Читать онлайн «Русско-еврейский Берлин (1920—1941)». Страница 53

Интересны две рецензии на постановку пьесы «Сон Иакова» австрийского драматурга Рихарда Бер-Хофмана, еврея по происхождению. Пьеса была написана по-немецки и переведена для «Габимы» на иврит. Оба рецензента – А. Керр и сам Бер-Хофман – иврита не знали. Керр писал: актеры «использовали то самое древнее звучание, звучание Библии, которое, к сожалению, стало мне чужим», однако отметил, что чувствовал «кровное родство» с носителями этой культуры. Бер-Хофман также написал хвалебный отзыв и заключил его словами о языке, на котором пьеса исполнялась: «…пьеса звучала странно, это был язык, которого я не понимаю, однако в каком-то отношении он показался мне знакомым, даже частью меня»692.

Обоим рецензентам культура, которую представляет московский театр, кажется более древней и «настоящей», чем их собственная, они чувствуют свою оторванность от нее. С одной стороны, они не знают ее языка и воспринимают его как язык чужой, с другой – он им кажется мистически знакомым. Вероятно, это романтическое ощущение можно объяснить идеологическим контекстом: на рубеже веков в Германии была популярна идея об иврите как языке, подспудно знакомом всем евреям (в частности, это было одним из оснований для создания методики преподавания иврита по «прямому методу» – «иврит на иврите»).

Подобное отношение встретили и еврейские труппы, приехавшие в Берлин со спектаклями на идише: спектакль «Вилнер трупе» – идишского театра из Литвы – писатель Альфред Дёблин назвал «настоящим еврейским театром», а Йозеф Рот так отозвался о спектакле ГОСЕТа (Государственного еврейского театра в Москве)693: «Мне казалось, будто евреи, представленные на сцене, – более восточные, нежели те, которые обыкновенно встречаются… это евреи более высокой ступени, более еврейские евреи»694.

Этот интерес к глубоко национальному, архаическому, возможно, более примитивному характерен и для восточноевропейского искусства в Германии 1920-х годов, прежде всего для идишского авангарда.

Как отмечают многие авторы, Берлин не стал полноценным центром идишской культуры695. Вероятно, это обусловлено прежде всего кратковременностью ее развития в Берлине.

Начало 1920-х годов было многообещающим. В Берлине оказалось значительное количество идишистов: там некоторое время жили писатели М. Кульбак, Л. Квитко, Д. Бергельсон, Д. Гофштейн, Дер Нистер, критики И. Эльяшев (известный под псевдонимом Бал-Махшовес, редактор идишского отдела издательства «Клаль») и Н.И. Штиф (известный под псевдонимом Бал-Димьен, критик, филолог, переводчик и общественный деятель; впоследствии он уехал в СССР и стал одним из теоретиков советского литературного идиша).

Самым известным еврейским академическим учреждением, занимающимся изучением языка идиш, идишской литературы, еврейской истории и культуры, в 1920 – 1930-е годы был Еврейский исследовательский институт (буквально: Еврейский научный институт, ранее – Еврейская научная организация) (Yidišer visnšaftlexer institut, ИВО). Он был основан в 1925 году по инициативе Штифа. В число его «отцов-основателей» входили также М. Вайнрайх и И.М. Чериковер. Основным местом пребывания ИВО стал Вильно, хотя учрежден он был в Берлине, здесь же произошло его официальное открытие. Институт состоял из трех отделений: филологического во главе с М. Вайнрайхом в Вильно и двух отделений, находившихся в Берлине, – исторического во главе с Чериковером и отделения экономики и статистики, которым заведовал Я.Д. Лещинский696.

Как и в случае с русско– и ивритоязычной литературной продукцией, объемы ее издания в Берлине в начале 1920-х годов были огромны: по выпуску книг на идише Берлин уступал только Варшаве697. Идишская газета «Ундзер Бавегунг» писала: «Издательства у нас растут как грибы после дождя. Кажется, что скоро будет больше литераторов, чем читателей. Как во время войны торговали кожей или маргарином – сейчас торгуют издательствами. Если дело не идет, то находится кто-нибудь, кто купит издательство вместе со всеми книгами, а иногда и вместе с авторами»698.

