Читать онлайн «Акамие, или Любимая игрушка судьбы». Страница 8

Тот, чьи успехи в нежной науке и совершенную красоту превозносил старый евнух-воспитатель, поднимая пальцами тонкокостный подбородок, отводя волосы от маленьких розовых ушей, еще не отягощенных серьгами, задирая до плеч шелковую рубашку, чтобы повелитель сам мог увидеть золотистую спинку, крепкие округлые ягодицы, нежные ямочки над ними.

Тот, чьи безнадежные покорные вскрики были слышны на всей ночной половине дворца, когда, обнаженный под шелковым покрывалом, он впервые переступил порог царской опочивальни. Он стонал и всхлипывал, и вновь заходился криком, пока царь не насытился и не вознаградил себя за долгие годы ожидания. Потом его унесли рабы, стонущего, с мокрым лицом, отныне и навсегда любимого наложника царя.

Разве мог царь оставить его - другому? Если падет он сам на поле боя, если ворвутся во дворец жадные грабители - разве не Акамие станет самой желанной добычей? А если царь погибнет, но войско его победит, и победители-сыновья вернутся домой - сможет ли его наследник, хоть раз взглянув на Акамие, соблюсти обычай, рассечь золотистое теплое горло холодной сталью? Не захочет ли он...

Отгоняя черные мысли, царь ласково гладил рукоятку и драгоценные ножны: только ему и его кинжалу суждено коснуться Акамие.

Мальчик ждал на пороге, следя за пальцами повелителя. На лице его застыла покорность, только выше поднялись круглые брови, точно вышитые черным шелком. Пряди волос, видные из-под покрывала, почти касались пола. Он тихо покачивался, словно повинуясь плавным движениям пальцев царя, и понимал все. И, как в ту ночь, только покорность неизбежному была в его глазах.

И царь поманил его рукой, и Акамие сразу подошел и опустился на колени возле подушки. Разжал пальцы, придерживавшие у горла покрывало, оно скользнуло вниз следом за руками. И все смотрел на пальцы царя, ласкавшие кинжал.

Если бы успели рабы убрать и украсить Акамие, и натереть его соком травы ахаб, и умастить благовониями - сейчас бы, в эту самую минуту яркая кровь хлынула бы, заливая белый шелк. Грустный и спокойный уехал бы царь наутро к войску.

Но не был сейчас Акамие воплощением соблазна и острием желания. Тихий он был и безучастный, жалкий, одинокий и беззащитный.

Отняв руку от кинжала, царь опустил ее на голову Акамие. Закрыл глаза, будто в сомнении, - но поспешил сказать, отталкивая мальчика:

- Поедешь со мной.

Глава 3

День за днем тряслась и раскачивалась повозка, крытая коврами поверх белого войлока, а в ней, за шелковым пологом, скучал и томился царский наложник.

Кто хочет успеха в военном походе, не предается утехам плоти. Лишь к тому, кто всем существом, всем напряжением духа устремляется к цели, снизойдет Судьба с высоты своего равнодушия. И ни в одну из ночей, проведенных в походном шатре, царь не посылал за Акамие, и был умерен в еде и питье, и сыновья его и военачальники следовали его примеру и требовали того же от воинов.

Тем желаннее будет войску победа, когда вместе со стенами чужих городов падут и развеются прахом запреты и все будет дозволено победителям.

День напролет шли и шли балованные кони, способные выносить тяготы многодневного пути, и голод, и недостаток воды.

День напролет скрипела повозка, Акамие жаловался на духоту и тряску, и евнух, откинув полог, садился у проема, бдительно следя за тем, чтобы никто не приближался к повозке и не заглядывал внутрь. Акамие устраивался за его широкой спиной и разворачивал свиток из данных ему в дорогу учителем Дадуни. Но очень скоро глаза уставали ловить прыгающие строки, и он откидывался на подушки.

Сначала ему, никогда не покидавшему ночной половины царского дворца, было любопытно и радостно наблюдать новую яркую жизнь, закипевшую вокруг. Зажав в руке края шелкового полога, он прижимался к нему лицом, то одним, то другим глазом выглядывая наружу. И видел чудеса, не виданные никогда раньше: видел повелителя верхом на боевом коне и четверых всадников, вплотную следовавших за ним. Всадники были в кольчугах мелкого плетения и в блестящих остроконечных шлемах, повязанных белыми платками, расшитыми золотом и жемчугом. Рукоятки их мечей и скрепы ножен, усаженные драгоценными камнями, разбрызгивали острые блики, а у седел блестели золотым тиснением колчаны и налучи красного сафьяна. И были у них длинные луки, обмотанные белоснежной корой туза, и высокие, туго облегавшие икры сапоги с медными носами, а спины и крупы коней покрывали парчовые попоны.

И по гордым взглядам удлиненных, приподнятых к вискам глаз, по густым разлетающимся бровям, по хищным ноздрям над полными надменными губами Акамие с болью, но и с восторгом узнал в них своих братьев, чьи имена он, раб, не смел произносить. Все они лицом и статью походили на повелителя.

Их заслонили другие всадники, но Акамие сквозь блеск и сверкание дорогой сбруи и вооружения, сквозь мелькание ярких одежд все старался разглядеть белые платки на шлемах царевичей.

Торжественно выезжал повелитель из Аз-Захры. Сопровождавшие его отряды всадников, лучников и копейщиков с трудом помещались в улицах и переходах. И следом за пышной процессией ехала крытая коврами повозка, окруженная двумя дюжинами конных стражников с обнаженными мечами в сильных руках.

Когда же остались позади городские ворота и, удаляясь, затих рев огромных труб и рокот барабанов, Акамие в изнеможении опустился на подушки. В однообразной и размеренной жизни его на ночной половине даже уроки учителя Дадуни оказывались полными потрясающих впечатлений. Утомленный зрелищем множества людей, блеском белых стен городских зданий, оглушенный, измученный духотой в тесной, раскачивающейся повозке, Акамие то ли лишился чувств, то ли уснул. Лишь к вечеру его глубокое забытье встревожило евнуха, поначалу довольного тем, что его подопечный перестал выглядывать из-за полога, рискуя быть увиденным и тем подвергая риску столь любезную евнуху его собственную голову.

Испугавшись, евнух стал брызгать на лицо и грудь Акамие водой из кувшина и обмахивать мальчика платком. Распахнув все, что можно было распахнуть в кибитке, дул в лицо ему, пока не раскрылись помутневшие глаза. А тогда вознес хвалу своей судьбе, избавившей его от жестокой казни, и со всей возможной заботливостью устроил Акамие у края повозки, и поил разведенным вином.

Тяжелые сны измучили Акамие в ту ночь, но утро принесло радость: необъятный простор был виден из-за полога - и ставшие близкими горы, и огромное небо, какого не увидишь из узкого окна или из ограниченного высокими стенами дворика. И на все смотрел Акамие ненасытными глазами, и бормотал, и вскрикивал, и смеялся, так что евнух стал беспокоиться за его разум.