Читать онлайн «В тропики за животными». Страница 75

Пока Сэнди держал речь, индейцы во главе с вождем меланхолически рассматривали нас, посасывая мате. Ни один из них, казалось, не загорелся энтузиазмом, и едва ли можно было укорять их за это. В такую жару и духоту лежать в гамаках куда приятнее, чем продираться сквозь лесные заросли. Внезапно я осознал, что нас не едят насекомые, и это открытие буквально потрясло меня. Я прервал красноречивые призывы Сэнди и попросил его поинтересоваться у индейцев, не досаждают ли им комары, мбарагуи и польверины. Те медленно покачали головами. Интересно, подумал я, что стало бы с моей собственной активностью, живи я тут постоянно? Без насекомых, побуждавших к действию, и без каких-либо иных стимулов я бы тоже, наверное, полеживал в гамаке да ждал, пока курочка снесет яичко, а на ближайшем дереве созреет папайя.

Вождь с важным видом пояснил, что наш запрос сделан не в самое подходящее время. Последние несколько недель мужчины его деревни заняты обсуждением серьезной проблемы: стоит или не стоит срубить одно дерево, в котором есть дикий мед. Решение, вероятно, не за горами, но пока, разумеется, ни один человек ни на что отвлекаться не может.

Тем не менее, вождь был уверен, что, если кто-то из его людей случайно наткнется на какое-нибудь животное, он постарается его не упустить и сообщить нам об этом. Мы вернулись в Иреву-Куа без особой надежды на сколько-нибудь существенную помощь индейцев.

Лес, по которому мы бродили целыми днями, вызывал у нас какое-то гнетущее чувство и даже внушал некоторый страх. Нам все время вспоминался английский лес — ласковый, уютный. Такой лес, как гостеприимный хозяин, приглашал вас прогуляться по солнечным просекам, уводящим в его зеленые владения. Здешний же лес наглухо запахивался злобными колючками и густой завесой ползучих побегов. Продираясь сквозь них вглубь чащи, мы сталкивались с полчищами клещей, пиявок и жалящих насекомых, обладавших огромным запасом нерастраченных сил. Если у нас не оказывалось компаса, мы полностью теряли ориентировку, так как солнце ни единым лучом не могло пробиться сквозь бесчисленные складки огромного зеленого занавеса, и, чтобы не заблудиться, приходилось метить путь зарубками на деревьях.

Большинству деревьев, чтобы выжить, необходимо было дотянуться до солнечного света. Одним это удалось. Другим не хватило жизненных сил, и они, так и не добравшись до живительных лучей, упали и гнили теперь на земле. Ползучие растения и лианы карабкались вверх, цепляясь за стволы, и те из них, что уже достигли своей цели, душили тех, кто еще недавно служил им опорой. Там, где рухнул какой-нибудь древесный гигант, луч света добирался до земли и давал жизнь более мелким растениям. Они буйно разрастались и тоже стремились вверх, а тем временем молодая древесная поросль набирала силу, обгоняла своих меньших соплеменников, отнимала у них свет и, в конце концов, обрекала их на гибель. В этих «окнах» леса встречались даже цветы, в других местах мы их почти не видели.

Самым крупным животным здешнего леса был ягуар. Он вполне обычен в этих местах, но передвигается так тихо и так прекрасно скрыт своей окраской, что путешественник редко замечает его, если только специально не охотится с собакой. Вообще на первый взгляд лес казался пустынным, только бабочки порхали по вырубкам да бесчисленные невидимые насекомые наполняли влажный воздух своим неумолчным звоном.

Но были здесь, безусловно, и другие животные, незримо наблюдавшие за нами сквозь листву из своих тайных убежищ. Однажды мы увидели енота, но он только мелькнул перед нами и исчез в хаосе шелестящей листвы, оставив на земле свои следы. Земля под лесным пологом была книгой, на страницах которой мы читали о существах, бродивших до нас по тропе и бесшумно исчезавших при нашем приближении. Чаще всего нам попадались следы ящерицы тегу: извилистая ложбинка от хвоста с отметинами когтистых лап по обеим сторонам. Иногда, пройдя по такому следу, мы находили и саму ящерицу. Серая, с красноватым отливом, длиной чуть ли не метр, она сидела неподвижно, как чучело. Но и тегу молниеносно исчезал, стоило нам подойти к нему слишком близко.

Самыми заметными обитателями леса были птицы. На деревьях, вытянувшись в струнку, сидели трогоны. Размером с кукушку, с ярко-красной грудью и щетинистыми усами вокруг клюва, они держались поблизости от коричневых шарообразных гнезд термитов, в которых устраивали свои гнезда-норы. По земле, прячась в тени, робко и незаметно ступали тинаму — мелкие коричневые, почти нелетающие птицы, похожие на куропаток. Время от времени слышны были их мелодичные позывки — протяжный нежный свист. Как-то раз мы нашли гнездо тинаму с дюжиной лиловых яиц, гладких и блестящих, как бильярдные шары. Сойки уррака, обладающие безграничным любопытством, как правило, сами разыскивали нас. Если мы проходили поблизости от места их шумной сходки, они спускались ниже и скакали за нами с ветки на ветку, пронзительно крича и кудахтая. Сойки привлекали внимание не только голосом, но и внешностью: нижняя часть их туловища имела кремовый цвет, спинка и крылья — ярко-синий, а голова, будто забавной шляпкой, была покрыта   завитушками   мелких   перьев.   Во   множестве водились в лесу птицы-колокольчики. Всюду раздавались их поразительные металлические голоса, но на глаза они почти не попадались. Когда же нам все-таки удалось выследить одну птицу, мы увидели только маленькое белое пятнышко, устроившееся на самой верхушке высоченного дерева. Птицы-колокольчики, распределив между собой территорию, заявляли права на свои владения непрерывными звонкими трелями. Случалось, что один певец заводил вокальное сражение с другим, находившимся от него почти за километр, и тогда казалось, что весь лес наполнен перезвоном колокольчиков.

С прибытием лесорубов — пассажиров транспорта Кейо — начались лесозаготовительные работы. Ежедневно отправлялись они валить отборные деревья, среди которых попадались гиганты высотой метров тридцать. Другие рабочие под наблюдением Неннито и с помощью двух юношей-индейцев принялись оттаскивать к реке очищенные и отбеленные дождем стволы, сваленные в прошлом сезоне. Это был нелегкий труд, и выполнялся он с использованием джинкерсов — огромных, больше трех метров в диаметре, деревянных колес, соединенных попарно тяжелыми, тоже деревянными, осями. Бревна прикреплялись к осям цепями и вывозились из леса на быках. На берегу реки росли штабеля бревен, и, когда их собиралось достаточно, из них сооружали плоты и отправляли с одним сопровождающим вниз до Асунсьона. Сплав занимал примерно месяц.

Через несколько дней мы послали одного из индейцев в толдерию узнать, не поймали ли там каких-нибудь животных. Он вернулся с захватывающими новостями. Вождь уже держал у себя тукана, муравьеда, тинаму и даже (о, радость!) броненосца и интересовался, сколько мы ему за все это заплатим. Я устыдился своих сомнений относительно предприимчивости обитателей толдерии. Раз индейцы оказались такими энергичными охотниками, нам, конечно, надо скорее перебраться в толдерию, разбить там лагерь и быть готовыми к приему животных. Вспомнив о том, что прелестная долина, приютившая толдерию, почти свободна от кровососущих насекомых, я уже был не в силах отказаться от этого плана. Неннито одолжил нам двух лошадей, мы погрузили на них свой багаж и в приподнятом настроении покинули Иреву-Куа.