Читать онлайн «Историки Греции». Страница 48

16. Вот каким образом афиняне долго жили самостоятельно по разным местам, да и после сселения, как в древнее, так и в последующее время вплоть до настоящей войны, большинство их по привычке от рождения жило все-таки на своих полях. Поэтому нелегко им было сниматься с места всем домом, тем более что лишь недавно они снова здесь устроились после Персидских войн. Тяжко и трудно было им покидать дома и святыни, которые искони, со времен древнейшей их самобытности, были для них «отцовскими»; они должны были изменить весь образ жизни, и каждый из них словно покидал отечество.

17. Когда они явились в Афины, то помещений там нашлось только для немногих; кое-кто отыскал приют у друзей или родственников; большинство же поселилось на городских пустырях и в святилищах богов и героев, кроме разве Акрополя, Элевсиния и некоторых других, запертых на замок. По великой нужде заселен был даже так называемый Пеларгик 156 под Акрополем, заклятый от заселения, о чем гласили и последние слова пифийского вещания: «Лучше Пеларгику быть невозделанным». Мне кажется, вещание это исполнилось в смысле обратном тому, как его поняли: не беда постигла город за недозволенное заселение, но сама нужда в этом заселении возникла по причине войны; не называя войны, оракул предугадал, что подобру это место заселено не будет. Многие устроились в крепостных банях и вообще где и как могли, ибо город не мог вместить всех собравшихся; впоследствии они поделили и заняли даже Длинные стены и большую часть Пирея. В то же время афиняне принялись готовиться к войне, собирать союзников и снаряжать сто кораблей для нападения на Пелопоннес с моря. Так готовились афиняне.

18. Пелопоннесское войско подвигалось тем временем вперед и достигло Аттики прежде всего у Энои, где намечено было вторжение. Там они расположились лагерем, готовясь к приступу укреплений, даже с помощью машин; ибо Эноя, находясь на границе Аттики с Беотией, была укреплена, и афиняне всякий раз, когда случалась война, держали там гарнизон. В приготовлениях к приступу пелопоннесцы медлили подле Энои; Архидама очень обвиняли за это, так как он, казалось, не одобряя быстрых действий, вяло вел войну и щадил афинян: неудовольствие вызвали и остановка собранного войска на Истме, и промедление в дальнейшем пути, и в особенности задержка при Эное. В самом деле, за это время афиняне со своим имуществом укрылись в город, пелопоннесцы же полагали, что быстрым натиском можно было бы захватить все это еще за городом, если бы не медлительность Архидама. Так войско на привале негодовало на Архидама, он же выжидал, говорят, надеясь, что афиняне уступят, пока земля их еще не тронута, и не решатся допустить ее до разорения.

19. Однако когда приступом Эною взять не удалось никакими способами, а глашатаев от афинян все не было, тогда, примерно на восьмидесятый день после платейских событий, в разгар лета, в пору созревания хлеба, пелопоннесцы снялись из-под Энои и вторглись в Аттику; вел их царь лакедемонян Архидам, сын Зевксидама. Приостановясь, они опустошили прежде всего Элевсин и Фриасийскую равнину, а подле так называемых Рейтов отразили набег афинской конницы. Затем они двинулись дальше через Кронию, оставляя справа Эгалейские горы, пока не пришли в Ахарны, обширнейшую местность среди поселков Аттики. Здесь они надолго стали станом и опустошали поля.

20. Архидам же стоял у Ахарн с войском, готовым к битве, а на равнину при этом вторжении не спустился, говорят, вот почему. Он надеялся, что афиняне, цветущие пылкой молодежью, готовые к войне лучше, чем когда-либо раньше, сами выйдут, может быть, на бой и не станут терпеть разорение своих полей. И вот после того, как афиняне не встретили его ни в Элевсине, ни на Фриасийской равнине, он попытался вызвать их на бой, став при Ахарнах: и местность здесь представлялась удобной для стоянки, и ахарняне, казалось, составлявшие немалую часть граждан (их было три тысячи латников), не потерпят разорения своего имущества и увлекут всех к битве. Если же афиняне при этом вторжении и не выступят, думал Архидам, то впредь уже не так опасно будет опустошать их равнину и подступать к самому городу, потому что ахарняне, лишась своего достояния, за чужое будут рисковать уже не с прежним пылом, и поэтому возникнут распри. Вот с каким расчетом Архидам оставался подле Ахарн.

