Читать онлайн «Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919». Страница 45

– Хочу недели на две съездить в Гельсингфорс, а затем присоединюсь к Белой армии в Эстонии.

Во время разговора мне показалось, что мой ответ позабавил коменданта, хотя не понимал почему.

– У вас есть в Финляндии друзья или родственники, готовые поручиться за вас, можете назвать адреса? – спросил он.

Я назвал имя своей тети. Поведение лейтенанта мгновенно изменилось.

– Надеюсь, вы понимаете сложность нашего положения, – сказал он. – Мы избавились от большевиков совсем недавно. Приходится быть осторожными в приеме беженцев из советской России. Обычно мы держим их здесь, пока не закончим проверку. Но ваш случай – особый. Я буду рад телеграфировать баронессе, и в случае положительного ответа вы сможете сегодня выехать в Териоки (ныне Зеленогорск на Карельском перешейке. – Примеч. пер.). Там, в карантине, вам придется побыть неделю или около того. Разрешение жить в Гельсингфорсе получает сравнительно небольшое число русских, но я уверен, что вам нетрудно будет добиться этого.

Я поблагодарил коменданта за разъяснения и вышел за дверь. Через два часа комендант вышел в приемную и позвал меня.

– Сегодня вы поедете в Териоки под охраной, – сказал он, улыбаясь. Бросив взгляд на телеграмму в своей руке, он добавил: – Ваша тетя ожидает встречи с вами, как только освободитесь из карантина.

Остаток дня и половину ночи я провел в поезде, направлявшемся в Териоки. Нас, 8—10 человек, сопровождали два солдата. Здесь была и маленькая девочка, которую я нес на руках прошлой ночью, и ее семья, отец был консулом, представлявшим в Москве одну из южноамериканских стран. Когда большевики отказались гарантировать ему безопасность, он решился на отчаянный шаг – перебраться вместе с семьей через границу.

Финские охранники относились к нам весьма снисходительно. Когда поезд делал достаточно продолжительные остановки, нам позволялось выходить на станциях. Финляндия показалась нам сказочной страной.

Вагоны поезда были безукоризненно чистыми, каждый пассажир сидел на своем месте, никто не боялся говорить, нас окружали здоровые оживленные лица. Отсутствие страха и напряжения успокоило наши нервы. Но более всего обоняло изобилие еды. После недоедания мы жаждали калорийной пищи и сладостей. Вид продуктов, выставленных на прилавках, возбуждал в нас острую потребность восполнить нехватку питательных веществ, которая ощущалась достаточно долго. На первой же остановке я купил фунт масла и съел его без хлеба. Каждая ложка, которую я отправлял в рот, была вкуснее предыдущей, и, когда масло кончилось, я захотел еще. В этот день я не мог думать ни о чем, кроме еды. За десятичасовую поездку, кроме завтрака, обеда и ужина, я съел два фунта масла, два фунта сыра, полтора десятка апельсинов и несколько плиток шоколада. Я не был исключением. Вся наша группа вела себя так, словно состоит из проголодавшихся животных, но некоторым из нас не удавалось насытиться. Ослабленный желудок не мог справиться с таким количеством пищи. Несколько моих спутников серьезно заболели, и, когда мы прибыли в пункт назначения, их отправили в больницу.

Финский карантинный центр располагался в Териоки, который в предвоенные годы служил морским курортом. Это были летние коттеджи и дачи, ныне превращенные финскими властями в бараки. Официально прибывшие из советской России направлялись для медицинского обследования, в действительности же задержка позволяла чиновникам выяснить политическое прошлое каждого новичка. Большая русская колония в городе, руководимая каким-то комитетом, сотрудничала с властями в выяснении биографических данных беженцев.

Неделю, проведенную мною в карантине, ни в коем случае нельзя было считать неприятной. Да, под наблюдением здесь находилась сотня человек, и, хотя мы жили за колючей проволокой и были ограничены в передвижении, наш образ жизни оставался беззаботным и безопасным. Мы проводили время в прогулках по заснеженным паркам или в общении друг с другом. Вскоре после прибытия я наладил связь с русскими флотскими и армейскими офицерами в городе. Среди них нашлись старые знакомые, которые просветили меня относительно обстановки за карантинными воротами.

Разрыв отношений между Финляндией и советской Россией ожидался со дня на день. К югу, за неширокой полосой водного пространства, братские Финляндии республики бились с большевиками за независимость. В этих условиях разумно было ожидать, что русские, стремившиеся влиться в ряды антибольшевистских сил, будут приняты в странах Балтии с распростертыми объятиями. Но, к своему большому разочарованию, я вскоре обнаружил, что политическая ситуация была весьма запутанной.

Большинство русских, проживавших в Териоки, подали заявления с просьбой включить их в ряды Белой армии на территории Эстонии, однако месяц проходил за месяцем, а ответов на просьбы не поступало.

Добровольцы терялись в догадках: то ли против их отъезда возражали финские власти, то ли отказывали им в просьбах эстонские. В отношении непосредственного участия в борьбе русские ограничивались, где бы они ни были. Им не разрешалось передвигаться по Финляндии, и большинство из них были вынуждены селиться в захудалых пограничных поселках с разрешения властей в каждом отдельном случае. Когда в конце недели комендант Териоки уведомил, что я свободен от карантина и могу ехать в Гельсингфорс, мои русские друзья не могли поверить такой удаче. В иной обстановке их единодушное выражение удивления смутило бы меня, но в данный момент я был слишком поглощен открывавшимися перспективами.

Гельсингфорс, столица Финляндии, выглядел привлекательным современным городом, наделенным своеобразным очарованием. До революции он служил базой Балтийского флота, и у русских, прошедших флотскую службу, сохранились к городу теплые чувства. Его знакомые улицы будили приятные воспоминания о прошедших временах. В моем случае эти чувства обострялись еще и благодаря семейным узам.

В Гельсингфорсе жили сестра моей мамы и пятеро ее детей. Наши семьи всегда связывали очень сердечные отношения, и после нескольких лет разлуки встреча с родственниками доставила мне большую радость. За это время случилось многое, накопилось много новостей, мы часами разговаривали и вспоминали былое.

На третий день пребывания в Гельсингфорсе я явился в военный отдел Русского комитета и попросил послать меня в войска белых, дислоцированные в Эстонии, которые официально назывались Северо-западной армией. Подполковник, выслушавший меня, был настроен не очень оптимистично.

– Имеется много заявлений, поданных раньше, пройдет некоторое время, прежде чем очередь дойдет до вас.