Читать онлайн «Иосиф Бродский. Вечный скиталец». Страница 31

Бродский: протестант или вечный жид?

Когда Иосиф Бродский прилетел в Стокгольм получать Нобелевскую премию, один журналист прямо в аэропорту спросил его: «Вот вы американский гражданин, живете в Америке, и в то же время вы русский поэт и премию получаете за русские стихи. Кто же вы – американец? Русский?». – «Я еврей», – ответил Бродский. Сложный и больной вопрос. Ясно одно: Бродский не сионист – даже в Израиль не съездил.

«Я еврей на сто процентов, – признавался поэт. – Нет на свете человека, который был бы большим евреем, чем я». По своему культурному багажу, как признают многие исследователи-евреи, Бродский, без сомнения, был типичным представителем своего поколения советских евреев, абсолютно оторванного от национальных корней. Даже Библию Бродский впервые прочитал уже в Америке.

В библейском рассказе евангелистов упоминается Вечный жид – иудей-ремесленник, мимо дома которого вели на распятие Иисуса Христа, несшего Свой Крест, который отказал Иисусу и оттолкнул его, когда тот попросил позволения прислониться к стене его дома, чтобы отдохнуть. Иоанн Буттадей (buttare – бить, ударять; deus – Бог) ударил Иисуса Христа, причем сказал ему дерзкие слова: «Ступай мимо, отправляйся на смерть». Христос ответил ему: «Я пойду, но ты не умрешь до моего возвращения». Сущность легенды, если отвлечься от частностей, – воздаяние Божества человеку, выражающееся в вечном скитании или вечных муках человека, согрешившего против Христа. Примерял ли на себя судьбу Вечного жида Иосиф Бродский?

«Когда кто-нибудь спрашивает меня о моем этническом происхождении, я говорю, что я еврей. Довольно смешно мне с моим носом было бы называться русским», – говорил поэт. Из этого видного, что понимание еврейства для Бродского сводилось к чисто внешним антропологическим признакам. Однако на глубинном уровне по своей идентификации Бродский был универсалистом и космополитом. Он сформировался как личность под влиянием прежде всего русской литературы, западноевропейского искусства и истории классической древности. «Римские элегии», «К Урании», «Венецианские строфы», «Двадцать сонетов Марии, королеве шотландской» – вот типичные образчики творчества Бродского, созданные под явным влиянием европейского литературы эпох позднего Ренессанса и романтизма.

В 1972 году поэт оказался в числе 32 тысяч советских граждан, которым накануне визита американского президента Никсона позволили уехать на Запад (а некоторых, в том числе Бродского, выдворили чуть ли не насильно). Тем не менее, Бродский никогда не был отказником, не стремился уехать на родину предков. «Мои расхождения с советской властью не политического, а эстетического свойства», – говаривал он.

Однако в 1972 году еврейское происхождение Бродского дало советским властям основание избавиться от неудобного поэта. Бродского вызвали в ОВИР и сказали, что он должен написать заявление с просьбой о том, чтобы его отпустили в Израиль – «а иначе у вас будут серьезные проблемы». У Бродского не было никакого желания покидать страну, тем более он не собирался репатриироваться в Израиль. Тем не менее через несколько недель он уже был в Вене, где находился перевалочный пункт, принимавший советских эмигрантов. Больше он никогда не был в России, даже после распада СССР. Больше он никогда не видел своих родителей. Согласно завещанию, Бродского похоронили в Венеции. Почему там? По мнению Льва Лосева, в Венеции – это все равно, что нигде. Венеция – это универсальный символ космополитичной цивилизации.

