Читать онлайн «Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель». Страница 52

Лично я мало знала Государыню. За всю мою жизнь я только имела у нее три аудиенции — одну, между прочим, после базара. Часто я ее видела на театральных представлениях в Эрмитаже и в Зимнем дворце. Между прочим, великий князь Константин Константинович играл там Гамлета, прекрасно им переведенного на русский язык. Дочь моя играла Офелию. Царица приходила часто на репетиции. Всегда холодная и равнодушная, она, казалось, была только тем занята, чтобы в шекспировском тексте не было ничего, могущего показаться ей оскорбительным. Ни к кому не обращалась она с приветливым словом. Как лед, распространяла она вокруг себя холод. Император, наоборот, был очень приветлив и очень интересовался игрой артистов, всех ему известных гвардейских офицеров. Постановка «Гамлета» стала почти официальным событием, на нее была потрачена большая сумма денег из личных средств Государя. Трудно описать роскошь этой постановки. Я уверена, что ни мать Гамлета, ни король, ее супруг, никогда не имели такой блестящей свиты, какую им устроил русский двор. Даже пажи королевы были настоящие пажи императрицы, сыновья лучших русских фамилий.

Этот спектакль был повторен три раза: в первый раз он был дан для двора и для дипломатического корпуса, во второй — для родственников исполнителей и в третий — великий князь Константин Константинович, бывший прекрасным артистом, получил разрешение выступить в роли Гамлета перед артистами императорских театров, русского, французского и итальянского. Я хотела бы подчеркнуть, что ни при каком режиме искусство и артисты не пользовались таким почетом и не играли такой роли, как во времена монархии. Кроме госпожи Вольнис, так часто бывавшей у великой княгини Елены, Шарль Андриэ, Петри, госпожа Паска и многие другие были для всех желанными гостями[87].

Я часто встречала Государыню у великого князя Константина в его прекрасном дворце в Павловске, в те вечера, когда его дети устраивали концерты и живые картины. Она сидела, держа все время на своих коленях наследника, молчаливая, грустная, совершенно равнодушная к происходящему вокруг нее. Время от времени она ласкала своего сына, сдерживая его подвижность. Затем вдруг вставала, говоря Государю: «Ники, теперь время уходить». Государь старался ее удержать, но обыкновенно это кончалось тем, что он следовал за ней. Доказательством тому, как мало Государыня понимала психологию людей, может служить то, что она добровольно отказалась от права раздавать молодым девушкам царский шифр, предоставив это своей теще, вдовствующей императрице. Шифр для фрейлин считался большим отличием, дающим чин, равный чину супруги генерал-майора.

Не любившая общества, часто болевшая, императрица после волнений, перенесенных ею во время первой революции, прекратила совершенно давать балы. Вследствие этого многие совершенно утратили интерес ко Двору, так как не могли более давать волю своему честолюбию, которое ранее питали, и искали приглашения на придворные торжества. Одни в этих приглашениях доискивались материальных благ, другие — отличий и орденов. Нет боли сильнее боли уязвленного самолюбия. Кто часто встречается с людьми, кто многих принимает, в особенности женщина, имеющая людный салон, знает, сколько низости проявляется перед ее званым вечером, сколько злобы шипит после него. Многие записались в либералы лишь потому, что им не на что было уже надеяться, ввиду невозможности попасть в список приглашенных ко Двору.

Царицу порицали повсюду, в особенности там, где ее не видели. Ее отношение к Распутину, которое, по моему мнению, носило совершенно невинный характер и было лишь последствием страха за состояние здоровья наследника, ей ставили в укор и раздули в нечто подобное истории с колье Марии-Антуанетты[88]. Антипатия и даже ненависть к Государыне росли. Распространялись слухи, что через этого фаворита-мужика можно при дворе всего достигнуть. Ходили по рукам безграмотные записки Распутина, в которых он просил то за одного, то за другого. Все были возмущены, но никому не приходило в голову, что протекция Распутина имела лишь потому успех, что те, к кому с ней обращались, желая угодить высшим сферам, малодушно исполняли его просьбы. Я знаю, в этом смысле два исключения: Александр Григорьевич Булыгин и граф Фредерикс не приняли посланных к ним с рекомендацией Распутина и оставили его просьбу без внимания. Ни Государь, ни Государыня не выразили этим двум государственным деятелям своего неудовольствия, а напротив, остались к ним всегда благосклонными. Списки с циничных писем, которые будто бы царица писала Распутину, ходили по рукам в салонах, а также и в низших слоях общества. Эти письма были вымышленными, но когда это стало известным, они уже сделали свое дело и цель была достигнута. Немецкое происхождение императрицы также служило причиной для недружелюбного к ней отношения, хотя она, подобно погибшей от руки убийц на Урале сестры ее Елизаветы, получила совершенно английское воспитание. Она гордилась тем, что она внучка королевы Виктории, и говорила постоянно с мужем и детьми по-английски.

Будь она замужем за англичанином, она была бы счастлива и уважаема всеми. Но судьба, на ее и других несчастье, посадила ее на величайший в мире трон именно в то время, когда трон этот стал шататься. Повторяю, я знала Государыню очень мало. Моя же невестка, графиня Клейнмихель, и ее дочери пользовались благосклонностью императрицы; племянницы мои бывали часто в Крыму и в Царском Селе у великих княжон и говорили мне, что они никогда не видели Распутина. Это доказывает ложность слухов, будто Распутин имел доступ даже в опочивальни великих княжен и что он постоянно бывал во дворце.

Когда разгорелась война, Государыня вся отдалась работе в лазаретах, но и тут сказалось отсутствие у нее психологической чуткости. Вместо того чтобы управлять лазаретами и быть императрицей-благотворительницей, она стала сестрой милосердия, простой сестрой, делающей перевязки раненым, умывающей их и собственными руками обрезающей ногти на ногах офицеров. Простой народ в своем примитивном представлении рисует царицу, окруженной ореолом и блеском, в короне с красной мантией на плечах. Такой он ее любит и такой она ему нравится. Когда же русский солдат видел царицу простой сестрой милосердия, не отличающейся ничем от других сестер, ее, эту царицу, которую он себе представлял сказочной королевой, он думал: «Как, это все? Ну, тогда нет никакой разницы между ней и нашими женами».

Вспоминаю забавный случай. Когда греческий король Георг был впервые в Петербурге, куда он приехал для своего обручения с великой княжной Ольгой, ныне вдовствующей королевой Греческой, в его свите находился восьмидесятилетний герой освободительных войн Хадьи Петрос, которого описал Эдмонд Абу в своем романе «Старый горец».