Читать онлайн «Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919». Страница 46

– Имеется много заявлений, поданных раньше, пройдет некоторое время, прежде чем очередь дойдет до вас.

– Разве армии не нужны солдаты? – спросил я.

– Да, нужен каждый человек, способный туда добраться, нужно военное снаряжение – нужно все.

– Тогда в чем причина промедления? – Ситуация казалась абсурдной.

– Финские и эстонские власти очень неохотно выдают визы русским белогвардейцам, – сказал подполковник, пожав плечами. – Пока же чем меньше мы об этом говорим, тем лучше. Обещаю, что сделаю все возможное для ускорения вашего отъезда на фронт.

С этого времени я взял за правило наведываться в Русский комитет два раза в неделю, но ничего нового там меня не ожидало. Между тем мои первоначальные благоприятные впечатления о Финляндии угасали, их сменяло растущее раздражение. Финские власти систематически подвергали дискриминации русских, находившихся под их юрисдикцией. Причины такой политики были вполне ясны, но это не делало мелочные придирки менее оскорбительными.

С 1809-го по 1918 год Финляндия входила в Российскую империю. К 1899 году эта провинция получила политическую автономию, но, начиная с этого года, российское правительство проводило интенсивную политику русификации. Экономически новая политика была выгодной для Финляндии, но она возбудила среди финнов националистические настроения и вела к хронической нелояльности. В годы мировой войны Финляндия была насыщена русскими войсками, но признаков открытого протеста не наблюдалось. Исключение составили молодые финны, эмигрировавшие в Германию, где сформировали финский батальон, воевавший против России в составе германской армии. Ситуация не менялась до краха Российской империи, когда Финляндия провозгласила независимость.

Сразу же после этого произошла непродолжительная, но напряженная схватка между красными и белыми финнами. Сначала красные взяли верх, но с высадкой германских войск победа осталась за белыми. Было создано националистическое финское правительство с сильной прогерманской ориентацией. Германский генерал фон дер Гольц стал главнокомандующим финской армией, германскому кронпринцу был предложен финский трон. Однако вскоре после этого Германия потерпела окончательное поражение от союзников, и Финляндия встала перед необходимостью изменить свою ориентацию.

Чтобы сохранить независимость, финны были вынуждены приспосабливаться к идеям победителей. В качестве первого шага в этом направлении Финляндия отвергла монархию и приняла республиканское правление, более соответствовавшее принципам союзников. Однако выработка последовательной политики в отношении России оказалась более трудной проблемой.

Финляндия, испытавшая на себе красную диктатуру, безжалостно искоренила большевизм в своих пределах. В результате финское и советское правительства питали друг к другу ненависть и недоверие. Надежда на примирение становилась еще более призрачной из-за открытой конфронтации между союзниками и Советами. С другой стороны, русские противники большевизма составляли класс, на котором веками держалось военное присутствие России в Финляндии. Среди финнов преобладало убеждение в том, что замена советской власти националистическим русским правительством поставит под угрозу независимость их страны. Вот почему финны оказывали помощь русским белогвардейцам без особого энтузиазма. Национальная неприязнь глубоко укоренилась, и я ощущал ее даже в имении, где остановился.

Тетя вышла замуж за финна по рождению и традициям. После смерти мужа она и все семейство продолжали питать любовь к стране, в которой жили. Финляндия для них значила столь же много, сколько для меня Россия. Во время моего пребывания в имении родственники делали все возможное, чтобы я чувствовал себя как дома, но вопреки нашим искренним симпатиям друг к другу нас разделял невидимый барьер. Они были финны, я русский, интересы наших стран противоречили друг другу. Несмотря на заботу обо мне, родственники избегали разговоров на политические темы в моем присутствии, но это лишь подчеркивало искусственность ситуации.

Как-то кузен напомнил о моем высказывании в первый год войны. В то время он навестил нас в Петрограде и во время одного разговора спросил:

– Что бы ты сказал о финне, который поступил на службу в германскую армию?

С моей стороны родственник мог услышать лишь один ответ:

– Русский подданный, который сражается во время войны против России, является предателем.

Наш разговор перешел на другие темы, а я считал замечание родственника плодом праздных фантазий, пока не посетил Финляндию после революции. К своему удивлению, я обнаружил двух дочерей тети замужем за финнами, служившими в германской армии. Забытый эпизод сразу же стал вновь актуальным. Когда родственник спросил, не изменил ли я своего мнения, я промолчал. Пауза была достаточно красноречива, а он обладал достаточным тактом, чтобы не продолжать тему. Тем не менее мы оба чувствовали себя не очень хорошо.

Каждый день я остро переживал двусмысленность своего положения в их доме. В жизни моих родственников и друзей главную роль играет обретенная свобода их страны. Впервые за более чем вековой период финский патриотизм получил возможность для самовыражения, и финны радовались крушению России. Я не мог разделить их надежд и радостей. Пользуясь гостеприимством тети, я чувствовал неудобство и все более замыкался в себе.

В Гельсингфорсе осталось мало русских семей, и мое общение с соотечественниками сводилось к посещениям раз в две недели кабинетов комитета. В оставшееся время не было никого, с кем бы я мог откровенно поговорить. Пребывая под властью большевиков, я познал голод и страх, но никогда не был так одинок, так изолирован от естественного течения жизни.

Однажды вечером, расстроенный более чем когда-либо, я сел в трамвай и поехал в деловую часть города. Когда я бесцельно бродил по тротуару, ко мне обратилась группа финских солдат. Один из них попросил спички, и, пока он прикуривал, другой солдат заговорил со мной по-фински. Я не понял, что он говорит, и сказал ему об этом. Первый солдат сразу вернул спички и сказал:

– В Финляндии больше не носят русскую военную форму, и нам не нужно понимать русских, когда они говорят на своем языке.

Он не без удовольствия произнес это на чистом русском языке. Его компаньоны встретили замечание громким смехом и пошли дальше. Злоба и неприязнь в словах солдата, его очевидное стремление оскорбить вывели меня из равновесия. Чтобы выбросить это из головы, я заглянул в ближайшее кабаре и сел за столик.

Но в этот вечер мне не суждено было развлечься. Спиртные напитки лишь еще более раздражали, а окружающая обстановка удручала. Заведение было третьесортное. При свете фонарей вульгарно раскрашенные женщины на сцене выглядели дрессированными цирковыми лошадьми. Мятая скатерть на моем столике, вся в пятнах, должно быть, не менялась неделями. Но более всего раздражал человек, сидевший за соседним столиком.