Читать онлайн «Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений». Страница 28

Даже в «Тяжелых временах» речь не о страданиях рабочих, подробно описанных у Миссис Тфоллоп <…> Сатира романа больше направлена не на промышленность <…> а на те силы, которые подавляют жизнь индивида и его воображение. Проблемы Стивена Блекпула проистекают не из индустриализации <…> а (в первую очередь) из неспособности системы, воплощенной в парламенте и истеблишменте, ответить на трудности его брака; а также (во вторую очередь) из его отказа погрузиться вместе со своей индивидуальностью в другую дегуманизирующую систему, профсоюз Слекбриджа»[56].

Взгляды Диккенса на индустриализацию также менялись. К 1850-м годам его начало радовать появление новых трудовых возможностей по всей Европе, хотя он продолжал испытывать ностальгию по традиционной жизни и сохранял неувядающую симпатию к обездоленным. Во время необычных ночных прогулок по городу его всегда ошеломляла оживленность и многообразие, на которые он обращал внимание, — «большой город неугомонен, и смотреть на то, как он ворочается и мечется на своем ложе, прежде чем отойдет ко сну, — одно из первых развлечений для нас, бесприютных». В «Очерках Воза» (1836) он описывает медленное пробуждение города — лавочников, клерков, людей другого сорта, появляющихся к 11 часам: «На улицах полно народу — тут щеголи и оборванцы, богатые и бедные, бездельники и работяги. Жара, сутолока, спешка — близится полдень». После второго осмотра фабрик в Бирмингеме он пишет: «На фабриках и мастерских Бирмингема я видел столь отменный порядок и стройную систему, что и эти предприятия можно назвать в своем роде просветительными <…> А результаты я видел в поведении ваших рабочих, уравновешенном благодаря природному такту, равно свободном как от подобострастия, так и от заносчивости»[57]. Диккенс был не таким наивным, как считал Джордж Оруэлл, полагавший, что его мечтой было «раздать всем по индейке». Например, Диккенс предупреждал работников фабрики о том, что хитрый организатор профсоюза может использовать их для личной выгоды или же в политических целях, которые далеко не всегда подходят им самим.

Диккенс стал рассматривать карьеру в качестве едва ли не единственного средства личностного роста. В своем романе «Дэвид Копперфилд» (1850) он с воодушевлением описывает взросление Дэвида — с детских лет и до зрелости, противопоставляя его развитие стратегии главного врага Дэвида, скользкого карьериста Урии Хипа:

Эгоцентризм Хипа мешает ему увидеть в труде средство подлинного освобождения и самоутверждения <…> Тогда как жизнь Дэвида наполняется смыслом, поскольку он находит работу, которая дает ему цель и идентичность. Самореализация, которая приходит к Дэвиду вместе с его писательским призванием, служит подтверждением точки зрения самого Диккенса, выступающего за ценность труда <…> те ситуации угнетения, против которых Диккенс выступал во многих своих романах, представляли собой извращение трудовой этики <…> [Диккенс], ставший в XIX веке самым поразительным примером успеха, достигнутого упорным трудом, разделял общие представления о том, что труд, в целом, — это благо и что рабочих следует уважать за их индивидуальность и внутреннее достоинство[58].

В произведении Диккенса Дэвид — один из многих героев, которые берут жизнь в свои руки. Глубина и смелость, которые он смог увидеть в жизни простых людей, поражают. Таким образом, Диккенс оказывается не меньшим певцом жизни, чем Шекспир или Сервантес.

Сравнение творчества романистки середины XIX столетия Шарлотты Бронте, родившейся в 1816 году, с книгами писательницы XVIII века Джейн Остин, родившейся в 1764 году, позволяет понять трансформацию жизни в Англии в XIX веке. Роман Бронте «Джейн Эйр» (1847) можно прочитать как «историю женщины, которой удается „подняться“. Она совершает смелые и независимые поступки, строит свою собственную карьеру — сначала как гувернантка, потом как независимая школьная учительница с собственным пансионом <…> К концу книги ей удается значительно „подняться“, несмотря на то что всю свою молодость она сражалась с бедностью и превратностями судьбы, не пользуясь напрямую ни одним из преимуществ, доставшихся по праву рождения или благодаря патронажу»[59]. И наоборот, в произведениях Остин опыт женщин ограничивается домашним хозяйством, а ее героини больше стремятся к браку, обещающему экономическую состоятельность. Для них деньги, которыми они во времена Остин не могли обладать легально, являлись, по существу, возможностью поднять свой жизненный и социальный уровень: в романе «Разум и чувства» (1811) сестры Дэшвуд, Элинор и Марианна спорят о годовом бюджете, который им понадобится. Хотя многие люди сегодня, как и в прошлом, например Сэмюэл Кольридж в Британии и Торстейн Веблен в Америке, стали бы порицать материализм середины и конца XIX века, данные указывают на то, что именно в XVIII веке нажива стала всеобщим увлечением. Уильям Блейк, феминистская писательница Мэри Уолстонкрафт и Томас Карлейль выступали в те времена критиками этого материализма. В эпоху Остин, то есть к началу XIX столетия, даже крупные землевладельцы стали проявлять заинтересованность в увеличении прибыли со своих земель. Но в ее последнем романе «Мэнсфилд-парк» (1814) нажива приобретает определенное интеллектуальное очарование. Генри Кроуфорд заявляет, что «самое интересное на свете, — как заработать деньги, как обратить хороший доход в еще лучший» (р. 226).

В других странах, где начала формироваться современная экономика, также появились литературные произведения, в которых осмыслялась новая деловая жизнь. Во Франции Бальзак посвятил целый том восторженному описанию феномена парижских кафе XIX века, а Эмиль Золя писал об изменениях, происходивших в Париже. Иоганн Вольфганг Гёте, один из первых романистов, ставших писать о личностном развитии, в своих произведениях рассказывал об экономической современности, складывавшейся в 1820-х годах в регионе Рейна, но хотя он и изучал все новое, сердцем оставался со старым. Роман Томаса Манна «Будденброки», впервые опубликованный в 1901 году, повествует о пяти поколениях одной семьи, первое из которых зарабатывает состояние благодаря бизнесу. Книга показывает постепенную утрату жизненных сил по мере того, как каждое следующее поколение все больше удаляется от мира бизнеса.

Можно было бы предположить, что и в Америке должно было появиться много литературных произведений об экономической жизни, поскольку все больше населения включалось в нее. Американцев увлекло общее движение: они бросились создавать новые вещи, селиться в новых местах, они искали приключений и испытывали себя, совершенствовались и шли вперед. Но именно поэтому там было не так много людей, которые предпочли бы писать о новой жизни, а не участвовать в ней. Если бы в Америке было столько же новых произведений, как в Европе, немногие из них нашли бы читателей, готовых потратить время на чтение. Однако романы Германа Мелвилла, величайшего мастера американской литературы XIX века, наполнены гулом формирующегося делового мира.