Читать онлайн «Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918». Страница 65

Несмотря на все гонения, которым подвергались староверы со времени своего отделения от государственной церкви, что касается политики, они всегда оставались чрезвычайно консервативными и полностью преданными царской власти.

Псковский торговец пшеницей, о котором я упоминала, церковный староста, сначала показал мне общественный молельный дом. Здесь меня встретили низкими поклонами несколько благообразных бородатых купцов. Они были одеты в длинную верхнюю одежду, собранную на талии, а их волосы прикрывали затылок и были ровно подстрижены кружком. Их служанки были одеты в черные сарафаны с белыми рукавами, а головы покрыты белыми головными платками. Стена напротив входа была увешана иконами и напоминала иконостас. Но я не нашла среди них чего-то особенно интересного.

В частной часовне этого староверского дома все было совершенно по-другому. Здесь чувствовалось дыхание истинной древности. Весь этот дом с толстыми стенами и зарешеченными окнами имел вид убежища, но убежища, в котором люди поколениями привыкли вести праведную, зажиточную и в то же время созерцательную жизнь.

Вся семья собралась в гостиной, чтобы принять меня. На женщинах были тяжелые шелковые платья с узкими лифами, застегнутыми сверху донизу, и широкими юбками, собранными на талии. Их головы и плечи были покрыты старомодными шелковыми платками.

Часовня, небольшая сводчатая комната, была наполнена ароматом ладана, исходящего из древних курильниц. Некоторые иконы были поистине замечательные, написанные раньше XVII века знаменитыми московскими иконописцами.

Старые металлические светильники, в которых горело масло, на цепях свисали с потолка. Перед иконами горели свечи в самодельных подсвечниках, древних и низких. Стену украшали кресты и четки. Тут и там в тусклом свете свечей сияла церковная утварь. На почетном месте покоилась очень древняя рукописная книга в переплете из черной кожи с металлическими застежками.

Хозяин дома с любовью и благоговением показывал мне эти реликвии. Он сказал, что все это хранилось в его семье много поколений.

После посещения часовни подали чай, и во время чаепития хозяин дома не без горечи заговорил о политике и об отношении властей к своей общине. Несмотря на все гонения, они остались глубоко преданными царю, обвиняя в этих гонениях государственных чиновников.

За несколько лет до войны в Пскове проходили большие военные маневры, и ожидали приезда императора. Своего монарха по русскому обычаю староверы хотели встретить хлебом-солью на великолепном серебряном блюде. Но губернатор, узнав об их намерениях, не допустил, чтобы их делегацию приняли. Блюдо не сослужило свою службу, и церковный староста, показывая его мне, умолял принять в дар. Я отказалась взять его для себя, но пообещала передать лично императору.

Весной 1916 года, вместо того чтобы проводить свой отпуск в Царском Селе, я поехала в Новгород, продолжая идти по следам прошлого. Я остановилась в женском монастыре, потому что гостиницы были очень грязными, и посетила все достопримечательности города.

Самым поразительным был собор Святой Софии, построенный в X веке Ярославом Мудрым. Этот собор был сильно поврежден неумелой реставрацией, но, тем не менее, сохранил незабываемо великолепный облик как изнутри, так и снаружи. В нижнем ряду иконостаса было несколько очень древних икон, написанных, как полагали, в Византии. Вдоль стен, заключенные в серебряные усыпальницы, покоились останки многочисленных святых – князей, которые в древние времена защищали город от врагов, епископов, которые усмиряли варваров. По обычаю я обошла все усыпальницы и поцеловала все реликвии, заметив не без дрожи, что почти все тела сохранились в целости.

Я также посетила близлежащую деревню Михайловское, где век назад жил наш знаменитый поэт Пушкин. Дом, в котором жил Пушкин, давно сгорел, но был построен другой дом, точно в таком же стиле, и в нем были мебель и вещи, принадлежавшие поэту. Я провела ночь в этом доме в огромной старинной кровати из цельного красного дерева со столбиками и бронзовыми медальонами.

Вечером я вместе со своими спутниками сидела на веранде, с которой открывался вид на безграничные поля. Мы наблюдали за отражением заката в реке, заросшей камышом. Все дышало миром и покоем. Казалось, будто ничто не изменилось за сотню лет и не могло измениться вообще. Я сохранила чудесные воспоминания об этой поездке.

Читатель должен понимать, что подобные развлечения и экскурсии длились недолго и проходили с большими промежутками в течение двух лет. Я не пренебрегала своей работой в больнице; главным образом оттого, что у меня было так много других тем для раздумий, я не считала привычный порядок нашей провинциальной жизни однообразным.

Но чтобы порадовать персонал нашей больницы, который начал проявлять беспокойство и неудовлетворение от незаметной нудной работы, я попросила, чтобы наша часть была переведена на фронт, а тем временем организовала мобильное подразделение, которое послала на фронт в Двинск, расположенный приблизительно в семидесяти пяти милях от Пскова.

Работа этого меньшего подразделения шла главным образом в окопах, но было необходимо, чтобы у него в городе было место, где могли бы оставаться тяжело раненные солдаты до их отправки в наш псковский госпиталь. Связь между Двинском и госпиталем осуществлял санитарный поезд, который носил мое имя и над которым я обладала всей полнотой власти.

Зимой 1916 года я поехала в Двинск и нашла здание для нашего подразделения. Впервые после 1914 года я попала на фронт и была удивлена происшедшими переменами. Они были во всем, начиная с солдатских лиц и кончая сложными сооружениями, которых требовало ведение окопной войны. Казалось, будто эти сооружения были крепостями, построенными для постоянного проживания. Город стоял наполовину в руинах из-за налетов аэропланов; он был ужасающе грязен. Солдаты были немолоды и не выглядели бравыми, а, наоборот, несчастными и оборванными, казалось, они даже уменьшились в росте. Нигде не было слышно ни песни, ни смеха. Все было серо, уныло и тягостно.

В тот день, когда наше подразделение начало свою работу, я отправилась в окопы с медсестрами и работала с ними целый день. Полученные мною впечатления были ужасны. Жаль было видеть этих бедных мужиков, неделями сидящих в грязи и холоде, не зная ни того, какую позицию они занимают, ни даже того, чего от них ждут. Ясно было, что они уже сыты по горло войной, не понимают и ничего не хотят в ней понимать. Они стали настолько равнодушны, что, когда немецкие самолеты кружили над ними, ни один из них не поднял головы.

Так я несколько раз приезжала на фронт и с каждым разом расстраивалась все больше.