Читать онлайн «Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России». Страница 83

Среди длинного ряда намеренно разрушительных для церковной жизни патриаршей церкви требований Тучкова должно отметить прежде всего требование введения «поминовения властей» за богослужениями и требование введения в церковную жизнь нового стиля.

Ультимативное требование о введении в богослужение поминовения советской власти было предъявлено Святейшему Патриарху со стороны ГПУ и, в частности, со стороны тогдашнего вершителя судеб Русской Церкви Тучкова почти тотчас же по освобождении Патриарха, с мотивировкой, что так как организованное Патриархом Церковное Управление и вся связанная с ним организация патриаршей церкви является нелегальной, то она может быть до некоторой степени еще терпима при непременном условии формального признания Патриархом советской власти de jure, а не de facto лишь (каковой позиции Патриарх почти открыто держался до его ареста в мае 1922 года). Актом такого формального, открытого и прямого признания советской власти de jure и должен был быть, по мысли Тучкова, акт издания патриаршего указа о введении поминовения властей за богослужением. Конечно, в таком акте признания советской власти de jure со стороны Патриарха эта власть не имела ни малейшей внутренней нужды (в смысле ее устойчивости), но она хотела этим актом самым решительным и окончательным образом скомпрометировать Патриарха политически – как на внешнем фронте, среди русской эмиграции, так, особенно и прежде всего, среди того церковного народа, который теперь снова встал под церковное водительство Патриарха. Этот акт, по расчетам ГПУ, должен был решительно отпугнуть, оторвать народ от Патриарха политически, а через то, как оно было убеждено, и религиозно-церковно.

В свою очередь, Патриаршее Управление хорошо понимало не только эту сторону дела, но еще и другую, не менее опасную – ту крайнюю остроту горечи оскорбленного религиозного чувства верующих, которое не могло примириться с упоминанием за богослужением, и тем самым с церковным санкционированием, безбожной советской власти. К тому же этим упоминанием у богослужения отнималось еще нечто дорогое для угнетенного народного сердца: здесь, в стенах храма, за богослужением, где все оставалось неизменно по старине, русский человек чувствовал себя доселе как бы на блаженном острове (единственном только во всем царстве советского режима), на который еще не проник вовсе этот режим. Здесь русский человек отдыхал душою не только религиозно, но и от всех кошмарных условий и впечатлений жизни под коммунистическим режимом. Здесь для него был драгоценный остаток другого мира – мира Святой Руси. Введение в богослужение упоминания советской власти означало «ложку дегтя в бочку меда». Таким образом, введение этого поминовения в богослужение угрожало Патриаршей Церкви глубоким потрясением как чувства народной привязанности к Патриарху (а на нем-то главным образом держалась внутренняя незыблемая спайка всего организма Патриаршей Церкви), так и особенно тяготения верующих людей этой эпохи русской жизни к богослужению вообще и, в частности, к богослужениям именно в храмах Патриаршей Церкви, где, в противоположность обновленческим храмам, религиозное чувство не было доселе оскорбляемо каким-либо проявлением общности с безбожной властью.

Но требование об издании указа о поминовении советской власти было поставлено Патриаршему Управлению ультимативно и настойчиво-решительно. Положение для Патриаршего Управления создалось крайне критическое. Отказаться от исполнения этого требования ГПУ означало в глазах советской власти открытый отказ от признания советской власти de jure, в то время как такое признание, хотя и подневольное, было уже дано всеми слоями русского народа и западноевропейскими державами. А с таким отказом Патриаршее Церковное Управление и вся патриаршая церковная организация, как нелегальная, теряли всякое право на какую-либо терпимость со стороны советской власти. Не было никакого сомнения, что в результате этого отказа должен неминуемо последовать полный разгром Патриаршего Управления в центре и на местах и насильственное возвращение всей церковной организации – большевистским кровавым террором – под ненавистное иго обновленческого церковного управления, от которого только что избавились приходы и епархии с освобождением Патриарха и организацией им своего законного Церковного Управления. Нужно было спасать Церковь от нового обновленческого ига, сохранить ее под управлением Патриарха. В такой критической ситуации Патриарх вынужден был дать ГПУ принципиальное согласие на издание указа о поминовении советской власти за богослужением.

Патриаршему Управлению теперь выпала трудная задача – выработать такую формулу поминовения, которая бы менее всего претила религиозным и политическим чувствам молящегося народа, и в то же время была приемлема и для советской власти. Над этим особенно много потрудился епископ Иларион. Форма поминовения царской власти имела личный характер (имя Государя). Формуле поминовения советской власти решено было дать характер безличный: поминовение «власти» вообще, без имен ее носителей. Формула поминовения царской власти заключала в себе поминовение именно верховной власти. В новую формулу вносится поминовение просто «властей», каковое понятие обнимает не верховную лишь власть, но все вообще «власти» в государстве сверху донизу, носителями которых были не только безбожные коммунисты, но и тайные верующие христиане (подобно как в евхаристической молитве Василия Великого – «помяни, Господи, всякое начало и власть, и иже в палате братию нашу»). Но самое главное – в формуле царского поминовения ясно выражалось моление о благоденствии власти: «о еже покорити под нози его всякого врага и супостата». В новой же формуле не было никакого дополнительного выражения, которое бы указывало, о чем, собственно, нужно молиться при поминовении «властей» – об их ли благоденствии, или же их вразумлении и обращении на путь истины (подобно как в евхаристической молитве Василия Великого: «возглаголи в сердца их благая о Церкви Твоей и всех людей Твоих благия во благости соблюди, лукавыя – благи сотвори»), или же, наконец, об избавлении от нее. На сугубой ектении в формулу поминовения внесены были слова евхаристической молитвы св. Василия: «да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте». Но и это дополнение нисколько не определяло, о чем, собственно, нужно молиться в отношении «властей», чтобы верующие имели «тихое и безмолвное житие». Одним словом, выработана была формула поминовения «властей» без выражения какого-либо – положительного или отрицательного – отношения к ним: «о стране Российской и о властех ее».