Александр Байгушев – критик-русофил, который никогда не скрывал любви к Бродскому и писал, что ездил «хлопотать за него в Ленинград, на прем к его тогдашнему партлидеру, члену Политбюро Романову разбираться с той поганой провокацией против никакого не антисоветчика, а честнейшего и искреннейшего русского поэта еврейского происхождения Иосифа Бродского, и когда-нибудь расскажу об отвратительных действующих лицах той циничной истории. А сейчас лишь подчеркну, что, даже эмигрировав в ореоле обиженного «красными русскими» в США, Иосиф Бродский категорически отказался от еврейской общины: «Никаких синагог, пожалуйста. В синагогах я выступать не буду. Считаю ли я себя евреем? Я плохой еврей! Считаю себя русским поэтом. Я даже понимаю антисемитизм. В вопросе антисемитизма надо быть очень осторожным. Нельзя заставлять себя любить насильно, как это делают евреи в России. Ведь все мы в какой-то степени расисты. Какие-то лица нам не нравятся. Какой-то тип красоты. Мне нравится русский тип красоты. И в Израиль я не ступлю ни ногой даже за Нобелевскую премию. Я русский поэт. А вы знаете, для русского человека нет большой разницы между Ветхим и Новым Заветом. Для русского человека это по сути одна книга с параллельными местами, которую можно листать взад-вперед. Поэтому, когда я оказался на Западе, я был поражен строгим разграничением на евреев и неевреев. Я думал: «Ерунда! Чушь собачья! Ведь это лишает талант перспективы». Многие недоумевали, почему Бродский не вернулся после падения советский власти в Санкт-Петербург, хотя страшно тосковал по родному городу. Но куда ему было возвращаться? Опять в окружение тех, кто его затравил и сдал, а теперь еще и к «демократической» власти пришел?!».

Мой друг критик Владимир Бондаренко, автор знаменитой «Программы Бондаренко – Бродского» по налаживанию русско-еврейских взаимоотношений в замечательной книге «Живи опасно» недоумевал: «Меня в Иосифе Бродском удивляет другое: что русскости в своей поэзии и даже в жизни, в ее запредельности и амбивалентности он так и не сумел преодолеть. И еврейскость в свою культуру не пустил. На этом сходятся и Александр Солженицын, и Наум Коржавин, и Шимон Маркиш. Откровенный Шимон Маркиш пишет: «Смею полагать, что в уникальной поэтической личности Бродского еврейской грани не было вовсе. Еврейской темы, еврейского «материала» поэт Иосиф Бродский не знает – это «материал» ему чужой…» Он не был иудеем ни по вере, ни по мироощущению, впрочем, так же, как и Осип Мандельштам, и Борис Пастернак, выбравшие себе тоже осознанную судьбу в русской культуре».

Напротив, критик Федор Мальцев написал категорично: «Талант, помноженный на психушку, тюрьму и ссылку, эмиграцию и еврейство, создал феномен нобелевского лауреата Бродского». Так где же правда? Послушаем соплеменников поэта.

В сентябре 2007 года в литературно-художественном журнале «Лехаим» появился материал «Бродский: протестант или жид», в котором на четыре вопроса отвечают: Зеев Бар-Селла (ниспровергатель Михаила Шолохова), Леонид Кацис, Виктор Куллэ, Лев Лосев. Беседу вел еврейский журналист с русским именем и азербайджанской фамилией Афанасий Мамедов, который так предварил интервью: «От Иосифа Бродского мы, похоже, отдалились на то почтительное расстояние, когда могли бы уже говорить о нем только как о великом поэте и исключительно с придыханием, но не получается пока что у нас, возможно, именно потому и образ его не только не тускнеет с годами, но, напротив, становится еще более объемным и живым. Миф о Бродском активно творится на наших глазах, обрастая бытовыми подробностями, новыми деталями биографии, переплетающимися с его творениями. Можно, конечно, спорить об очевидных недостатках такого активного мифотворчества, но, кажется, это тот случай, когда недостатки переходят в достоинства, и очень скоро миф «Бродский глазами современников» примет уже иные, академические черты. А пока что в майском номере журнала «Лехаим» открылась новая рубрика – «Часть речи», посвященная одному из самых знаковых поэтов конца ХХ века. И текст Аркадия Львова «О Бродском» (№ 5–6, 2007), открывавший вышеназванную рубрику, уже обратил на себя внимание, сложив еще один фрагмент, перетасовав главные вопросы. Но в нашей, пока еще литературоцентристской стране, у каждого свой Бродский и, естественно, свои «главные вопросы». Есть они и у меня: где истоки метафизики Бродского, как сочетаются в его поэтике ветхозаветное мирочувствование и христианские мотивы, космополитизм и внеконфессиональность, два русско-американских культурных героя: Набоков и Бродский?.. И, конечно же, одной из самых полемичных остается тема отчуждения от еврейства (отчуждения ли?..).