Читать онлайн «Во главе двух академий». Страница 24

Сэкономив благодаря четкому ведению академического хозяйства изрядную сумму, она просит у Екатерины разрешения открыть общедоступные курсы по основным отраслям наук. «А как чтение лекций на российском языке (подчеркнуто Е. Р. Дашковой.[90] — Л. Л.) не только для студентов и гимназистов, но и для всех посторонних слушателей, кои допущаемы будут, кажется мне тем паче полезны, что науки перенесутся на наш язык и просвещение распространится, то спрашиваю всемилостивейшего Вашего императорского величества повеления на отдачу из оной суммы 30 тысяч рублей в вечный капитал с тем, чтобы из процентной прибыли производить четверым русским профессорам за чтение таковых лекций на российском языке сверх настоящего их жалования».[91]

И вот ежедневно в течение четырех летних месяцев крупнейшие специалисты читают публичные лекции по основным отраслям наук: С. К. Котельников — математику, Н. Я. Озерецковский — естественную историю, Н. П. Соколов и Я. Д. Захаров — химию, В. М. Севергин — минералогию, А. К. Кононов и М. М. Гурьев — физику. Успех курсов был велик. «Я часто присутствовала при лекциях и с удовольствием видела, что ими пользовались для пополнения своего образования дети бедных русских дворян и молодые гвардии унтер-офицеры…»

Увлеченная новым начинанием, Екатерина Романовна передает В. М. Севергину свою любимую коллекцию минералов. Мы сказали бы сегодня: она заботится о наглядности лекционной пропаганды.

Уже в первой своей речи на заседании ученой корпорации Дашкова выражает надежду, что свет наук распространится из Академии по всему отечеству.

Заботясь о подготовке отечественных научных кадров, Дашкова спешит увеличить число учеников академической гимназии (она застает всего 27 учеников), не стесняется отослать «ввиду полной неспособности к наукам» шесть знатных оболтусов обратно к родителям. «…Кроме того, казна сберегла и деньги и время, — суховато комментирует Дашкова свои действия, — вместо них теперь 89 учеников, которые, смею утверждать, гораздо лучше накормлены, одеты и обучены, чем прежде».[92]

Сохранился своеобразный отчет Дашковой о первых годах ее директорства. В нем удивительно точно запечатлелась личность автора — ее деловой, лаконичный, энергичный стиль (см. приложение).

Только одно распоряжение в этом отчете касается не административно-хозяйственных дел, а непосредственно ученых. Оно также чрезвычайно характерно и для времени, и для Дашковой.

«Наблюдения и открытия, производимые внутри страны, сообщались за границу до их опубликования в России, и, к стыду Академии, там пользовались ими раньше, нежели у нас, — пишет Дашкова.

Я велела занести в журнал, что гг. академики не должны отныне сообщать подобные открытия за границу, пока Академия не извлекла из них славу для себя путем печати и пока государство не воспользовалось ими».[93]

Почти за 12 лет своего директорства Дашкова упорядочила академическое хозяйство, уплатила многочисленные долги Академии, значительно пополнила библиотеку, улучшила работу типографии, добилась составления карт ряда губерний, пополнила коллекцию минералов. Она способствовала организации множества ученых экспедиций в различные края России.

В годы ее директорства активизируется издательская деятельность Академии. По инициативе Дашковой Академия предпринимает первое издание сочинений Ломоносова с биографической статьей — «Полное собрание сочинений Михайла Васильевича Ломоносова с приобщением жизни сочинителя и с прибавлением многих его нигде еще не напечатанных творений» (ч. 1–6. СПб., 1784–1787).

Выходит вторым изданием «Описание земли Камчатки» (СПб., 1786) профессора естественной истории Степана Петровича Крашенинникова, вскоре переведенное на английский, немецкий, французский и голландский языки. Продолжают издаваться «Дневные записки путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства» (ч. 1–4. СПб., 1771–1805). Расширяются картографические работы, продаются по сниженным ценам карты, «месяцесловы» — календари. Возобновляется выход «Академических известий». Основываются два периодических издания — «Собеседник любителей российского слова» и «Новые ежемесячные сочинения». Первое — литературно-художественный и исторический журнал. Второе — издание просветительское, ставящее своей целью «общедоступное изложение научных истин», печатание «всех рассуждений, какие только к приращению человеческих знаний способствовать будут», — иначе говоря, научно-популярный журнал.

Немногочисленные авторы, писавшие о Дашковой, не забывали отметить ее плохой характер — неуживчивость, пристрастность: не оценила гениального механика-самоучку И. П. Кулибина, невзлюбила талантливого В. Ф. Зуева, участника экспедиции Палласа, ссорилась с Дж. Кваренги… Но каков бы ни был в те годы ее характер, особой воли она ему не давала. «Вспышки самоуправства проявлялись у Дашковой весьма редко и исчезали довольно скоро», — пишет историк Академии М. И. Сухомлинов, высоко ценивший ее деятельность.[94]

Резкая и непримиримая по отношению ко всем, кто добивался почета не по научным заслугам, а по чинам и связям, Дашкова, как правило, была чрезвычайно тактична в отношениях с академиками и адъюнктами, деятельность которых представлялась ей направленной к чести и славе отечественной науки. Она пытается укоренить в академической жизни принцип равноправия, коллективной ответственности всех за судьбы Академии и строгой отчетности каждого в отдельности за свое дело. Здесь она не допускает ни малейших поблажек и для себя лично. Протоколы общих собраний Академии — для нее святыня, она строго запрещает приносить их к себе домой, а в случае необходимости сама приходит в Академию и снимает с них копии. Между тем предшественник Дашковой, Домашнев, сплошь да рядом подолгу держал протоколы у себя дома, нередко и вообще терял их, а преемник ее, Бакунин, мог и просто-напросто разорвать документ, содержавший неугодное ему решение (протокол заседания от 28 апреля 1796 г. так и сохранился, по решению академиков, в архиве Академии наук в разорванном виде).

Дашкова ревниво оберегает достоинство Академии, требует разборчивости при назначении академиков, как действительных, так и почетных, вникает во все подробности академической жизни, следит за впечатлением, которое производит каждый ее шаг, и, по свидетельству Сухомлинова, не остается равнодушной даже к слухам, если они связаны с ее деятельностью.

«Персонально я многое снести могу, места же публичного никакого унизить и помарать собою не могу» — эти слова Дашковой помогают понять весь стиль поведения директора Петербургской академии наук, «нашего доблестного начальника», как величали ее академики.