Читать онлайн «АДМИРАЛ КОЛЧАК: ПРАВДА И МИФЫ». Страница 32

Блок союзных белым политических партий на занятой Колчаком территории в своей резолюции от 9 февраля 1919 года по поводу Принцевых островов отказывал большевикам в звании партии, называя их «преступной группой», и требовал от союзников «безотлагательной военной и финансовой поддержки» и разработки «международного карательного законодательства против большевиков как врагов мира, цивилизации и культуры»,[95] а также признания правительства Колчака.

Лишь часть социалистических кругов поддержала идею «диалога» на Принцевых островах. Эсеры на международном конгрессе II Интернационала в Берне, приветствуя ее, требовали приглашения на Принцевы острова не только всех «областных» правительств России и национальных окраин (правительство Колчака они не признавали всероссийским), но и уже несуществующего «Комуча» и центральных комитетов социалистических партий (игнорируя при этом либеральные партии, даже кадетскую), а свою партию горделиво называли «главным политическим врагом большевиков». При этом эсеровские делегаты с анекдотическим хвастовством, достойным барона Мюнхгаузена, утверждали, будто бывшая «Народная армия Комуча» борется одновременно против Колчака и Ленина (на деле эта армия давно без всякого сопротивления влилась в состав колчаковских войск и была полностью переформирована и реорганизована). Новониколаевская социалистическая газета «Народная Сибирь» ратовала за воссоздание «единого демократического фронта, созданного было на Уфимском государственном совещании (имелась в виду Директория – В.Х.), но легкомысленно разрушенного затем».[96] Но таких голосов было немного.

Конечно же, примирить в той обстановке накала Гражданской войны и взаимной ненависти враждующие политические полюсы было утопией. Владивостокская газета «Голос Приморья» с полным основанием писала, что идея примирения «безмерно далека от понимания современной русской действительности».[97]

Да и на Западе далеко не все отнеслись с одобрением к идее американского президента. Против нее сразу же выступила Франция. Страна, больше других пострадавшая в Первой мировой войне, не могла простить тех, кто пошел на сепаратный сговор с немцами. Французская газета «Галуа» восклицала: «Что может быть общего между высокой личностью адмирала Колчака и личностью прохвоста Троцкого?!».[98] Члены английской миссии при Колчаке тоже считали участие своего премьер-министра в затее с Принцевыми островами ошибкой, внесшей недоразумения в отношения с белыми.

В свою очередь, и Колчак, и Деникин отказались послать своих представителей на Принцевы острова, справедливо не доверяя никаким словам большевиков. В приказе по армии от 26 января 1919 года Колчак назвал слухи о переговорах с большевиками «провокационными» и заявил: «С убийцами и мошенниками, для которых ни закон, ни договор не писан, разговаривать не приходится».[99] Как видим, отношение белых руководителей к большевикам было ничем не лучше, чем отношение нынешнего руководства России к чеченским террористам.

В результате конференция не состоялась. Уже в феврале 1919 года министр иностранных дел Франции Пишон заявил журналистам, что идея Принцевых островов, очевидно, утратила смысл ввиду отказа антибольшевистских правительств послать своих представителей. А британский министр иностранных дел лорд Керзон, оправдываясь от обвинений в примиренческих настроениях к большевикам, заметил: «Разговаривать с разбойником еще не значит признавать разбой».[100]

Любопытна и показательна сама аргументация белых руководителей в этом вопросе. Не будучи подлинными сторонниками демократии, но учитывая приверженность ее принципам со стороны как союзников, так и русской интеллигенции, они в своем отказе от переговоров и в своих обличениях большевиков делали акцент, помимо сотрудничества большевиков с немцами и Брестского мира, именно на попрании ими демократических принципов.

Из официального заявления правительства А.В. Колчака от 20 февраля 1919 г.:

«Было бы бесплодно и нецелесообразно добиваться соглашения между правительством, вдохновляемым идеями правовой демократии и национального государства, и организацией, которая сверху донизу построена на последовательном отрицании этих начал (имеется в виду большевистская партия – В.Х.).

Демократия со времен 1789 года (то есть с Французской революции – В.Х.) вдохновляется началом равенства всех граждан перед законом, а большевизм провозглашает диктатуру одного класса… Демократия вырастила идею всеобщего избирательного права – большевики формальным декретом отняли это право у наиболее сознательных слоев населения… Одним из величайших завоеваний демократии являются органы местного самоуправления, а советская власть…разогнала…все городские думы и земские собрания и заменила их бюрократическими партийными учреждениями… Место независимых судов заняли…произвол, разжигаемый проповедью классовой вражды…неограниченное право карать смертью всякое откровенное слово.

…Для большевизма как в его учении, так и в его практике нет родины, нет патриотизма, нет нации, а есть только интернациональная арена… Когда момент показался им подходящим, они провозгласили ничтожными все наши международные и финансовые обязательства. Когда им нужно было резкой демагогической мерой найти себе поддержку у истомленной солдатской массы, они перед лицом вооруженного и хищного врага объявили полную демобилизацию армии… Когда для продления своей власти им понадобилась помощь Германии, они пошли на такой унизительный договор, какого не знала наша Родина со времен татарского завоевания.

…Теперь большевики предлагают победителям Германии вторую, еще более хитрую распродажу и хотят этой ценой купить у самых вольных демократий мира поддержку самому тираническому режиму… Они сегодня согласны на все, и это не потому, что они поменяли свою природу, а лишь с одной целью – продлить дни своего господства».[101]

В противовес идее Принцевых островов, некоторые умеренные деятели предлагали созвать конференцию по координации всех антибольшевистских сил России. Но было ли это реальным? Думается, нет. Те, кто считал для себя приемлемым объединиться против красной Москвы с белыми – например, правые социалисты (энесы, меньшевики-плехановцы), – уже сделали это. Объединиться же с эсерами и основной массой социалистов было невозможно в силу упрямой приверженности последних лозунгам «чистой» демократии: они не могли простить Колчаку уже одного переворота 18 ноября.