Читать онлайн «Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики». Страница 112

Как бы не так! Даже если у кого-то из них нехватает культуры (нашей — европейской) и современных научных знаний, то не стоит заблуждаться насчет их ума. Ум, особенно задний, вкупе со скрытностью, у них имеется, да побольше, чем у иных лиц с европейским менталитетом. Восточный человек осторожен, льстив с начальством, но стоит зазеваться — съест и начальника с потрохами. Не побрезгует никакими методами, нравственность — в сторону, один расчетец. Методы Ленина, одним словом!

Дело в том, что обмануть, не исполнить данного обещания, убить, если дело того стоит — это грех с нашей, европейской точки зрения. А для них важно, кого обмануть или убить — своего человека, или чужака — «гяура». Мы же сами, нередко, всю его недолгую жизнь ласкаем и холим поросенка, даем ему имя, даже целуем его в пятачок, а потом вонзаем нож в сердце! Так вот такими же поросятами или чем-то вроде этого являются и европейцы для азиатов (конечно, приближенно и грубо говоря), и нечего удивляться их поведению среди людей, которых они в полной мере и за людей-то не считают! Племена людоедов в Африке и Полинезии не видят ничего зазорного в поедании и своих сородичей, и иноземцев!

А наивные европейцы думают, что они облагодетельствовали азиатов, приравняв их к себе. Те-то и не собираются «приравниваться»! Должны пройти долгие годы совместного проживания и врастания культур друг в друга, чтобы менталитеты хоть как-то сблизились. Есть много примеров, касающихся грузин, армян, турок, китайцев, корейцев и других восточных людей, долго, поколениями проживших в России или Западной Европе, и полностью принявших менталитет этих стран.

Но в Грузии тех лет, о которых я говорю, этим и не пахло. И хоть по фамилии я — житель Грузии, но по менталитету уже был почти русским. Я никогда не смог бы согласиться на подхалимаж, низкопоклонство, лесть, обман, лицемерие, вероломство, подкуп и прочие атрибуты кавказского менталитета. Поэтому мне не грозило стать там руководителем, а только покорным рабом или непокорным изгоем. Но в те годы ни я, ни моя жена не были достаточно умны и опытны, чтобы понимать это.

Но, так или иначе, я вместе с Лилей пошел в ее институт — посмотреть, чем там занимаются, и поговорить с ее «шефом» Маникашвили. Благо и институт-то был метрах в трехстах от дома — близ Политехнического института, где мы учились.

Четырехэтажное небольшое здание, дворик, через который располагался двухэтажный производственный корпус с мастерскими, боксами, и лабораториями, на втором этаже которого находилась лаборатория Маникашвили..

Первым делом я зашел в мастерские, так как питал большую слабость к оборудованию. Вход был совершенно свободным, но в проходе толпились какие-то сомнительные личности, похожие на крестьян. Они что-то передавали мастерам и забирали от них.

— Гири облегчают, — пояснила Лиля, — отбою от них нет! Наши мастерские только на базары и работают. Мы «приписаны» к ближайшему — Сабурталинскому базару.

Я заинтересовался «облегчением» гирь. Торговец, он же крестьянин, передавал мастеру обычно целый набор гирь-разновесок, и говорил, на сколько их надо облегчить. Токарь зажимал в патроне гирю, высверливал в ней отверстие, а конец забивал металлической же пробкой, которую затирал вместе с гирей. Пробка сливалась с материалом гири и становилась незаметной. Но процентов на 5-10 гиря уменьшалась в весе. Продавец платил мастеру деньги и уходил довольный — «надувать» покупателей. Деньги же делились между самим мастером и руководством разного ранга. Работа шла бойко, в охотку, без окриков и принуждений. Труд здесь был не обязанностью, а в радость!

Мы пошли дальше. У одного из боксов толпилось несколько человек, среди которых Лиля узнала и директора — Самсончика Блиадзе. Маленького роста сутулый человечек с реденькими серыми волосами, стоял в самом центре толпы, и что-то пояснял ей. Но толпа мотала головами и отказывалась понимать его:

Ар шеидзлеба, батоно Самсон! (нельзя, господин Самсон!).

Мы протиснулись поближе и увидели следующее. В бокс для испытаний двигателей затаскивали стенд, имевший в своем составе весы с длинной линейкой, по которой перемещалась гиря, как у медицинских или товарных весов. Так вот эта длинная линейка не помещалась в боксе — упиралась в стену. Что делать? Вызвали директора Самсончика.

Мудрый директор тотчас же нашел решение — согнуть линейку под прямым углом, чтобы стенд поместился. Но пользователи стендом не соглашались — дескать, весы не будут показывать то, что надо. Директор настаивал на своем

— ведь длина-то линейки останется прежней, в чем тогда дело? Ему пытались объяснить, что момент — произведение силы на кратчайшие растояния до оси — изменится. Но директор продолжал настаивать, повторяя, что длина линейки-то останется той же.

Мне показалось, что я попал либо на съемки комедийного фильма, либо в дурдом. Я хотел вмешаться, но Лиля одернула меня: «Не порть отношений с директором!». Я посоветовал ей передать сотрудникам, чтобы они не отпускали своего директора в город одного — или потеряется, или улицу не сможет перейти с таким интеллектом.

Мы поднялись на второй этаж в лаборатории. В нос ударил запах горелой пластмассы.

Это лаборатория полимерных материалов, — пояснила Лиля. Сейчас очень модны металлоорганические соединения, так вот они натирают напильником опилки свинца и текстолита, пытаясь их сплавить в тигле, чтобы получить металлоорганику. Свинец-то плавится, а текстолит — горит! Вот ничего и не выходит! Только вонь стоит! — жаловалась Лиля.

Я окончательно понял, что нахожусь в дурдоме, только научной направленности. Сейчас выйдет из дверей Эйнштейн подручку с Аристотелем, а за ними — Галилей. Но вышел… Геракл, простите, Маникашвили, и, улыбаясь, провел нас в свою лабораторию. Он, оказывается, наблюдал за нами из окна.

— Чем они занимаются — стыдно сказать! — возмущался Геракл — маленький полный мужчина, постоянно потиравший себе ладони.

Я хотел, было присоединиться к мнению «батоно Геракла», но Лиля толкнула меня в бок — не критикуй никого — завтра будет известно всем!

Батоно Геракл повел меня по лаборатории, показывая, чем они занимаются. Две проблемы стояли перед лабораторией — измерение крутящих моментов и создание образца работающей волновой передачи. Чтож, проблемы, действительно, насущные, вроде металлоорганических соединений, смотря только, как их решать. Маникашвили подвел меня к стенду. Там стояла коробка передач от грузового автомобиля, и задачей было измерить крутящий момент на первичном валу, который шел от двигателя.

— Это архиважная задача, — горячо убеждал Маникашвили, — ее поставил шеф — батоно Тициан. Мы разрежем первичный вал, вставим туда мерную месдозу с датчиками и будем снимать электрические сигналы с них, — пояснял Геракл устройство всем известного моментомера.