Читать онлайн «Великий Ганди. Праведник власти». Страница 30

Генерал-солдафон умел разговаривать с индийцами только на языке пуль. Во время комендантского часа, действовавшего с 19 по 25 апреля с 6 утра до 8 вечера, на улице, где было совершено нападение на миссис Шервуд, выходить можно было, только проползая 180 метров под колючей проволокой. На улицу не допускались ни врачи, ни разносчики продуктов.

Ганди попытался незамедлительно выехать в Пенджаб и добивался разрешения у вице-короля, но власти и слышать не хотели об этом. По словам Ганди, в Пенджабе «лидеры были арестованы, провинция объявлена на военном положении. Царил полнейший произвол. Везде были созданы специальные трибуналы, которые стали, однако, не судами справедливости, а судами деспотической воли… В Амритсаре ни в чем неповинных мужчин и женщин заставляли, как червей, ползать на животе». Это попрание человеческого достоинства возмущало Ганди не меньше, чем пролитая кровь. Он тяжело переживал трагические последствия кампании гражданского неповиновения. Каждый индиец, говорил он, вступивший на путь неповиновения властям, должен быть морально готовы к смерти. Его гораздо больше угнетало ответное насилие со стороны возмущенного народа. Ганди публично признал, что совершил ошибку, «огромную, как Гималаи», поскольку народ оказался морально не готов к столь широкой кампании ненасильственного сопротивления властям.

В течение нескольких месяцев британское правительство пыталось скрыть от мировой общественности масштабы амритсарской бойни — индийского «Кровавого воскресенья». Затем была назначена специальная комиссия по расследованию причин беспорядков под руководством лорда Хантера, но руководители ИНК не верили в объективность комиссии и бойкотировали ее работу; Ганди вместе с несколькими известными адвокатами, в том числе с Мотилалом Неру, отцом будущего первого премьер-министра независимой Индии Джавахарлала Неру, конгресс поручил провести независимое расследование. Ганди собрал свидетельства о невообразимых жестокостях, открывая для себя «тиранию правительства и деспотичный произвол чиновников». Амритсарская бойня поколебала его прежнюю веру в то, что самостоятельная Индия может успешно существовать в составе Британской империи. Особенно его потрясло то, что дикая расправа произошла в провинции Пенджаб, откуда в британскую армию было завербовано наибольшее количество солдат, особенно сикхов. Ганди также удивился, что жители Пенджаба «не подняли головы» и сатьягарха не охватила всю провинцию. Возможно, дело было в том, что большинство жителей Пенджаба составляли сикхи и мусульмане, которые больше привыкли отвечать насилием на насилие и были не очень восприимчивы к мирной кампании гражданского неповиновения. Вину чиновников, на которых лежала ответственность за эти ужасы, комиссия признала, но никакой реальной ответственности они не понесли. А против генерала Дайера вообще не было выдвинуто никаких судебных обвинений, хотя его действия и были признаны «серьезной ошибкой», поскольку не было налицо мятежа, который требовал столь суровых средств для его подавления. Его отозвали из Пенджаба, где он родился и где теперь действовал на народ, как красная тряпка на быка, и уволили из армии без права восстановления. Постоянного звания бригадного генерала он так и не получил.

Члены комиссии все же вынуждены были отметить в своем докладе: «Мы не сомневаемся, что он (генерал Дайер. — А.В.) сумел произвести очень сильное впечатление, но совсем не то, на которое рассчитывал. Убийства на Джаллианвала Багх вызвали новые выступления… и широкое возмущение по всей стране».

Ганди призвал бойкотировать правительственную комиссию и начать самостоятельное расследование амритсарских событий Индийским национальным конгрессом. Он продолжал добиваться у вице-короля разрешения на поездку в Пенджаб, но тот все медлил. Наконец, Ганди во главе группы конгрессистов, в которую вошли также Мотилал и Джавахарлал Неру, выехал в Амритсар. Материалы расследования, осуществленного конгрессистами в Пенджабе, стали свидетельством армейского беззакония и произвола колониальных чиновников. Характерно, что все учиненные ими насилия были совершены в провинции, которая в Первой мировой войне поставила Великобритании наибольшее число солдат, прежде всего сикхов, из которых до сих пор формируются наиболее боеспособные части индийской армии. Но и местные индусы и мусульмане тоже были неробкого десятка. Воинственный дух пенджабцев не очень сочетался с кампанией гражданского неповиновения.

Действия Дайера в Англии многие поддержали. Редьярд Киплинг назвал его «человеком, который спас Индию». В Англии, куда переехал Дайер, консервативная газета «Морнинг пост» пожертвовала ему огромную сумму 26 тысяч фунтов стерлингов. Сам Дайер утверждал, что «думал преподать им хороший урок» и что «сила — единственное, что уважают азиаты». Однако божья кара все-таки настигла амритсарского палача. Последние годы жизни он был парализован и почти лишился речи.

Сквозь трагедию Амритсара Ганди увидел, однако, и ободрившее его обстоятельство: индусы и мусульмане отбросили религиозные распри и кровью скрепили свое братство. Реджинальд Дайер умер в 1927 году в возрасте 62 лет. Говорят, будто его последними словами на смертном одре были: «Многие люди, знакомые с условиями в Амритсаре, говорят, что я действовал правильно. Но столь же многие люди говорят, что я был неправ. Я хочу только умереть и узнать от Создателя, прав был я или неправ».

Символом сатьяграхи в Индии стала чаркха — традиционная индийская прялка. Ганди призвал индийцев обеспечивать себя всем необходимым и бойкотировать английские товары, в том числе одежду и ткани. Он сам сел за прялку и сшил себе одежду и обувь. Таким образом, индийцы отказывались от сотрудничества с британской колониальной властью и покупали только индийские товары, гораздо худшие по качеству, и сжигали английские ткани, которые когда-то купили.

По этому поводу Дж. Неру писал: «Ручной ткацкий станок и ручная прялка, породившие бесчисленную армию прядильщиков и ткачей, были главными стержнями в структуре индийского общества. С незапамятных времен Европа получала великолепные ткани — продукт индийского труда — и посылала взамен свои драгоценные металлы, снабжая, таким образом, материалом местного золотых дел мастера, этого необходимого члена индийского общества… Британский завоеватель уничтожил индийский ручной ткацкий станок и разрушил ручную прялку. Англия сначала вытеснила индийские хлопчатобумажные изделия с европейских рынков, затем приступила к ввозу в Индостан пряжи и кончила тем, что стала наводнять родину хлопчатобумажных изделий хлопчатобумажными товарами… „Клочок земли, которым обладала каждая крестьянская семья, был слишком мал, чтобы ее прокормить. Угроза бедности и жизни впроголодь сохранялась даже в лучшие годы. И часто наступал голод, ужасные болезни быстро распространялись, убивая миллионы людей… Крестьяне шли к баниа (деревенскому ростовщику)… их долги росли, как снежный ком, всякая надежда когда-нибудь выплатить их улетучивалась; жизнь становилась слишком тяжким бременем, чтобы влачить ее дальше. Таковы были условия жизни огромного большинства индийского населения под британским владычеством в XIX веке“».