Читать онлайн «Гоголь: Творческий путь». Страница 91

Насмешливая ирония, с которой начинается рассказ о порядках в департаменте, переходит в серьезный тон, оттеняющий трагический смысл событий. На этой смене насмешливо-комического тона задушевно-лирическим, на переходах от смешного к трагическому основан внутренний подтекст повести, выражение ее идеи. Смешной, комически нелепый Акакий Акакиевич оказывается вовсе не смешной, а трагической фигурой, человеком, в котором попрано и унижено его человеческое достоинство, тогда как тот мир бюрократических канцелярий, который представляется таким величественным и незыблемым, на деле является пустым, бесчеловечным.

Присутствие рассказчика, его монолог неоднократно подчеркиваются и автобиографическими ремарками, создающими еще большее впечатление непосредственности авторской речи: «Где именно жил пригласивший чиновник, к сожалению, не можем сказать: память начинает нам сильно изменять, и все, что ни есть в Петербурге, все улицы и дома слились и смешались так в голове, что весьма трудно достать оттуда что-нибудь в порядочном виде». «Сказовый» принцип повествования у Гоголя служит и для придания большей достоверности, конкретности изображаемого, воспроизводя действительность в ее живом, эмоциональном восприятии. Этим обусловлен прием выдвижения детали, живописного, вещного описания предмета. Характеризуя социальную обстановку или образ персонажа, Гоголь дает чаще всего резкие, даже гиперболические черты и детали. Так, описывая жалкую внешность Акакия Акакиевича, рассказчик подчеркивает его беспомощность, комическое впечатление от его наружности, метко схваченной «вещной» деталью: «Воротничок на нем был узенький, низенький, так что шея его, несмотря на то, что не была длинна, выходя из воротника, казалась необыкновенно длинною, как у тех гипсовых котенков, болтающих головами, которых носят на головах целыми десятками русские иностранцы». Живописен и портрет портного Петровича, сидящего на широком деревянном некрашеном столе, подогнув босые ноги, как турецкий паша. Этот портрет завершается точной, запоминающейся деталью: Акакию Акакиевичу бросается в глаза большой палец Петровича «с каким-то изуродованным ногтем, толстым, крепким, как у черепахи череп».

Авторский «сказ» в «Шинели» представляет собою цельную систему речевых средств, связанных с образом автора, выражающих его отношение к действительности. История несчастного Акакия Акакиевича рассказывается не как скупое и точное изложение фактов, что характерно прежде всего для прозы Пушкина, а с мельчайшими подробностями, живописующими быт и нравы всей окружающей среды. Автор выступает здесь в качестве свидетеля, очевидца, лично заинтересованного судьбою своего героя. Многочисленные отступления от непосредственной канвы событий, рассуждения и наблюдения автора служат выявлению его эмоционального отношения, придают лирический или сатирический характер его описаниям. Вся социальная сфера разнообразных общественных, бытовых, моральных явлений, проходящая в повести, окрашена этим авторским восприятием. Автор понимает несправедливость тех общественных отношений, которые превратили забитого Акакия Акакиевича в жалкого полуидиота. Он сочувствует своему герою, но в то же время видит его беспомощность, уродливый характер его представлений. Поэтому в повествовании все время меняются эмоциональные оттенки, тон автора, то сочувственный, полный мягкого юмора, то язвительно саркастический.

Уже самое начало повести выражает это насмешливо-ироническое отношение автора к бюрократическим «порядкам», к лицемерию и фальши тех общепринятых отношений, которые основаны на чинопочитании, на формальном отношении к делу. Гоголь заостряет свою иронию, пародируя официальный, казенный слог: «В департаменте… но лучше не называть, в каком департаменте. Ничего нет сердитее всякого рода департаментов, полков, канцелярий и, словом, всякого рода должностных сословий. Теперь уже всякий частный человек считает в лице своем оскорбленным все общество. Говорят, весьма недавно поступила просьба от одного капитана-исправника, не помню какого-то города, в которой он излагает ясно, что гибнут государственные постановления и что священное имя его произносится решительно всуе. А в доказательство приложил к просьбе преогромнейший том какого-то романтического сочинения, где чрез каждые десять страниц является капитан-исправник, местами даже совершенно в пьяном виде. Итак, во избежание всяких неприятностей, лучше департамент, о котором идет дело, мы назовем одним департаментом».

Автор неоднократно подшучивает над Акакием Акакиевичем и его шинелью, у которой отнято было «благородное имя шинели» и которую сослуживцы Башмачкина называли «капотом». Однако если насмешки сослуживцев над Акакием Акакиевичем безжалостны, то авторская ирония приобретает грустный лирический характер. Автор сочувствует тому, что Акакий Акакиевич ходит в такой скверной, не защищающей его от холода, шинели, что он так жалок, покорен, беззащитен. Но авторская ирония становится отнюдь не добродушной, а язвительной и беспощадной, когда относится к врагам Акакия Акакиевича, к бюрократической верхушке. Каждый поступок, каждый жест «значительного лица» показан им с едким и тонким сарказмом. Разоблачая мелочное тщеславие этого закоренелого бюрократа, Гоголь иронически упоминает и о том, что «значительное лицо» обратилось к Башмачкину «голосом порывистым и твердым, которому нарочно учился заранее у себя в комнате, в уединении и перед зеркалом…» Эти точно подмеченные черты «значительного лица» не только смешны, но и беспощадно разоблачают в нем тупого и жестокого самодура.

Насмешливо-иронический тон по отношению к бюрократическому обществу сохраняется на протяжении всей повести. Сатирический характер рассказа решительно противостоит тому сентиментально-романтическому стилю, которым писались повести о бедняках чиновниках Полевого, Ушакова, Соллогуба и др. «Сказ» способствует здесь утверждению реальности явлений, их социально-типических и характерных признаков. Повествуя о рождении Акакия Акакиевича и выборе для него имени, рассказчик сгущением словесных красок разоблачает косный, идиотический бытовой уклад приказной среды. Имена, которые предлагались окружающими при крещении ребенка, одно нелепее и смешнее другого: Моккий, Соссий, Хоздазат, Трифилий, Дула, Варахасий, Павсикахий и Вахтисий. Как не похожи они на красиво звучащие имена героев Полевого, Марлинского, Тимофеева — Аркадий, Валентин и др. Гоголь решительно обновляет речь, скованную условно-литературными нормами и вкусами сентиментально-романтической стилистики, превратившуюся в своего рода искусственный книжный жаргон. Этой цели и служит «сказ», дающий художнику большой и разнородный языковый диапазон, сближающий литературный язык с языком живым, народным, обогащая его разговорными формами и фразеологией. Как указывал В. В. Виноградов: «стихия сказа является главным резервуаром, откуда черпаются новые виды литературной речи».[211] В литературную речь посредством сказа вливается множество самых разнообразных диалектных и устно-речевых форм монологического разговорного порядка.