Читать онлайн «Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию». Страница 49

Демография: семья как институт жизни

Хорошо, что мы хотя бы покупаем рождение детей у их матерей за так называемый материнский капитал, признавая тем самым на деле, а не на словах, что дети нам все-таки нужны. Мы живое доказательство лживости утверждений о мальтузианской неизбежности экологического геноцида. Мы развитая страна – и люди нам уже очень дороги в прямом денежном смысле этого слова. А ведь наша планетарная миссия – двигаться и дальше на Север, создавая все более автономный от природной среды сверхбиологический образ жизни. В футурологической перспективе этот путь ведет и к заселению космоса. Значит, мы должны выработать образ жизни, ее содержание, институты, ее поддерживающие, соответствующие этому процессу. Мы должны снова ответить на вопрос, является ли клеткой, ячейкой такого продвижения самой жизни (а не общества) семья. Именно семья должна хотеть детей и заботиться о них, тратиться на них, не обременяться ими, не считать их убытком.

Если мысленно продолжить линию с материнским капиталом, то получится, что в детях больше заинтересовано государство, чем семья. Если реально следовать этой линии, то получится, что государство в дальнейшем должно больше заниматься детьми, чем семья, и иметь на них больше прав, чем семья. Это ровно тот норвежский вариант, который мы сегодня подвергаем жесткой и справедливой критике. Значит, сегодняшнюю демографическую меру мы должны рассматривать как временную и антикризисную.

В принципе, политика уничтожения семьи как института имеет те же корни, что и политика уничтожения государства. Если государство – фактический защитник реального физического индивида в его взрослом, зрелом, активном статусе, то семья защищает индивида в детстве и в старости, является гарантией этой защиты, вместе с государством организует воспроизводство человека, полноту его цикла. Семья является признаваемым – и регулируемым государством – институтом власти. Наконец, семья является границей экономического отношения к человеку. Эта граница может проходить по-разному, но вне семьи ее вообще нет.

Мы должны разобраться в отношении между институтом брака, институтом семьи и отношениями «родители-дети» в современных условиях. Простой ответ, что все должно оставаться как есть, не выдержит проблематизации, уже заявленной современным кризисом всех этих институтов.

Чтобы иметь шанс понять ситуацию, мы должны различать следующие социальные институты, безотносительно к их правовому оформлению:

семья – вообще не обязательно только отношения родителей и детей или такие отношения в рамках одного только поколения. Семьей могут оказаться родственники, которые живут вместе. Семья – это микрокоммуна совместной жизни, в которой ее члены защищают друг друга, дороги друг другу.

Брак – это жизнь мужчины и женщины ради взаимного дополнения и полноты человеческого существования. Им совсем не обязательно является секс или даже рождение детей. Совместная жизнь двух мужчин или двух женщин (или другого их числа) может оказаться фактической семьей, но никак не может оказаться браком. И однополый и групповой секс никак не меняют дела.

Детей могут воспитывать и неродители. В нашей русской культуре есть такое понятие, как «сын полка». Но не всем это стоит позволять делать. Этот принцип существует еще до появления навязанной проблемы воспитания детей в однополых семьях.

Однако кто бы ни воспитывал ребенка и в какой бы семье он ни жил, родители – это те, кто его родил. И только. И они имеют право на очеловечивание своего ребенка, на отпечатывание на нем своей личности, поскольку сами люди.

Семья может быть и негативным социальным явлением, трансформируясь в преступный клан. Но даже это не превращает ее из защиты человека, реального физического индивида, в его врага по функции, изначально.

Наш семейный кодекс – продолжение советского, весьма упрощенного, разве что мы внесли туда элемент брачного договора, в духе вернувшегося буржуазного прошлого. Но дело не только в семейном праве. Семья у нас вообще не является предметом какой-либо политики – налоговой, экономической, культурной. Налоги каждый платит сам. Семейное предпринимательство носит маргинальный характер. Семейная мораль вообще не имеет правового статуса. И так далее.

Если мы всерьез собираемся заниматься заселением своей территории, а оно по необходимости будет иметь пионерный характер, то в этом процессе может воспроизводиться и быть этого процесса носителем традиционная поколенческая семья, в которой есть и родители, и дети. Люди лишь должны увидеть пространство жизненной свободы, поколенческую перспективу, волю. Они должны захотеть жить. Человек в неволе не размножается, как и самые благородные звери.

