Читать онлайн «Общий ход всемирной истории (Очерки главнейших исторических эпох)». Страница 10

только две дороги: или превзойти своих противников морским могуществом, или же стушеваться. На первое у нее уже не хватало жизненности, а потому с тех дальних пор и до настоящего времени Египет уже не имеет самостоятельного исторического существования, а только выносит на своих плечах непрерывный ряд чуждых завоеваний".

Те же самые явления с некоторыми местными особенностями представляет для Мечникова и история месопотамской цивилизации, так как он находит "замечательную аналогию географического положения древнейших столиц Халдеи от Дильмуна до Ура и Вавилона с положением Мемфиса и Фив. Близкие на первый взгляд к внутреннему морю (Персидский залив) города эти были в действительности отделены от него негостеприимной болотной полосой, которую образовали устья Евфрата и Тигра, прежде чем труд и искусство многочисленных поколений не вывели их из природного хаоса и не вогнали в одно русло Шат-Эль-Араб. Как в Египте, так точно и в Месопотамии, цивилизация в течение почти двадцати веков отворачивается от моря и устремляется вверх по рекам, породившим ее, к Арарату, имея главными своими средоточиями внутренние города: Ассур, Ниневию, Кархемыш, т. е. и здесь точно так же, как на нильских берегах, историческая цивилизация переживает долгий первичный или речной период, прежде чем - не раньше VII в. до Р. X.- естественный ход времени ставит и перед ней, в свою очередь, роковую дилемму: преобразиться в морскую цивилизацию, т. е. вступить в новый возраст своего развития, или же стушеваться перед более свежими цивилизациями, успевшими уже расцвесть на средиземноморских берегах, по усвоении наследства египетской истории". Сначала эта цивилизация, как и египетская, развивается и зреет долго в речной, континентальной среде, сухим путем распространяя свое историческое влияние на всю юго-западную Азию, но после падения Ассирии, с возникновения так называемой второй Вавилонской монархии, для месопотамской цивилизации наступает решительный морской период. В этом мы убеждаемся уже по тому усердию, с которым Навуходоносор, главный

зиждитель позднейшего вавилонского могущества, старается открыть своей столице доступ к морю, но, как известно, политическое могущество ново-вавилонской монархии продолжалось всего несколько десятков лет. Персидское завоевание положило конец месопотамской независимости и даже грозило повернуть историю юго-западной Азии назад к речным временам.

Историческое превосходство ближайшего Востока над Китаем и Индией

Близость названных стран одной к другой и к Средиземному морю, этому главному культурному морю древности, была особенно благоприятным условием для более тесного взаимодействия, в этой части древнего мира, старейших исторических народов и для перехода цивилизации из речного периода в морской. Для Индии и Китая таких условий не существовало. "Индия, говорит Мечников, сравнительно скоро утрачивает свое мировое культурно-историческое значение, именно потому, что ее реки открывают ей довольно плохой доступ к двум очень невыгодно одаренным природой внутренним морям. К тому же, замечает он еще, вместе с Китаем, она является уже несколько запоздалою на всемирно-историческом поприще, и вследствие этой запоздалости история обеих этих стран представляет более специальный и узкий интерес, имея немного точек соприкосновения с мировой историей Запада".

Решительно морской характер приняла лишь история стран, прилегающих к Средиземному морю, и здесь первым народом с всемирно-историческим значением явились финикийцы, главнейшая заслуга которых заключается именно в том, что они перенесли всемирную историю из речной географической среды в среду средиземноморскую. Ближайшим последствием такого перемещения было то, что культуры, развивавшиеся до тех пор изолированно одна от другой, в тесной зависимости от судьбы какого-нибудь народа, сменились цивилизацией, имеющей уже общий, космополитический характер. "С этих пор, как говорит Мечников,

отдельные нации уже могут слабеть, бледнеть, вовсе исчезать с исторического поприща, но светоч всемирной культуры не гаснет уже никогда. От финикийцев его перенимают эллины, вызывающие к исторической жизни Италию и Рим, создающие ту империю, которую иначе и нельзя назвать, как средиземноморской, потому что в ней не преобладал ни один националистический элемент, а участвовали все народы, живущие вокруг Средиземного моря".

Но если цивилизации ближайшего Востока были первою основою дальнейшего культурного развития главной части исторического человечества, то, с другой стороны, ни в Индии, ни в Китае мы не наблюдаем таких переворотов, которые на ближайшем Востоке влекли за собою полную гибель старого - с заменою его новым и даже с резкими возвращениями назад.

