Читать онлайн «Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919». Страница 48

Через несколько минут я уже говорил с высоким капитан-лейтенантом, носившим нашивки подводника.

– Простите за краткость, но сегодня я очень занят, – сказал он. – Хочу, чтобы вы взяли под свою команду третью роту. У вас есть личное оружие?

Он скрылся на минуту в задней комнате и тотчас появился с маузером в руке.

– К счастью, у меня их два, пока вы можете воспользоваться моим. Пойдемте! Я объясню вам ваши функции по дороге к казармам.

Шагая по широким грязным улицам Нарвы, я старался ничего не упустить из инструктажа.

– Три дня назад морской полк существовал только на бумаге, – говорил капитан-лейтенант. – Шестьсот солдат достались нам, можно сказать, даром: их взяли в плен только в последнюю неделю. Из них и состоят три первые роты. Перед вашим приездом у меня в подчинении было два прапорщика – вы их увидите скоро… Этим утром мне сообщили, что временно мой батальон будет использоваться на погрузочно-разгрузочных работах. Первая рота направляется вниз по течению реки, они будут перегружать товар с прибывающих кораблей на баржи. Вторая рота будет грузить товарные вагоны на железнодорожной станции Нарвы. Вы будете командовать третьей ротой, которая разгружает баржи здесь, на речной пристани, и производит погрузку на машины, едущие на станцию. Ваша рота размещается в казармах напротив комендатуры. Выводите их на работы в шесть утра, возвращайте в казармы в пять вечера, затем идите в штаб полка за очередными распоряжениями. Не думаю, что ваши люди доставят вам неприятности, но не забывайте, что всего несколько дней назад они были красноармейцами. Они будут настороженны, пока вы не познакомитесь с ними ближе. Я ухожу с первой ротой и буду отсутствовать три-четыре дня, но прикажу прапорщику второй роты помочь вам в случае необходимости. Еще один совет: помните, что находитесь в Эстонии, поэтому, ради бога, не конфликтуйте с этими чертовыми эстонцами! Старайтесь поддерживать с ними хорошие отношения!

Капитан-лейтенант удалился. Я остался один на один с двумя сотнями солдат.

Куда бы ни посмотрел, я видел перед собой испытующие взгляды солдат, большинство из них были утомлены, подозрительность, страх, любопытство – вот что я видел на их лицах. В горле у меня пересохло, мышцы были напряжены. Секунду-другую я молчал, не зная, с чего начать. Меня преследовала неотвязная мысль о том, что всего несколько дней назад эти люди служили в Красной армии. Инстинктивно я прикоснулся локтем к кобуре: там ли маузер?

Я скомандовал роте стоять вольно, пока схожу в комендатуру за бумагой и карандашом. Вернувшись, я прошелся вдоль строя, записывая имя, место рождения и боевой опыт каждого солдата. Когда добрался до крайнего в строю, напряжение спало. Несколько слов, которыми я обменялся с каждым из солдат, способствовали установлению некоторой связи между ротой и мной.

Из тех, что уже повоевали, я назначил старшего сержанта и несколько старшин. Прежде чем солдаты вернулись в казармы, роту поделили на взводы, и на следующее утро во время марша к пристани это уже была реальная воинская единица. Меня поразила та легкость, с которой установились отношения между командирами и солдатами. Сама мысль о неподчинении уже не возникала, и, хотя ежедневная работа по разгрузке барж на реке была тяжелой и утомительной, дисциплина в роте не нарушалась.

По вечерам у меня была только одна обязанность: периодически посещать казармы. Гражданское население Нарвы сторонилось военных, лишь немногие офицеры жили в городе с семьями, общественная жизнь отсутствовала. Имелись роскошные кинотеатры и рестораны, посещение которых было не по карману офицеру. Единственным местом развлечения был морской клуб, помимо этого, мы любовались рекой Нарвой, по набережной которой любили прогуливаться.

Прапорщик, командовавший второй ротой, предложил мне поселиться вдвоем с ним в комнате одного из частных домов. Во время обстрела города за несколько недель до моего прибытия в этот старый кирпичный дом попал снаряд. В одной из стен зияла дыра диаметром около 5 футов, поэтому, сидя в столовой, мы без помех наблюдали за рекой и русским берегом. Дом принадлежал двум девушкам, не достигшим еще 20 лет, которые до революции жили в обычной семье в маленьком городе. Их родители умерли несколько лет назад во время эпидемии гриппа и оставили дочерей сиротами, не подготовленными для борьбы с проблемами такого масштаба. Обе девушки пребывали в состоянии постоянного беспокойства: их пугала возможность очередного вторжения красных, общение с новыми эстонскими чиновниками, к белым они тоже не питали доверия.

Их тревожило наше проживание в доме, на нас они смотрели с подозрением. Но в конце первой же недели, убедившись, что ни я, ни мой сослуживец не имеем на них виды, отношение к нам изменили. Они старались внести уют в нашу жизнь, готовили и штопали одежду. Они нашли ленты и сделали из них трехцветные нарукавные нашивки, какие носят добровольцы. Теперь лица девушек выражали непоколебимую веру в нашу способность защитить их от любой опасности. Эта вера смущала, особенно если иметь в виду, что некоторое неблагополучие Белой армии начинало чувствоваться.

Хотя Эстония была единственным оплотом против большевиков, в отношениях между белыми и эстонцами не хватало дружелюбия. Здесь действовали те же причины их опасений и неприязни, что и в Финляндии, но еще острее. Эстонскому национализму недоставало энтузиазма, свойственного финнам, лишь незначительное число эстонского населения верило в независимое будущее своей страны. Лидеры сепаратистского движения знали об этой слабости и пытались преодолеть ее путем разжигания шовинистических настроений.

Эстония завоевала независимость на год позже, чем Финляндия, новый государственный механизм еще не был отлажен, не были отрегулированы отношения между государством и гражданином. Ситуацию усугубляло отсутствие опыта самоуправления.

Кроме этого, Эстония сталкивалась с другими проблемами. Ее естественные экономические связи с Россией прервались, и население с трудом находило источники обеспечения средствами существования. В стратегическом отношении положение Эстонии также было более уязвимым, чем у Финляндии. Опасения вооруженного вторжения тревожили эстонцев еще больше.

Пока война с большевиками велась на эстонской территории, русских белогвардейцев приветствовали как военных союзников. Но едва красных выдворили за пределы страны, а белые перешли в наступление, настроения в эстонском обществе изменились. Эстонские солдаты не желали рисковать жизнями ради свержения советской власти в России. Они довольствовались завоеванной независимостью, устали от войны и хотели, чтобы их оставили в покое. Постепенно эстонцы начинали верить, что их правительство смогло бы договориться с советской Россией на определенных условиях, если бы не белогвардейцы. Когда подобные настроения укоренились, мы отчетливо ощутили неприкрытую враждебность эстонцев.