В Берлине действовали идишистские издательства «Йидиш», «Восток», «Литераришер фарлаг», «Йидишер фолксфарлаг», «Йидишер културфарлаг», «Швелн», «Функен», «Клаль». Издавалось 19 журналов на идише. В 1923 году в Берлине вышли два номера альманаха «Альбатрос» (под редакцией У.Ц. Гринберга, прожившего там около полутора лет). Одним из самых интересных журналов, выходивших все время в Берлине, был «Дер онѓейб» («Начало»), выходивший в издательстве «Восток» под редакцией поэта Довида Эйнѓорна, Макса Вайнрайха и критика, эссеиста Шмарьи Горелика. Редакция исповедовала идею необходимости знакомить между собой Восток и Запад, культуру иммигрантов и немецких евреев, еврейскую и европейскую культуру. Это выражалось в некоторой эклектичности: в сборнике соседствовали произведения на разных языках, научные труды, эссеистика699. Газета «Рассвет» неодобрительно отозвалась об этом: «Стихи талантливого молодого поэта М. Кульбака рядом с религиозно-философскими изысканиями среднего достоинства Р. Зелигмана, переводы из Оскара Уайльда и “Псалмы” Д. Эйнгорна, Эльза Ласкер-Шиллер (Ласкер-Шюллер) и Ш. Горелик – какая смесь “племен, наречий, состояний”. Нет в сборнике никакой центральной руководящей идеи, и уже нечего говорить о том, что у него отсутствует всякое литературное лицо»700. Однако автор рецензии снисходительно похвалил М. Вайнрайха за его работу о «Мегилас-Винц» – исторической поэме XVII века на идише: «М. Вайнрайх проявил себя за последнее время рядом ценных работ по истории и теории “идиш”, и у него, по всем видимостям, есть все данные к тому, чтобы занять видное положение в этой области»701. Через несколько лет Вайнрайх станет одним из главных исследователей в ИВО, а через пару десятилетий – ведущим специалистом в области идиша в мире.

Самой значительной организацией, объединявшей идишское искусство в Берлине, была Культур-Лига. Основана она была еще в Киеве в 1918 году702. В ее состав входили писатели (среди них – Лейб Квитко, Довид Гофштейн и Довид Бергельсон, Дер Нистер), художники и педагоги703, прокламируемой ею целью было создание светской еврейской национальной культуры. Одним из стимулов к возникновению Культур-Лиги было основание в 1917 году московского общества «Тарбут» – сионистской организации, объединявшей гебраистов и поддерживающей «Габиму»704. Культур-Лига была создана в противовес «Тарбуту»: ее идеологи были убежденными идишистами и автономистами.

Искусство Культур-Лиги было отчетливо национальным705 (в этом контексте часто цитируется фраза М. Шагала: «Если бы я не был евреем, как я это понимаю, я не был бы художником или был бы совсем другим художником»706). Еврейский авангард в понимании Культур-Лиги – это синтез старого и нового, традиции и авторского начала, национальной и универсальной культур. Автор черпает вдохновение из традиционной культуры, однако и традиция обогащается благодаря его вкладу. Так же соотносятся еврейская и мировая культура: молодой еврейский авангард проходит путь ученичества у всемирной литературы и искусства, но в то же время сам является ее частью и способствует ее развитию, оставаясь при этом национальным. В поисках национального начала еврейские писатели и художники, так же как и представители западноевропейского авангарда, обращались к архаике, фольклору, народному искусству, примитиву. Для еврейского контекста роль «архаики» могла выполнять как ашкеназская культурная среда (устное народное творчество, изобразительное искусство: изучались росписи синагог и декор традиционных надгробий), так и древневосточная; особенно эти два направления заметны в живописи: художники Культур-Лиги искали образцы для подражания и интерпретации как в древневосточном искусстве, так и в искусстве восточноевропейского еврейства707. Используются визуальные образы местечка, появляются циклы произведений, посвященные ему: в 1923 году выходят цикл рисунков И.Б. Рыбака «Штетл, мой разрушенный дом, воспоминание» (кубистическая панорама жизни типичного еврейского местечка) и автобиография Шагала «Моя жизнь» с авторскими иллюстрациями, изображающими еврейскую жизнь Витебска. В обоих случаях местечко представлено как идиллический мир без насилия708.

Абстрактность живописи не отменяет ее национального характера. Статье Б. Аронсона и И.Б. Рыбака «Пути еврейской живописи», написанной в 1919 году, предпослан парадоксальный эпиграф: «Да здравствует абстрактная форма, воплощающая специфический материал, ибо она – национальна!»709

Как главная национальная ценность евреев – народа книги – понимается книга, и создание оригинальной еврейской иллюстрированной книги было провозглашено одной из существенных задач национальной художественной культуры, в решении которой первостепенная роль, разумеется, отводилась еврейским художникам. Эта задача остается приоритетной и для Культур-Лиги, в деятельности которой книгоиздательство занимало важное место. По убеждениям ее идеологов, «современная» еврейская книга должна была стать одним из символов «новой еврейской культуры» и каналом трансляции этой культуры «массам»710. Оказавшись в Берлине, большинство еврейских художников находят себя именно в книжной графике. Наиболее известны иллюстрации Эль Лисицкого и И. Чайкова.