Читать онлайн «С букварем у гиляков. Сахалинские дневники ликвидатора неграмотности». Страница 11

— А ты сам почему не пошьешь для себя рубаху? — вновь спросил я.

— Нельзя. Раз просил, значит, надо отдать.

— Он тебе за материю деньги дает?

— Зачем деньги? — удивился Офть. — Когда мне что нужно будет, я у него попрошу. Он мне тоже даст.

И на ряду с этими замечательными взаимоотношениями, так напоминающими первобытный коммунизм, у гиляков, оказывается, существует родовая месть.

На-днях зашла ко мне в гости гилячка с двумя дочерьми. Она сносно говорила по-русски, и в разговоре с нею выяснилось, что муж ее был убит в силу так называемой родовой мести.

Она, не волнуясь, не переживая, словно речь шла о постороннем предмете, сказала мне:

— Мой музик (мужик) убил один гиляк. Брат этого гиляка убил мой музик, а брат мой музик долзен убить тот гиляк который убил мой музик...

Я расспрашивал своих учеников, и они подтвердили, что родовая месть и впрямь существует, но потому, что советские законы строго преследуют ее, случаи убийства становятся все реже; если же и бывают они, то все проделывается очень осторожно, так, чтобы не могли обнаружить следов убийцы.

Кормят ездовых собак.

У гиляков, как у многих восточных народов, существует до сих пор калым, то есть выкуп за невесту, уплачиваемый женихом ее родным. Здесь калым называется юскинд.

Платят его обычно ружьем, мануфактурой и деньгами.

Отец не интересуется, желает ли его дочь выйти замуж или нет. Он продает ее, не спрашивая. Если же дочь уходит от первого мужа обратно домой, отец продает ее другому мужу и вновь получает за это юскинд.

Многое из гиляцкого быта и нравов стало мне известно за первый же проведенный здесь месяц. Несколько дней назад я был свидетелем гиляцких похорон. Для этого пришлось пойти в недалекое отсюда стойбище Потово. Туда накануне привезли местного гиляка Чугуна, скончавшегося в ногликской больнице.

Покойника положили в амбар и послали в Арково за отцом, ловившим там навагу. Когда отец приехал, все потовские жители и обитатели ближайших стойбищ сошлись на похороны. Чугуна должны были сжечь, и каждый, пришедший на похороны, принес с собою по одному полену. Из принесенных дров сложили большой костер и принялись а покойника.

Его облачили в новую одежду, на ноги натянули чулки из материи, потом связали веревкой и сделали три петли (если умирает женщина, делают четыре петли), в эти петли продели длинную палку. Два человека взяли ее за концы и понесли покойника на костер. Возле него покойника развязали и положили в центр костра, сложенного четырехугольником. Каждый угол костра украшен поленом, поставленным наподобие свечи.

Углы эти тотчас же подожгли, дрова были сухие, воспламенились моментально, и через несколько минут труп был охвачен огнем.

Многие гиляки стали расходиться, их присутствие не обязательно. Только родители умершего остаются у пепла до вечера.

Тем, кто остается до конца сожжения, приносят из дому пищу, которая уничтожается здесь же поблизости. На другой день после похорон весь пепел, остающийся от костра и покойника, забрасывают бревнами и уходят в юрту покойника пить чай.

Поминки длятся несколько часов. Гиляки выпивают огромное количество чая и заедают его рыбой.

Мне гиляки объяснили, что летом недалеко от места сожжения будет построена небольшая будочка, в виде домика, и туда положат ружье, которое предварительно сломают, патроны, кусок материи, спички, трубку, курительную бумагу, лепешку, рис, чай, сахар, ложку и вилку, два ножа — прямой и кривой, да еще маленькие, игрушечные лыжи. Все это предназначено для «того света». Гиляки верят в загробную жизнь и убеждены, что покойник станет там заниматься земными делами, будет охотиться, питаться и т. п.

Еще большее впечатление произвел на меня гиляцкий суд. Дело, разобранное им, началось на восточном берегу Сахалина, где жили в своих юртах рядом два соседа со своими женами. У одного кроме жены был ребенок.

Гиляк, имевший жену и ребенка, полюбил жену своего соседа, и когда тот уходил на охоту, встречался с ней. Сосед знал об этом, но молчал. Однажды, возвратившись с охоты, он застал в своей юрте соперника; жена угощала его.

— Когда ты перестанешь ходить к моей жене? — спросил соседа недовольный охотник.

— Не перестану, — ответил сосед.

Между обоими гиляками началась ссора. Жена охотника в это время покинула свой дом и ушла в юрту соседа, которого любила. Жена этого соседа оказала ей гостеприимство и позволила поселиться в своей семье. С того дня жена охотника так и осталась жить в юрте своего возлюбленного. Женщины не ссорились между собой, гиляк мирно жил с обеими, и это двоеженство утвердилось бы, не вмешайся охотник, от которого ушла жена.

Всякий раз при встрече с соседом он требовал вернуть ему его «мамку». Гиляку не хотелось расставаться с новой женой; та, в свою очередь, не желала возвращаться к мужу. Чтобы избавиться от преследований охотника, его сосед придумал план: решил подстрелить себя, затем поднять крик, что ранил его охотник в отместку за жену. Так он и сделал, но не все вышло, как ему хотелось.

Гиляки узнали, как было дело, и решили созвать суд, поручить ему разобраться в этой истории и положить ей конец.

В состав суда избрали нескольких наиболее почтенных гиляков. Одним из членов суда оказался отец женщины, которая была женой охотника.

Члены суда заседали два дня, ели юколу, в безграничном количестве пили чай с нерпьим жиром и наконец объявили свое решение:

— Жена охотника должна разойтись с соседом и вернуться к своему мужу.

Гиляк, живший с двумя женщинами, и жена охотника заявили, что приговору не подчинятся. Он сказал, что не отпустит ее назад к нелюбимому. Она же, не задумываясь, ответила суду, что всадит себе нож в сердце, но к мужу не вернется.

Судьи знали, что женщина поступит, как говорит. Гиляки не знают шуток, не бросают слов на ветер. От сказанного они немедленно переходят к делу.

Суд возобновил совещание и вскоре огласил новый приговор:

— Чтобы избежать двоеженства, гиляк должен разойтись со своей первой женой и остаться с женой своего соседа-охотника.

Для этого гиляк обязан поделить с первой женой все свое имущество, состоящее из шести собак, ружья, сети, лодки и юрты.

Обвиняемый не согласился и со вторым приговором. Он сказал, что одинаково любит обеих жен и не намерен расходиться с первой, у которой от него есть ребенок.

Суду пришлось внять его доводам и вновь начать совещание.

Третий приговор считался окончательным, ему должны были подчиниться безоговорочно. Третье решение суда гласило: