Читать онлайн «Орджоникидзе». Страница 62

— Объединились! Наконец-то вместе! — кричали казаки, горцы, иногородние.

Почти никто из этих ликующих людей не обратил внимания на выстрел, прозвучавший в красном кирпичном доме станичного атамана. Покончил с собой генерал Мистулов, командовавший белоказачьими войсками в районе Прохладной.

Моздок — советский! Под ударами объединенных сил кубанцев и терцев бичераховцы быстро откатывались в степи. Ближние к Моздоку станицы оборонялись нехотя, особенно после того, как узнали, что одну из наступающих колонн ведет многим знакомый, "свой терец" Кочура. "Косоротая лисица" учуяла близкую опасность. Выбрав ночь потемнее, Георгий Бичерахов бежал из своей "столицы" под крылышко старшего брата — в Порт-Петровск.[70]

Съезд назывался очередным — Пятым. Заседал в тех же кадетских корпусах. Делегаты, как и раньше, приходили с кинжалами, револьверами и гранатами. В угодные аллаху часы по просьбе мусульман объявляли перерывы для совершения намаза, и место председательствующего занимал кадий. На этом сходство с предыдущими съездами кончалось.

А разница была огромной. Впервые народы буйного Терека протягивали друг другу руки.

Мир, мир и мир! — стремление всех. Казаков и ингушей, чеченцев и осетин, кабардинцев и балкар, грозненских нефтяников и кумыкских табунщиков, кизлярских виноградарей и рыбаков из Аграханского залива, священников и мулл.

Большевики были единственной политической партией, за которой шли делегаты.

На заседании бюро горских фракций слова попросил Серго:

— Когда меня спросили, не смогу ли я прийти на заседание горцев, я ответил, что пойду с удовольствием…

Я хотел прийти приветствовать горские фракции и уйти, но когда я услышал речи этих седобородых кабардинских стариков, увидел ту резолюцию, которая вынесена сейчас о контрреволюционерах, я сказал себе, что уйти я не могу, ибо тут сидят революционеры, ибо среди горских масс произошла Октябрьская революция!

Разве я не понимаю, какой переворот произошел в умах горцев!

Если бы мне сказали несколько лет тому назад, что горцы могут выдать своих гостей какой бы то ни было власти и отказать им в гостеприимстве,[71] я не поверил бы этому, ибо я знаю, как священна особа гостя для каждого горца.

Если бы мне сказали несколько лет тому назад, что седобородые старики кабардинцы, взявшись за оружие, заявят мне, что они не пустят на свою территорию ни одного из своих князей и помещиков и объявят им беспощадную войну, я бы усомнился в этом…

Об одном я прошу вас в этот ответственный момент, когда мы побеждаем: не поддаваться провокации… Ведь я знаю, какой воспламеняющийся материал чеченцы и ингуши, и принимаю все меры к тому, чтобы красноармейцы не подались на удочку… Я помню, как грозненская Красная Армия требовала разгрома аула Алды как контрреволюционного, где спасались казачьи генералы, откуда снабжались патронами и продовольствием контрреволюционные казачьи банды. Несмотря на то, что это было так, что документально было установлено… я категорически приказал не принимать никаких репрессивных мер против Алды, дабы избежать вовлечения трудовбго чеченского народа в невыгодную для него войну. И здесь и повсюду я предупреждал товарищей красноармейцев, чтобы они были осторожны в отношении горцев, дабы не создавать почвы для провокации…

И я знаю, что горские народы не изменят Советской власти до тех пор, пока они не изменят себе. Но ведь известно, что люди себе никогда не изменяют, а следовательно, и горцы не изменят Советской власти никогда. Я хочу уверить товарищей горцев, что Советская власть — это их власть, а не власть, насажденная извне русскими штыками, ибо смешно говорить об этом, когда мы знаем, что эта маленькая группа штыков была изгнана в августовские дни казачьими бандами из Владикавказа в течение двух дней. И я никогда не скрываю, что Советская власть вновь была утверждена волей трудового ингушского народа.

…И я ухожу с этой трибуны с уверенностью, что трудовые горские народы не изменят Советской власти, которая является их собственной властью, ими же утвержденной в Терской республике…

Владикавказский политехнический! Как только приумолкли пушки, Серго и Яков Бутырин, избранный на последнем съезде народов Терека председателем Совета Народных Комиссаров, подписали декрет о немедленном открытии во Владикавказе политехнического института. Первого высшего учебного заведения на Кавказе!

В тот же день Серго торжественно прибил к фасаду одного из лучших зданий города эмалевую табличку: "Народная гимназия имени Буачидзе". Всех — тысячу восемьдесят семь маленьких гимназистов — мальчиков и девочек, потерявших отцов в августовских боях во Владикавказе или при осаде белоказаками Грозного, — Терская республика взяла на свое полное попечение.

На стенах домов, заборах и рекламных будках появилось взволновавшее умы обращение:

"Комиссариат народного просвещения, ознакомившись со стоящими перед ним сложными задачами, считает необходимым обратиться к тт. учителям и всем гражданам Терской республики со следующим заявлением. Страна, в которой царят безграмотность и невежество, не может быть надежной опорой власти трудового народа.

Дореволюционный государственный порядок преступно оставлял горские народы даже без тон элементарной школы, которая была у русского и казачьего населения.

Необходимо в кратчайший срок добиться всеобщей грамотности путем расширения сети школ, отвечающих требованиям современной педагогики, а затем введения всеобщего обязательного и бесплатного обучения.

Школа для взрослых должна занять почетное место в общем плане постановки образования на Тереке. Повсюду поднялась могучая волна культурно-просветительного движения, множатся организации трудовых масс этого рода — идти им навстречу, всемерно поддерживать их и расчищать перед ними путь будет обязанностью для революционного народного правительства".

Впервые за много месяцев Серго ехал на север — к большому сожалению, еще не в Москву, всего только в Пятигорск. Многострадальный Пятигорск, совсем недавно переживший чудовищный по садизму и бессмысленности погром. Уже ни с чем не считавшийся, постоянно пьяный, обреченный на бесчестье Сорокин расстрелял у подножья Машука руководителей Северокавказского краевого комитета партии, ЦИКа и Таманской армии. Озверевшие от спирта и крови, ватаги сорокинцев врывались в дома, убивали коммунистов, грабили, насиловали.

Экстренный съезд Советов в станице Невинномысской объявил Сорокина вне закона. Авантюриста несколькими выстрелами из револьвера убил командир одного из таманских полков, мстя за своих погибших товарищей.