Читать онлайн «Пушкин». Страница 29

Пушкин охотно перечитывал французских классиков на уроках Будри. Этот маленький плотный старичок, еще носивший по традиции XVIII века пудреный парик, своим убогим костюмом напоминал скорее якобинца. Такая несогласованность наружного вида отчасти соответствовала и внутреннему его облику. Будри, по словам Пушкина, был ловким придворным, что не мешало ему высказывать на уроках «демократические мысли». Сын итальянца и швейцарки, он с детства жил и учился в Женеве, где поселился его отец, доктор медицины и философии Жан Марат. Культурные традиции фамилии сказались на деятельности старшего сына, знаменитого Жана-Поля Марата, одного из виднейших деятелей революционной Франции, известного также своими научными работами по медицине, физике, уголовному и государственному праву Не отличаясь дарованиями брата, Давид Марат, ставший в екатерининской России Давыдом Ивановичем де-Будри, проявил себя замечательным педагогом. Лицеист первого курса Модест Корф, давший ироническую оценку всем своим профессорам, отзывается о Будри с высокой похвалой, как о единственном лицейском наставнике, способствовавшем общему развитию слушателей.

В основу усвоения иностранного языка он полагал живой разговор, а в преподавании ставил себе задачей вскрыть перед слушателями «композицию речи», «изобразительное действие слова». Следует думать, что Будри значительно углубил познания, полученные Пушкиным от Монфора и Руссло, и, может быть, первый вызвал в нем интерес к вопросам построения французской классической прозы, заметно отразившейся на позднейших прозаических опытах поэта.

Будри, видимо сразу высоко оценил Пушкина. Уже в первый лицейский год, когда большинство преподавателей отмечает в Пушкине «слабое прилежание», строгий Будри уверенно сообщает: «Считается между первыми во французском классе; весьма прилежен; одарен понятливостью и проницанием».

В лицейской среде этот профессор представлял единственную реальную связь с революционной Францией. Он не избегал разговоров с учениками о своем знаменитом брате, называл Робеспьера и другие имена той эпохи

«Он очень уважал память своего брата», записал впоследствии Пушкин. Характерно, что смерть Марата упоминается не раз в стихотворениях Пушкина (в «Кинжале», «Андре Шенье»), Во всяком случае, личная связь старого педагога с одной из героических фигур 1793 года, при общем демократическом уклоне его мышления, сближала его слушателей с духом великой эпохи и по-интимному знакомила с ее выдающимися деятелями.

Любовь к свободе и традиции «века Просвещения» внушал лицеистам и профессор Куницын. В своих курсах он последовательно проводил учение Руссо о естественном праве, противопоставляя его реакционным государственным теориям. Куницын решительно опровергал мистическую теорию права с ее обращением к «воле божеской». В основу своего учения он полагал «всеобщий закон свободы», а выражением его считал человеческий разум. Из этого следовал вывод, направленный против самых основ крепостнического государства: «Никто не может приобресть права собственности на другого человека».

Такие истины звучали великими парадоксами в империи Александра I. Многие воспринимали их с живым волнением и стремились впоследствии служить им. Этим объясняется и знаменитая хвалебная строфа Пушкина, посвященная впоследствии Куницыну, «воспитавшему пламень» лучших из лицеистов первого выпуска.

Курсы Куницына широко освещали многие вопросы, занимавшие его слушателей. Он провозглашал «право свободно объяснять свои мысли другим». В учении о власти Куницын определял строгие границы «законности»: «Властитель подлежит законам, им издаваемым». Это положение стало руководящим для Пушкина в дальнейшем развитии его политических воззрений.

Но если можно считать несомненным широкое и благотворное воздействие Куницына на образование политических воззрений Пушкина, не следует усматривать в юном поэте склонностей к юриспруденции и государствоведению. Картина раннего развития Пушкина дорога нам в своей подлинности, ибо ею определяется и рост его поэтического дарования. Следует поэтому установить наряду с безусловным интересом лицеиста Пушкина к словесности, истории, поэтике, искусствам такое же безразличие его к правоведению и финансам, а вместе с ними и к школьной логике. Сам Пушкин открыто заявлял о своей антипатии к «силлогизмам», «правам и налогам», получал самые низкие баллы по энциклопедии, политической экономии, статистике, считался по классу Куницына «крайне не прилежным». Это подтверждает и свидетельство Комовского, что Пушкин «не любил наук политических».

Следует признать, что отчасти виновна в этом сама система преподавания. Неразработанность в то время учебных программ приводила к тому, что один Куницын представлял целый юридический факультет, даже с некоторой примесью философского. В обязанность «профессора нравственных наук» входило чтение логики, психологии, этики, права естественного, народного, гражданского, публичного, уголовного, римского, политической экономии и финансов. Неудивительно, что под грузом столь многочисленных дисциплин Куницын очень скоро охладел к своей работе и от широкого воспитания мысли своих слушателей понемногу перешел к простому требованию заучивать наизусть его записки: «При ответах на его вопросы не позволялось изменять ни единой буквы; от этого в тех именно предметах, где наиболее должны были изощряться разумение и способность свободно изъясняться, мы обращались в совершенные машины…»

Рядом с образами наставников и товарищей в лицейской биографии Пушкина мелькают подчас и девичьи облики. Пушкин не был грубо чувственен, как нередко писали о нем современники. При несомненной страстности его порывистой творческой натуры, он связывал обычно свои романы с живыми эстетическими впечатлениями. Наталья Кочубей и Бакунина, изящная и культурная молодая француженка Мария Смит, жена историографа Екатерина Андреевна Карамзина, красавица-актриса крепостной труппы — вот объекты его юношеской влюбленности, вполне достойные вдохновлять его раннюю любовную лирику.

Согласно лицейским преданиям, «первой любовью» Пушкина была дочь видного государственного деятеля александровского времени — Наталья Викторовна Кочубей; в набросках автобиографических записок Пушкина знакомство с ней отнесено к 1812–1813 годам. Об этой девушке можно отчасти судить по позднейшей характеристике, данной ей Пушкиным:

Их встречи происходили у синего мраморного обелиска в честь побед Румянцева — у того кагульского памятника, который Пушкин неоднократно описывал в стихах и прозе. Возможно, что раннее лицейское стихотворение «Измены» посвящено Наташе Кочубей.