Читать онлайн «Великий Ганди. Праведник власти». Страница 31

Символом сатьяграхи в Индии стала чаркха — традиционная индийская прялка. Ганди призвал индийцев обеспечивать себя всем необходимым и бойкотировать английские товары, в том числе одежду и ткани. Он сам сел за прялку и сшил себе одежду и обувь. Таким образом, индийцы отказывались от сотрудничества с британской колониальной властью и покупали только индийские товары, гораздо худшие по качеству, и сжигали английские ткани, которые когда-то купили.

По этому поводу Дж. Неру писал: «Ручной ткацкий станок и ручная прялка, породившие бесчисленную армию прядильщиков и ткачей, были главными стержнями в структуре индийского общества. С незапамятных времен Европа получала великолепные ткани — продукт индийского труда — и посылала взамен свои драгоценные металлы, снабжая, таким образом, материалом местного золотых дел мастера, этого необходимого члена индийского общества… Британский завоеватель уничтожил индийский ручной ткацкий станок и разрушил ручную прялку. Англия сначала вытеснила индийские хлопчатобумажные изделия с европейских рынков, затем приступила к ввозу в Индостан пряжи и кончила тем, что стала наводнять родину хлопчатобумажных изделий хлопчатобумажными товарами… „Клочок земли, которым обладала каждая крестьянская семья, был слишком мал, чтобы ее прокормить. Угроза бедности и жизни впроголодь сохранялась даже в лучшие годы. И часто наступал голод, ужасные болезни быстро распространялись, убивая миллионы людей… Крестьяне шли к баниа (деревенскому ростовщику)… их долги росли, как снежный ком, всякая надежда когда-нибудь выплатить их улетучивалась; жизнь становилась слишком тяжким бременем, чтобы влачить ее дальше. Таковы были условия жизни огромного большинства индийского населения под британским владычеством в XIX веке“».

Ситуация не изменилась и в начале XX века. Британское правительство давало работу британским ткачам и ткачихам и обеспечивало высокие прибыли владельцам текстильных фабрик на Британских островах. Текстиль был одним из основных статей британского экспорта и обеспечивал значительные налоговые поступления в казну. Но в то же время миллионы индийских ткачей разорялись и обрекались на голодную смерть. А вслед за ними обрекались на разорение индийские ювелиры, которым больше не поступало европейское золото.

Во время Первой мировой войны индийская промышленность испытала подъем благодаря военным заказам. Увеличилось производство джутовых тканей и текстиля, чугуна и стали. Тем не менее индийские рабочие, численность которых постоянно росла, продолжали влачить полунищенское существование, тогда как индийская буржуазия богатела вместе с британской. Дж. Неру вспоминал, что рабочие ютились в «отвратительных трущобах без окон, без света, без водопровода… Помню, как посетил несколько этих окраин, где жили рабочие. Каждый раз я выходил из их домов, задыхаясь, с трудом переводя дух, ошеломленный, переполненный ужасом и гневом». Все условия для социального взрыва были налицо. Ганди, как и Неру, это чувствовал, но очень хотел, чтобы протесты ни в коем случае не вылились в насилие, а протекали в мирной форме сатьяграхи.

Разъезжая по Индии, Ганди выступал в городах и селах перед толпами людей, которые скандировали: «Да здравствует Гандиджи!»

На древней земле тамилов в Негапатаме Ганди произнес речь перед тысячами рабочих. Он признался, что его жизнь прошла среди людей труда и он хорошо знает их проблемы. Рабочие и крестьяне составляют подавляющее большинство жителей Индии, и от них зависит ее будущее. Рабочие должны занять достойное место среди других классов общества. На Западе общество раздирается насилием из-за конфликта между трудом и капиталом, а в Индии должно быть налажено их мирное и плодотворное сотрудничество.

Ганди стал руководителем первой общеиндийской политической кампании. Предложенный им ненасильственный метод борьбы за национальную независимость наилучшим образом устраивал все классы и слои индийского общества. Здесь смирение соединялось с героической непокорностью. Каждому предоставлялась возможность выразить протест против колонизаторов либо в одиночку, либо организованно, но главное — без насилия и покушения на чьи-то права. И борьба должна продолжаться до тех пор, пока незаконно владеющие этими правами не раскаются или окажутся уже не в состоянии управлять вышедшим из повиновения народом.

С особым энтузиазмом восприняла призыв Ганди молодежь. Молодые индийцы заявляли о непризнании закона Роулетта и отправлялись в тюрьмы для того, чтобы принять страдания во имя родины и свободы. Молодой адвокат из Аллахабада Джавахарлал Неру, вернувшийся из Англии после окончания Кэмбриджа, с восторгом писал о начатой Ганди кампании гражданского неповиновения: «Наконец-то появился выход из тупика, найден метод прямого, открытого и, возможно, эффективного воздействия на власть!»

Но его отец Мотилал Неру, один из основателей ИНК, считал сумасбродством сознательно навлекать на себя репрессии властей и безропотно переносить страдания как укор злу и политической несправедливости. Тем не менее Неру-старший решил познакомиться с Ганди, о котором уже говорила вся Индия, и пригласил его к себе в Аллахабад.

Мотилал Неру был англофилом и патриотом Индии. Преуспевающий адвокат жил широко, и свой дом, настоящий дворец, он назвал «Ананд бхаван» («Обитель радости»). Махатма Ганди был полной противоположностью Неру-старшего.

Мотилал Неру поинтересовался: «Стало быть, по вашему убеждению, ненасилие — это универсальный ключ к индийской свободе?»

«Да, ненасилие способно остановить и сокрушить любую силу, а при необходимости парализовать мощь британской империи».

Неру удивился: «Ненасилие как бездействие, непротивление злу, покорность. Простите, Гандиджи, так надо понимать движение сатьяграхов?»

«Нет, я понимаю это совсем иначе, уважаемый господин Неру, — вежливо ответил Ганди. — Ненасилие требует противопоставления грубой, аморальной и несправедливой силе угнетателя всех духовных и интеллектуальных резервов отдельного человека или целой нации. Согласитесь, что сознательное принятие на себя страдания или даже смерти за торжество истины совсем не означает покорности злу или бездействия».

«Об этом я читал у русского графа Толстого… Только дела в России пошли совсем не по Толстому».

«Да, — согласился Ганди. — Но это еще не доказывает, что ненасилие обанкротилось. Виноват не принцип, а люди, не воспользовавшиеся им… Большевики ставят себе благородную цель — мир. Однако насильственными средствами им не достичь желанного мира ни у себя дома, ни с другими странами».