Причины гибели древнейших цивилизаций и культурного застоя в истории восточных народов

В самом деле, тот исторический мир, в котором было положено начало главному течению истории, в настоящее время можно назвать совершенно исчезнувшим с лица земли, не в том только смысле, что всякое прошедшее есть для настоящего нечто переставшее существовать, но главным образом в том, что в данном случае прошедшее не имеет в настоящем своего непосредственного продолжения. В последнем отношении совсем не то наблюдаем мы в истории Китая или Индии: между тем, как от древнего Востока в более тесном смысле этого слова остались одни, если можно так выразиться, археологические следы, древние Китай и Индия продолжают еще жить до сих пор в Китае и Индии современных. Другими словами, цивилизации древнего Востока, за исключением китайской и индийской, в настоящее время более уже не существует даже в измененных формах: это - цивилизации вымершие, уступившие место историческим явлениям совсем другого происхождения. В сравнении с исчезновением культур египетской, ассиро-вавилонской, финикийской и т. д. не может идти

в полное сравнение даже то крушение греко-римской образованности, которое произошло в начале так называемых средних веков европейской истории: не сохранись о народах Передней Азии и Египта известий в Библии и у классических авторов и не оставь эти народы сами о себе вещественных и письменных памятников,- которые притом стали открываться и изучаться только в XIX в., мы имели бы право говорить даже о совершенно бесследном исчезновении для нас всей истории ближайшего к нам Востока. Не в таком положении, повторяем, находятся Китай и Индия: древнейшая их история продолжается доселе, не испытав ничего такого, что напоминало бы гибель культур египетской или ассиро-вавилонской.

Но здесь, в истории этих двух стран, мы имеем дело уже с другим явлением, весьма характерным вообще для наиболее ранних цивилизаций, лишь только они достигали некоторой высоты: я говорю об известном культурном застое и Китая, и Индии. В этих странах историческая жизнь зародилась раньше эпохи полного расцвета греческой цивилизации, а между тем и китайцы, и индийцы, довольно рано выработав свою культуру, страшно отстали от европейских наций, хотя предки последних только что готовились вступить в историческую жизнь, когда сама античная цивилизация уже успела отцвести. Это явление, т. е. отсталость китайцев и индийцев, по сравнению их с европейцами, может объясниться либо тем, что оба азиатских народа находились в более медленном, хотя и непрерывном движении, либо тем, что, сравнительно быстро достигнув сначала значительной культурной высоты, они впоследствии, так сказать, остановились в своем поступательном движении, застыли и замерли в традиционных формах быта. Известно, что в исторической литературе - и не без основания - составилось представление о застое как о характерной особенности истории обеих названных стран в течение целых столетий: застой обозначает едва заметное, крайне медленное движение, - так как абсолютного застоя не бывает, - обозначает также коснение на давно достигнутых ступенях быта, предполагающих, однако, известное движение в более

отдаленном прошлом. "Китайцы, - говорит автор одного обширного историко-философского труда, - китайцы неподвижны не в том довольно общепринятом смысле, что будто бы все сплошь остается у них неизменным; напротив, культуры своей добились они кропотливым, настойчивым трудом, и государство их испытало на себе много потрясений,- но они консервативны в том значении, что крепко держатся за все, что успели раз себе добыть, и за первичную форму своего жизненного начала, так что все развитие их совершается в пределах последнего, не переходя за его заветную черту; у них не возникает ничего существенно нового, ни через усвоение со стороны, ни благодаря процессу внутреннего самораскрытия. Китайцы, прибавляет тот же писатель, были малыми детьми, как и все человечество той отдаленной эпохи, но детьми же они и остались, детьми же состарились, так что символом целого народа является герой сказания, Лао-цзе, который будто бы родился на свете седовласым старцем" *. Конечно, история Индии не подойдет под эту характеристику, но именно здесь-то мы с особенною ясностью, весьма пригодною для частной иллюстрации общего явления, и наблюдаем быстрое и богатое развитие исторической жизни, за которым следуют века застоя. "С устойчивостью, принадлежащею характеру восточных народов, - читаем мы в одной большой "Всеобщей истории" **, - индийцы продолжали с той поры (с македонской и александрийской эпохи) держаться, как держатся еще и теперь, своего фантастического вероучения, своего стеснительного кастового устройства, строгого аскетизма, веры в долгий ряд возрождений, - словом, всех тех учреждений и теорий, которыми была парализована и подавлена их нравственная энергия. Много было завоевателей, становившихся железною ногою на выю индийского народа; много было военных нашествий, вторгавшихся опустошительными бурями в благодатную страну и заливавших ее кровью; но старые основы индийской жизни пережили все перевороты, выдержали все