Читать онлайн «Быть Хокингом». Страница 4

Дом на Хилсайд-роуд в Сент-Олбансе оказался истинным памятником бережливости. Не то чтобы это было чем-то необычным в те дни: послевоенное время заставило всех относиться к деньгам с уважением, быть осмотрительными в покупках и избегать ненужных трат. Просторный трехэтажный дом из красного кирпича, построенный в начале ХХ века по адресу Хилсайд-роуд, 14, обладал определенным очарованием, поскольку сохранился в первозданном виде и не был испорчен такими нововведениями, как центральное отопление или ковровые покрытия. Природа, естественный износ и дети оставили свои отметки на обшарпанном фасаде дома, скрытом за беспорядочной изгородью. Глициния обрамляла ветхое витражное крыльцо; в свинцовой раме передней двери недоставало нескольких цветных стеклянных ромбов. Хотя за звонком в дверь не последовало немедленной реакции, через какое-то время ее все же открыла та самая персона, которую можно было наблюдать в шубке у пешеходного перехода. Она представилась как Изабель Хокинг, мать Стивена. С ней рядом стоял очаровательный маленький мальчик с темными волнистыми волосами и яркими голубыми глазами. За их спинами единственная лампочка освещала длинный, мощенный желтой плиткой коридор, тяжеловесные предметы мебели – среди них старинные маятниковые часы – и оригинальные обои «Уильям Моррис»[8], потемневшие от времени.

По мере того как члены семейства начали возникать из-за двери гостиной, чтобы поприветствовать новоприбывших, я обнаруживала, что среди них нет незнакомых мне лиц. Мать Стивена была знаменита своими бдениями у перехода; его брат Эдвард – маленький мальчик в розовой кепке; сестер Мэри и Филиппу я помнила со школы, а высокий, седовласый и представительный отец семейства Фрэнк Хокинг однажды помогал выгнать пчелиный рой из нашего садика на заднем дворе. Мы с моим братом Крисом хотели понаблюдать за тем, как он будет это делать, но, к нашему разочарованию, он с мрачным и неприязненным видом выдворил нас восвояси. Фрэнк Хокинг был не только единственным пчеловодом в городке, но и одним из немногих его жителей, владеющих парой лыж. Зимой он проносился вниз по склону мимо нашего дома, направляясь к полю для гольфа, где летом мы устраивали пикники и собирали букеты из колокольчиков, а зимой катались вместо санок в жестяных корытах. В моем сознании сложились кусочки мозаики: всех этих людей я знала по отдельности, но никогда не представляла их частью одной семьи. В конце концов, объявился и последний недостающий элемент: Агнес Уокер, шотландская бабушка Стивена. Она жила в мансарде и вела отдельное хозяйство, но спускалась в гостиную на семейные празднества. Агнес также была хорошо известна в Сент-Олбансе тем, что мастерски играла на фортепиано; свое умение она раз в месяц демонстрировала на публике в здании мэрии, в ансамбле с Молли дю Кейн, руководителем и энтузиастом местного удалого ансамбля народных танцев.

Танцы и теннис – вот и все, что составляло мою социальную жизнь в подростковые годы. На этих занятиях у меня появились друзья, мальчики и девочки из соседних школ, из самых разных семей. Когда мы были не в школе, то всюду ходили вместе: пили кофе утром в воскресенье, играли в теннис по вечерам и посещали мероприятия теннисного клуба летом, а зимой – классы бальных и народных танцев. Тот факт, что наши матери тоже посещали вечера народных танцев, наряду со многими пожилыми и немощными жителями Сент-Олбанса, нисколько нас не смущал. Мы садились в сторонке и танцевали отдельными группами, не пересекаясь со старшими. В нашем уголке порой вспыхивали романы, порождавшие ворох слухов и пригоршню дрязг, которые затем исчезали так же быстро, как и появились. Мы были легкой на подъем, дружелюбной стайкой подростков; мы жили проще, чем современные дети, а атмосфера на танцах была непринужденной и благонравной, чему способствовал заразительный энтузиазм Молли дю Кейн. С неизменной скрипкой на плече, она была главной заводилой на танцах, в то время как мощная фигура бабушки Стивена с прямой спиной восседала за роялем; ее пальцы с мастерским проворством бегали по клавишам, но ни один толстый завиток на лбу ни разу не дрогнул. В своем величии она оборачивалась, чтобы осмотреть танцоров ничего не выражающим взглядом. Она-то и была той, что спустилась по лестнице, чтобы приветствовать гостей, пришедших поздравить Стивена с днем рождения.

Среди приглашенных находились как друзья, так и родственники. С некоторыми Стивен познакомился в Оксфорде, но в основном это были его сверстники или погодки из школы Сент-Олбанс, поступившие в Оксфорд в 1959-м, что принесло школе добрую славу в тот год. В свои семнадцать Стивен был младшим из них, слишком юным для поступления в университет той осенью, в особенности принимая во внимание тот факт, что многие будущие однокурсники были на несколько лет старше его, поступив в Оксфорд после прохождения обязательной воинской службы, впоследствии отмененной. Позже Стивен признавал, что не сумел лучшим образом воспользоваться годами учебы в университете из-за этой разницы в возрасте между ним и его однокурсниками.

По этой же причине среди его друзей оказались в основном одноклассники, поступившие в Оксфорд вместе с ним. Я была знакома лично только с Бэзилем Кингом, братом Дианы. Остальных знала лишь понаслышке: их называли новой элитой общества Сент-Олбанса. По слухам, это были воинствующие интеллектуальные авантюристы нашего времени, которые критически отвергали любую банальность, высмеивали любую реплику, являвшуюся общим местом или клише, утверждали собственную независимость суждения и исследовали пределы человеческого мышления. Наша местная газета, The Herts Advertiser, протрубила об их успехе четыре года назад, заполнив передовую их именами и лицами. Мои студенческие годы были еще впереди, а они уже окончили университет. Естественно, они отличались от моих друзей, и мне, умной, но ничем не примечательной восемнадцатилетней ученице, стало не по себе. В этой компании никто не стал бы тратить вечер на народные танцы. Болезненно переживая свою неопытность, я забилась в угол ближе к огню, усадив Эдварда на колени, и оттуда прислушивалась к разговору, не предпринимая никаких попыток вмешаться в него. Некоторые из присутствующих сидели, другие стояли у стены просторного и холодного обеденного зала, обогреваемого одной лишь печью со стеклянной передней панелью. Разговор был прерывистый и состоял преимущественно из шуток, ни одна из которых не блистала пресловутым интеллектом. Единственное, что осталось в моей памяти, – даже не шутка, а загадка о человеке, который жил в Нью-Йорке и хотел попасть на пятидесятый этаж, но доехал на лифте только до сорок шестого. Почему? Потому что не дотянулся до нужной кнопки…