Читать онлайн «Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию». Страница 48

Ничего этого не было в нашей истории. Мы не переживали Средних веков, поскольку никогда не пытались эксплуатировать веру в мирских целях так, как это делал Запад, и потому не нуждались ни в Ренессансе, ни в Реформации, ни в Просвещении. Все это мы получили уже в концентрированном и закодированном виде лишь вместе с религией коммунизма и проживали в ускоренном времени. Из Англии, а потом и из Европы в целом в нынешние США хлынули уже поздние продукты этого религиозного распада. США – страна отнюдь не атеистическая, а сектантская, продукт разложения протестантского движения.

Поэтому любой вид антиклерикализма, то есть борьбы против Церкви, в русской культуре просто не имеет смысла. Либеральные идеологи с надеждой ищут ростки «русского протестантства», но совершенно безрезультатно. Фигурально выражаясь, мы индульгенциями не торговали, инквизиции у нас не было. Поскольку настоящая наука является филиалом теологии, исходит из существования идеального и недостижимости окончательного знания, то никакого действительного конфликта между научным мышлением и верой нет и никогда не было. Наука движется в своей работе к миру, а вера – за его пределы. Наука укрепляет веру через устранение суеверий язычества и магии. Конфликт же на Западе был между церковью как социальной организацией и группами ученых, которые сами находились внутри этой же Церкви. Любое же утверждение атеизма самого по себе, без политической антиклерикальной борьбы нам следовало бы считать – и правовым образом так и относиться к этому – разновидностью светской религии, а вовсе не инстанцией, способной как-либо ограничивать культурный статус вероучений и религиозных практик традиционного характера. Заметим для порядка, что ислам также никогда не был врагом науки (все было ровно наоборот), хотя этот факт и общеизвестен.

Учитывая все вышесказанное, нам нужно очень серьезно отнестись к интенсивно идущему процессу американизации всего нашего культурного пространства. Что толку воевать с политической идеологией США за Украину в информационном «стволе», если пространство образа жизни (то есть образцов, того, чему подражаем, откуда буквально берем наши желания) полностью организовано американской культурой, центральным элементом которой является даже не дизайн потребления, реклама или короткие музыкальные композиции, а прежде всего кино, большой экран.

Кино претендует на наше внимание так же, как ранее книга. Это три часа жизни в отличие от клипов. Кинофильм – программа целой жизни. Не случайно радикальные либеральные идеологи считают кино тоталитарным искусством и призывают к его разрушению. Кино – главное современное искусство (то есть производство культуры), синтетический жанр, и дохлые акулы в формалине его никогда не догонят. Кино – коллективное зрелище, заменяющее римский Колизей. Кино вобрало в себя живопись, фотографию, музыку, театр, литературу, танец (хореографию). Люди собираются в темном зале, чтобы поверить в реальность происходящего на экране. И во что они должны верить? Основная претензия к американскому кинематографу в его главной, мейнстримовской версии даже не в пропаганде насилия, секса, обогащения и самих США как главной и лучшей страны мира. За это американское кино не пускали в СССР. Но сегодня американское (голливудское) кино даже уже не рекламирует США как что-то реально существующее, пусть и в условной реальности экрана.

Голливуд продвигает целиком вымышленный мир, в который мы должны переселиться вполне серьезно – занять им свое сознание, воспринять как образ своей жизни. Образ нашей жизни должен быть образом жизни уже не ковбоев и бандитов, а героев комиксов и фэнтези. В этом мире не то что России – и самих США нет. Поскольку в самих США большие реальные проблемы.

В новом голливудском кино вообще нет людей. Но есть еноты с пулеметами и говорящие деревья, которые спасают Галактику, будучи преступниками. Крещатик в Киеве во время майдана громили поклонники не книжного, а киношного Толкиена. Заметим, что все это происходит тогда, когда Голливуд испытывает гигантские трудности с киноаудиторией, с окупаемостью – и это при очень серьезной бюджетной поддержке, протекционизме по всему миру.

Китай жестко ограничивает прокат американского кино на большом экране. Мы полностью отдали весь прокат Голливуду. Русское кино должно рассматриваться нами не как бизнес, а как наша культура и идеология. Нам нужно кино о нас самих, а не о тамагочи или людях Х. При выполнении этого условия оно может и должно быть сколь угодно жанрово разнообразным, спорным, вызывающим, скандальным, раздражающим – только не скучным. Наши дети рискуют жизнью на крышах электричек, потому что жизнь без риска скучна и бессмысленна. Они идут в футбольные хулиганы, потому что драться не за что и не с кем. Мы должны дать образцы – образ жизни, потраченной на достойный риск и справедливую драку.