Чтобы иметь шанс продвинуться в этом направлении, мы должны понимать, что это область кризиса и именно поэтому нам такого шанса могут просто не дать. Охранительные меры нужны не по отношению даже к самой семье, браку, или родительским правам, а по отношению к нашей политике работы со всей сферой семейного воспроизводства человека. Нужно понять, что опасность представляют не сами люди с нарушенной, неестественной сексуальностью – их всегда было определенное и заметное количество в любом социуме. Как раз загонять их в подполье бессмысленно и опасно. Опасность представляет идущая извне системная политика по превращению этих людей в экстремистские группы и сообщества, использование их в качестве социального орудия системной агрессии против нормальных механизмов воспроизводства человека, против права как такового (право может лишь оформлять реальность, но не создавать ее) и также против социума в целом, для создания конфликтов, вовлекающих в себя биологические законы жизни человека, древние и архаические мотивы его поведения, традиционные культурные коды, то есть конфликтов, которые принципиально неразрешимы. Поэтому в охранительный периметр по отношению к такой политике должно быть включено признание экстремистской любой пропаганды деятельности таких групп и сообществ. Тут мы с Западом решительно прощаемся. Мы выживем. Они – нет.

Здоровье есть объем той жизненной энергии, которой мы реально располагаем, то есть, по существу, количество самой жизни, причем в расчет надо принимать не только ее длительность, но и интенсивность, интеграл. Человек нуждается в интенсивности жизни. Ради интенсивности он готов пойти на сокращение длительности. При отсутствии интенсивности жизни он компенсирует это отсутствие алкоголем, наркотиками, преступными действиями или бессмысленным риском.

Здоровье нужно для длительной и интенсивной жизни. Содержанием жизни человека должен обеспечить его мир, его страна. Содержание и интенсивность жизни, а также саму необходимость жить долго и напряженно русским должна дать Россия (массовый спорт в этом отношении нужен, прежде всего, именно как сфера мотивации, пробуждения интереса к жизни, и только в этой рамке – как воздействие на тело человека ради его оздоровления). Мотивация человека к жизни есть обязательный элемент воспроизводства человека. Тут нет чего-то революционно нового. Человек живет ради детей, ради другого человека вообще, ради славы, ради карьеры, ради веры, ради родины, ради идеологии, ради участия в деле, ради рыбалки и охоты, ради знания, ради красоты, ради созерцания, ради развлечения, ради богатства, ради потребления… Последние три мотива занимают в этом открытом списке свое законное место. Они просто не должны заменять собой все остальное. Попытка так поступить с жизненной мотивацией ведет к угнетению жизни, критическому сужению жизненного пространства, к системному нездоровью.

Весь этот спектр мотиваций никак не укладывается в прокрустово ложе рекламного пространства, которое у нас является главным учителем жизни. Реклама (и предлагаемые товары, многократно дублирующие друг друга) предлагают в качестве образа жизни комфорт, расслабление, неопределенную продолжительность жизни, которая никогда не закончится. Мы должны попробовать товары и услуги (якобы разнообразные, но созданные под копирку), вместо того чтобы попробовать себя в действительно различных экзистенциальных ситуациях. Так что мы начинаем умирать, даже не попробовав жить. Отдав рекламе телевидение, мы отдали ей и сферу жизненной мотивации. Если это будет продолжаться и дальше, то нездоровых у нас станет столько же, сколько и в США.

Странно было бы поручать заботу о здоровье медицине. Корпорация врачей извлекает доход из лечения, а не из здоровья. Забота о здоровье противоречит интересам медицинского сообщества. И страхового сообщества тоже. Люди должны бояться болеть. И для этого они должны болеть. Поэтому профилактическая и превентивная медицина либо для очень богатых, либо от государства, либо после победы над обществом потребления. Мы не хотим обидеть врачей. Мотив врача – благо пациента. Но у него уже есть пациент. Откуда он взялся? Он пришел из сферы нездоровья. Нездоровье вовсе не отсутствие здоровья. Это сознательно организуемая сфера вялой и короткой жизни. Это деятельность по ликвидации лишних людей – лишних с точки зрения данного социума или других, внешних социумов.