Читать онлайн «Герои Смуты». Страница 46

«Сопегин приход», а затем «Хоткеевич приход» стали теми вехами, которые заставили Первое ополчение изменить свои планы. Первую волну разъездов из ополчения служилых людей действительно можно отнести к концу июля — началу августа 1611 года. Только не всё объяснялось гибелью Прокофия Ляпунова; сказалась и военная неудача подмосковных полков, потерявших захваченные ранее башни Белого города. Земскому правительству под Москвой не просто приходилось удерживать свою власть. В подмосковных полках Трубецкого и Заруцкого первоочередной задачей стал поиск денег для уплаты жалованья ратным людям — дворянам и казакам. В документах ополчения рассказывалось о том, что к походным шатрам воевод неоднократно приходили голодные, страдающие от холода служилые люди, казаки и стрельцы. Они отказывались нести сторожевую службу, угрожали вовсе разойтись из-под Москвы, а многие так и делали. Чтобы удержать войско, из полков рассылали грамоты по городам с просьбой запросных денег. С.Б. Веселовский, опубликовавший документы и материалы подмосковных ополчений, писал, что «чуть не в каждой грамоте, посланной от воевод, мы читаем одну и ту же жалобу: ратные люди бьют боярам челом о жалованье "безпрестанно", а дать им нечего, и они от голода (можно добавить и от холода. — В. К.) хотят от Москвы идти прочь»; «А ратные люди приходят к бояром с великим шумом, что озябли и гол одни, и на сторожу не идут, а дать им нечево»[258]. Поэтому «Великие Росийской державы Московского государства бояре», как стали называть под Москвой князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и Ивана Мартыновича Заруцкого, думали не столько об организации осады, сколько о решении насущных правительственных задач, о сохранении войска. Они должны были обеспечить участников ополчения необходимым денежным жалованьем и поместными дачами. Ополчение рассылало по городам своих воевод, давая им наказы собирать окладные и неокладные доходы в таможне, на торгах, перевозах, мельницах, строить самим «кабаки» для торговли «питьем» и как можно скорее присылать собранные на местах деньги, «а дати их служилым людям на жалованье для земские подмосковные службы».

Список полка князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, составленный 2 ноября 1611 года, беспристрастно зафиксировал службу в «распавшемся» ополчении как членов Государева двора — стольников, стряпчих, московских дворян, жильцов, так и уездных дворян по крайней мере из двенадцати городов. Кто-то из них был записан на службе «без съезду», как стольник Тимофей Васильевич Измайлов (брат окольничего Артемия Измайлова), воеводы отдельных отрядов Мирон Андреевич Вельяминов и Исак Семенович Погожий (Измайловы и Вельяминов скрепили своими подписями Приговор 30 июня 1611 года). Другие продолжали приезжать «с Москвы» или «из деревень» еще в августе и в сентябре, то есть после гибели Прокофия Ляпунова. В ополчении продолжал служить Иван Петрович Шереметев, подписавший Приговор 30 июня 1611 года (во Втором ополчении его считали человеком, близким к князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому, и едва ли не виновником расправы с Ляпуновым)[259]. Более того, в сентябре в полк князя Дмитрия Трубецкого приехал из Брянска еще и брат Ивана Петровича стольник Василий Петрович Шереметев. К ноябрю 1611 года в полках ополчения оказались представители московских дворянских родов Змеевых, Измайловых, Исленьевых, Колтовских, Коробьиных, Одадуровых, Охотиных-Плещеевых, князей Приимковых-Ростовских, Пушкиных, Самариных. Многие участники боев ополчения под Москвой продолжали получать придачи четвертного жалованья «при боярех», в том числе служилые люди из замосковных, понизовых, приокских и рязанских городов[260]. Основанием для этого могла быть, согласно Приговору 30 июня 1611 года, только запись в послужных списках, которых просто не было бы, если бы ополчение не продолжало вести войну с польско-литовским гарнизоном в Москве.

Николай Петрович Долинин составил список из 45 городов, признававших власть подмосковного боярского правительства к январю 1612 года. В него вошли ближайшие к Москве Серпухов, Зарайск, Коломна (она почему-то пропущена в списке Н. П. Долинина, хотя хорошо известно о присутствии там двора Марины Мнишек). Продолжал поддерживать полки Первого ополчения Замосковный край — Владимир, Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, Тверь, а также Вологда и Поморские города (Тотьма, Соль Вычегодская, Чаронда). Вполне благоприятно относились к подмосковным «боярам» в землях Строгановых. Грамотам и указам, рассылавшимся из подмосковного ополчения, подчинялись в Украинных, Рязанских и Заоцких городах (Тула, Орел, Кромы, Переславль-Рязанский, Калуга) и даже в мятежном Путивле в Севере кой земле. На северо-западе в союзе с «боярским» правительством князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и Ивана Заруцкого действовали Торопец, Великие Луки, Невель и Псков[261].

Власть бояр и воевод Первого ополчения князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и Ивана Мартыновича Заруцкого удерживалась по инерции до марта 1612 года. Тогда произошло событие, окончательно отделившее дворянскую или «земскую» часть войска от казаков, вернувшихся к старой идее самозванства. Под Москвой учинили присягу Лжедмитрию III — «Псковскому вору» Сидорке, принятому сначала ивангородцами и жителями Яма, Копорья, Гдова, а впоследствии и псковичами. В годы Смуты не всегда срабатывала защита здравого смысла, подсказывавшего, что никакого Дмитрия больше нет на свете. Для всей псковско-новгородской округи имели значение другие обстоятельства: столкновение интересов шведов и польско-литовских сил полковника Александра Лисовского вокруг Пскова, попытки земских воевод привлечь на свою сторону города, сопротивлявшиеся шведской оккупации. Лжедмитрий III, разыгрывавший «патриотическую» карту, показался удобной кандидатурой для продолжения противостояния с иноземцами[262]. Однако многие в Русском государстве уже поняли, что поддержка самозванцев заводит в тупик, и не захотели становиться участниками фарса. Все, кого еще удерживало в полках чувство долга перед «землею», теперь могли отказаться от продолжения подмосковной службы и выступить против казачьих планов поддержки «Псковского вора». Тем более что к этому времени уже началось земское движение в Нижнем Новгороде. Показательна судьба воеводы Андрея Федоровича Палицына, геройски проявившего себя в защите Троицесергиева монастыря осенью 1611 года. Он обратился к организаторам нового земского движения князю Дмитрию Пожарскому, чтобы быть с ним «одномышленно», как только стало известно о присяге казаков Лжедмитрию III.[263]