Сфера образования в России последние 25 лет была областью целенаправленного разрушения и деградации. Даже если мы остановим эти процессы сейчас, мы еще очень долго будем пожинать последствия провала – гораздо дольше, чем последствия хозяйственной катастрофы.

Что сделано против нашего образования?

Во-первых, из него устранен сам принцип авторитета культуры, без которого нельзя произвести на свет сверхбиологического человека. Образование, понимаемое как услуга, – это имитационный обман. Это социальная технология, позволяющая отнять время как у учеников, так и у учителей, а родителей и государство заставить еще и платить за это. Образование – это дисциплина. В противном случае лучше просто разрешить продавать фальшивые дипломы.

Во-вторых, сам принцип того, что образование должно соответствовать какому-то внешнему стандарту (европейскому? английскому? американскому? каким школам или университетам? для всех? или для избранных?), а не шагу собственного развития самого образования и национально определенным целям, является разрушительным и заранее помещающим нашу систему в догоняющую позицию. Кроме того, мы что, должны готовить людей на выезд, туда, где принимают дипломы по «их» образцу? Так в США европейские все равно не принимают.

В-третьих, из сферы образования исключена вся деятельность по тому, что традиционно называется воспитанием, то есть по созданию моральных, нравственных и этических основ личности. То есть самой личности. Сегодня дети и молодые люди воспитываются в социальных сетях и детском обществе. Так нельзя не только получить нужного стране гражданина, но невозможно дать ученику способностей выживать, противостоять трудностям, существовать в обществе.

В-четвертых, из содержания образования последовательно исключается не что-нибудь, а знание. Делается это под разными предлогами. В целом идеология сокращения содержания оправдывает происходящее необходимостью знакомить учеников (и студентов) не с «теорией», а с «практикой», готовить их к «жизни». В Старом Свете этот подход всегда отличал школы и образовательные заведения для низших классов. В Российской империи «теорию» проходили в гимназии, а «практику» – в реальном училище. Но речь не идет о настоящей подготовке к работе, к труду. Речь идет о некоем «социальном опыте», то есть о судьбе безработного. То есть систему настраивают сразу на производство лишних людей.

Здесь не место рассуждать о реформе образования, тем более что все, что делалось для его разрушения, делалось именно как реформа. Надо выбираться из-под завала, как после землетрясения, спасать живых, хоронить мертвых. Заметим лишь, что в качестве абсолютно обязательного требования к содержанию мы можем сформулировать следующее.

Выпускник (неважно, средней школы или высшей – от этого зависит только уровень знаний) обязан знать:

историю России в фактах, до всякой идеологии показывающих, как создавалась Россия из всех источников мировой истории, прежде всего истории европейской цивилизации – в качестве суверенного носителя последней и ее точки сборки;

русский язык – то есть русскую литературу (это одно и то же) как код доступа к русской культуре;

основы научного метода мышления и научного знания – как того, с чем действительно работает наука, без всякой научной идеологии и «картины мира»;

прикладную дисциплину по выбору.

Выбор между «гуманитарным» и «естественно-научным» профилем в среднем образовании абсурден и противоречит самой его функции.

Хорошо, что мы хотя бы покупаем рождение детей у их матерей за так называемый материнский капитал, признавая тем самым на деле, а не на словах, что дети нам все-таки нужны. Мы живое доказательство лживости утверждений о мальтузианской неизбежности экологического геноцида. Мы развитая страна – и люди нам уже очень дороги в прямом денежном смысле этого слова. А ведь наша планетарная миссия – двигаться и дальше на Север, создавая все более автономный от природной среды сверхбиологический образ жизни. В футурологической перспективе этот путь ведет и к заселению космоса. Значит, мы должны выработать образ жизни, ее содержание, институты, ее поддерживающие, соответствующие этому процессу. Мы должны снова ответить на вопрос, является ли клеткой, ячейкой такого продвижения самой жизни (а не общества) семья. Именно семья должна хотеть детей и заботиться о них, тратиться на них, не обременяться ими, не считать их убытком.