали евангельскую заповедь, обменивались крестами и иконами, троекратно целовались и становились как бы родными братьями на всю жизнь.

Нравы у запорожских казаков были веселыми, отличались насмешливостью; они умели подмечать смешное в поведении других и высказывать это в шутливой, но не в обидной форме: «Обычаи у запорожцев чудны, поступки хитры, а речи и вымыслы остры и большей частью на насмешку похожи» (289, 20). Этим отчасти объясняется привычка запорожцев давать странные прозвища приходящим в Сечь новичкам: Гнида, Пивторикожуха, Непийпиво, Лупынос, Загубыколесо, Задерыхвист, Держихвист–пистолем и т. д. В соответствии со своим юмором запорожские казаки называли человека малого роста Махиной, большого роста — Малютой, разбойника — Святошей, ленивого — Доброволею, неуклюжего — Черепахой и пр. «Они всех поднимают на смех, — замечает П. Кулиш, — Украина у них не Украина, а Польша; люди нам не люди, а недолюдки, мажутся там не святым миром, а гусиным жиром» (141, 161).

В свободное от походов время запорожские казаки любили, лежа на животах, побалагурить, послушать рассказы других, держа при этом в зубах коротенькие люльки. Именно люлька для казака первое дело:

Люлька для запорожца дороже пасхи, принесенной из церкви, он без нее не мыслит себе жизни. Д. Яворницкий так пишет о значимости люльки в жизни сичевых казаков: «Люлька для запорожца — родная сестра, дорогая подруга его: он как сел на коня, зараз же запалил люльку да так верст шесть, а то и больше все смалит и смалит и изо рта ее не выпускает» (320, 237). У запорожцев, замечает далее Д. Яворницкий, имелась еще и «очеська» люлька, которая была больших размеров, украшенная дорогими камнями и разными бляхами, иногда на ней виднелась надпись типа «козацька люлька — добрая думка». Такую люльку покуривало все собрание запорожцев, когда обдумывал ось какое–нибудь предприятие или замышлялся против кого–нибудь поход. Наряду с люльками в употреблении находились и нюхательные рожки, ими пользовались в основном старые деды. Некоторые употребляли и то, и другое: «Люлька душу услаждае, а рiжок мозок прочищае».

В уклад жизни запорожских казаков «вписана» была родная музыка в исполнении баянов, слепцов–кобзарей, нередко они и сами играли на кобзах, любимых инструментах, складывали думы и песни. Кобзарь, тот же французский трувер, немецкий мейстерзингер, сербский слепчак–пьевак, пользовался уважением и почетом у запорожцев, ибо он «всюди вештасться и долю спiвае». Помимо этого, кобзарь у запорожцев выступал в качестве хранителя заветных казацких преданий, «лыцарских подвигов», знахаря, воодушевителя военных походов. Согласно представлениям казаков, кобзу сотворил сам Творец, поэтому она была у них в чести.

К темным нравам запорожских казаков относилось следующее: многие из них любили прихвастнуть своими подвигами, совершенных в походах, любили пустить пыль в глаза перед чужими, щегольнуть своим убранством и оружием, им присущи были легкомысленность и непостоянство, хотя и называли они себя в письмах и посланиях к царям и королям «верным войском его королевского или царского величества»; недаром о них существует поговорка, что они «гульливы, как волна, непостоянны, как молва». Еще больше, как замечает Г. Боплан, запорожцы отличались своей ленью и беспечностью (29, 26). Не случайно на их счет сложены вирши:

Огромным пороком запорожских казаков была также их страсть к алкогольным напиткам: «В пьянстве и бражничестве, — говорит Г. Боплан, — они старались превзойти друг друга, и едва ли найдутся во всей христианской Европе такие беззаботные головы, как казацкие… Нет в мире народа, который мог бы сравниться в пьянстве с казаками: не успеют проспаться и вновь уже напиваются. Однако, понятно, что это бывает только во время отдыха, ибо когда находятся в походе или обдумывают какое–нибудь важное дело, то являются чрезвычайно трезвыми» (29, 25, 26). Сами о себе запорожцы говорили по этому поводу: «У нас в Сiчi норов — хто «Отче наш» знае, той вранцi встав, умисться та й чарки шукае». Существует даже вирш:

Вот почему в казацких думах любая корчма называется «княгиней», а в той «княгине много казацкого добра загине, и сама она неошатно ходит и Козаков под случай без свиток водит». Настоящий запорожец водку называл горилкою, а чаще всего оковитою, т. е. водою жизни и обращался к ней, как к живому существу. Она настолько вошла в жизнь запорожских казаков, что они без нее не отправлялись даже в столицу Российской империи по войсковым делам первостепенной важности. Например, в 1766 году в Петербурге находилось несколько человек запорожцев во главе с кошевым Петром Калнишевским. Они поиздержались, поистратились, собственная водка кончилась, и тогда кошевой через президента Малороссийской коллегии, графа П. А.Румянцева, отправил в Сечь Антона Головатого, чтобы тот привез «для собственного их употребления 50 ведер вина горячего» (117, 225). Вообще пьянство запорожский Кош считал пороком и боролся, хотя и безуспешно, с этим злом.

Обыденная повседневная жизнь запорожских казаков в Сечи складывалась следующим образом: «Козаки поднимались на ноги с восходом солнца, тот же час умывались холодной ключевой или речной водой, затем молились богу и после молитвы, спустя некоторое время, садились за стол к горячему завтраку. Время от завтрака до обеда козаки проводили разно: кто объезжал коня, кто осматривал оружие, кто упражнялся в стрельбе, кто чинил платье, а кто просто лежал на боку, попыхивая из люльки–носогрейки, рассказывал о собственных подвигах на войне, слушал рассказы других и излагал планы новых походов. Ровно в 12 часов куренной кухарь ударял в котел, и тогда, по звуку котла, каждый козак спешил в свой курень к обеду… Войдя в курень, козаки находили кушанья (пшенная кашица с примесью кислого ржаного теста, свинина, мамалыга, брынза, рыба и др.) уже налитыми в «ваганки», или небольшие деревянные корыта, и расставленными в ряд по краям сырна (стола с обедом — В. П.)… разные напитки — горилку, мед, пиво, брагу, наливку… Время от обеда до ужина проводилось в тех же занятиях. Вечером, по заходе солнца, козаки вновь собирались в курене; здесь они ужинали горячим ужином; после ужина тот же час молились богу и потом ложились спать…; другие собирались в небольшие кучки и по–своему веселились: играли на кобзах, скрипках, ваганах, лирах («рел–лях»), басах, цимбалах, кожах, свистели на сопилках, свистунках, — одним словом, на чем попало, на том и играли, и тут же танцевали» (320, 243–245). Третьи просто пели без музыки и пляски; четвертые собирались в углах куреня и при зажженных свечах играли в карты, проигравшего таскали за чуб; играли также в кости, причем не только на деньги, но и на добычу и пленных татар.

Большие праздники отмечались торжественно, все присутствовали на божественном молебне, после коего казаки устраивали оружейный салют. В обыкновенные праздничные дни запорожцы зачастую развлекались на кулачных боях; во время этих боев они нередко ожесточались до того, что наносили друг другу страшные увечья, а иногда и убивали кого–нибудь. Однако подобного рода времяпрепровождение выглядело очень скромным по сравнению с тем временем, когда запорожские казаки возвращались из похода.