21. Афиняне же, пока войско находилось в Элевсине и на Фриасийской равнине, питали еще некоторую надежду, что ближе неприятель не подойдет; они помнили, как царь лакедемонян Плистоанакт, 157 сын Павсання, за четырнадцать лет до этой войны вторгся в Аттику с пелопоннесским войском именно в Элевсин и Фриасий, но не пошел дальше и вернулся назад (и за это был изгнан из Спарты, ибо показалось, что отступил он, будучи подкуплен). Но когда афиняне увидели врага подле Ахарн, в шестидесяти стадиях от города, они не могли долее сдерживать себя: земля их опустошалась у них на глазах, чего младшие еще не видели, да и старшие не видели со времени Персидских войн. Это казалось ужасно; все, в особенности молодежь, решили дольше не терпеть, а выходить на бой. На сходках вспыхивали большие споры: одни требовали битвы, кое-кто из других были против, прорицатели вещали прорицания на всякий толк, и каждый бежал их послушать. Больше всех за битву стояли ахарняне (а они составляли немалую часть афинян и понимали это), так как опустошалась их земля. Возбуждение охватило весь город; граждане негодовали на Перикла, не вспоминали никаких его прежних внушений, но все бранили его за то, что он не вел их в битву как стратег, и считали его виновником всех своих страданий.

22. Перикл, хоть и замечая, что граждане обстановкой недовольны и судят неладно, однако веря, что он правильно решил не выходить на бой, не созывал ни народного собрания, ни иных каких совещаний из опасения, как бы в таком совете, поддавшись страсти вместо разума, граждане не впали в ошибку; но город он охранял и спокойствие в нем поддерживал, как мог. А чтобы летучие отряды, отделясь от неприятельского поиска, не губили пригородные поля, он всякий раз высылал против них конницу. Подле Фригии произошла даже конная стычка между одним из афинских верховых отрядов с фессалийской подмогой и беотийскими всадниками; афиняне с фессалийцами держались, пока на помощь к беотянам не подоспели латники, а потом обратились в бегство, потеряв нескольких убитыми, — впрочем, их они вынесли с поля в тот же день и без уговора; а пелопоннесцы на следующий день водрузили свой трофей. Фессалийская эта помощь афинянам была оказала в силу давних союзнических отношений: фессалийцы пришли из Ларисы, Фарсала, Краннона, Пираса, Гиртоны и Фер, начальниками их были от Ларисы Полимед и Аристоной, каждый от своих сторонников, а от Фарсала Менон; были начальники и у прочих, особо от каждого города.

23. Так как афиняне не выходили на бой, то пелопоннесцы снялись из-под Ахарн и стали разорять другие поселки, что между горами Парнефом и Брилессом. Они еще не покинули Аттику, когда афиняне выслали в воды Пелопоннеса сто снаряженных кораблей с тысячью латников и четырьмястами стрелков: стратегами были: Каркин, сын Ксенотима, Протей, сын Эпикла, и Сократ, сын Антигена. С такими-то силами афиняне снялись с якоря и стали плавать кругом Пелопоннеса; а тем временем пелопоннесцы, пробывши в Аттике, пока хватило у них запасов, отступили обратно через Беотию, по не тем путем, по которому вторгались: они пошли мимо Оропа и опустошили так называемую Грайскую землю, которую возделывают подчиненные Афинам оропяне. Воротясь же в Пелопоннес, они все разошлись по своим государствам.

24. Когда пелопонпесцы отступили, афиняне поставили на суше и на море сторожевые посты, собираясь держать их до конца войны. Затем они постановили отделить из денег, хранившихся на Акрополе, тысячу талантов, отложить их и не тратить, 158 а воевать на остальные средства; кто же предложит в беседе или в собрании тронуть эти деньги иначе как на случай защиты от неприятеля, если он с флотом своим нападет на город, того казнить смертью. Точно так же решили отделять каждый год сто самых лучших трехрядных судов с их начальниками, чтоб беречь их, вместе с упомянутыми деньгами, лишь на случай той же опасности, ежели понадобится.