Читать онлайн «Гориллы в тумане». Страница 12

Большинство нанятых в тот день руандийских носильщиков стали моими верными и преданными помощниками. Кое-кто из них очень полюбил лес, и я обучила их искусству следопыта, как когда-то Санвекве научил меня. Другие предпочитали работать в лагере, и им пришлось освоить основные приемы чистки палаток, стирки, мытья посуды и элементарного приготовления пищи. Те, кому предстояло добывать дрова, должны быть сильными и выносливыми, а кроме того, запомнить раз навсегда, что нельзя рубить даже удобно расположенные или поваленные деревья, если их облюбовали растения или животные. Учитывая слабость человеческой натуры, следует заметить, что среди этой категории работников текучесть была выше, чем среди следопытов или лагерной прислуги.

В 1967 году штат Вулканического национального парка в Руанде насчитывал всего десяток егерей и одного директора, причем все они были мало заинтересованы в работе. Большинство служащих боялись леса и предпочитали отсиживаться в деревнях с семьями и друзьями. Парк подчинялся директору Управления водного и лесного хозяйства при министерстве сельского хозяйства. Центральная организация по управлению парком возникла позже. Сборщики меда, скотоводы и браконьеры, в большинстве своем друзья или родственники егерей, могли ходить по парку где им заблагорассудится. За исключением редких лиц европейского происхождения, которые иногда приезжали полазать по горам или расположиться лагерем на ночь, парк ни для кого не представлял ни малейшего интереса, за исключением нарушителей. Когда я прибыла в Руанду, многие европейцы говорили, что в руандийской части области Вирунга вряд ли удастся найти горилл и что мои поиски будут тщетными. Я с ними не соглашалась.

Основными жертвами браконьеров в Вирунге были два вида лесных антилоп — бушбок (Tragelaphus scriptus) и чернолобый дукер (Cephalophus nigrifrons). Этих изящных животных либо убивали копьями и стрелами, либо подвергали медленной мучительной смерти в капкане или веревочной петле, затягивающейся на ноге животного при малейшем движении.

На территории парка браконьеры и скотоводы живут в примитивных сооружениях — икибугах, — лачугах, возведенных вокруг больших дуплистых пней старых хагений. Браконьеры обычно проводят в лесу по нескольку суток в зависимости от везения, а по ночам у костра, как правило, курят гашиш. Чем крупнее дичь, на которую придется охотиться на следующий день, тем больше требуется гашиша, чтобы набраться храбрости. Когда браконьеры, обычно батва, покидают икибуги и отправляются на охоту, они прячут трубки для гашиша, запасные ловушки, копченое мясо антилопы или принесенную из деревни пищу в глубоких дуплах хагений. А скотоводы свои ибианзи (молочные кувшины) прячут в густых зарослях вблизи икибуг. Я быстро научилась отыскивать эти свидетельства их незаконной деятельности, чтобы отбить у них охоту заниматься браконьерством.

При охоте на мелкую дичь, например антилопу, браконьеры обычно выходят в одиночку или небольшими группами, часто с собаками в ошейниках из шкуры антилопы, к которым прикрепляются самодельные металлические трещотки. Пока охотники ищут след, трещотки набиты листьями. Когда же собаки берут свежий след и отпадает необходимость соблюдать тишину, листья вынимаются и псы приводят браконьеров к жертве.

Сейчас мне трудно сказать, сколь часто при выслеживании горилл на верхних склонах горы Високе до меня вдруг доносились крики браконьеров, подвывание их собак и звуки трещоток. Обычно дичь загоняли до смерти. Иногда такую погоню можно было наблюдать на открытых лугах где-то на 150–300 метров ниже седловины. Бывали моменты, когда я от души радовалась при виде изнемогшего дукера или бушбока, которому на лугу удавалось оторваться от преследователей, прыгая из стороны в сторону, чтобы в подходящий момент нырнуть в спасительную чащу на склонах Високе. Внезапное исчезновение добычи приводило браконьеров и их собак в замешательство, и они начинали метаться кругами по лугу, в то время как жертва пряталась в убежище из кустов ежевики и чертополоха. Я спрашивала себя, настанет ли время, когда присутствие двух палаток и малочисленный персонал Карисоке умерят пыл браконьеров. В первые дни нашей работы браконьеры, размахивая копьями или держа наготове лук со стрелами, как ни в чем не бывало перепрыгивали через колышки моей палатки с той же грацией, что и антилопа, которую они преследовали.

Однажды, незаметно направившись вслед за одной из таких групп, я заметила мальчика, присевшего за деревом и целившегося в бушбока, которого другие браконьеры пытались выманить из густого кустарника. Я схватила его за руку — это оказался десятилетний сын Муньярукико, самого известного браконьера в Вирунге, — и притащила к себе в палатку в надежде, что если у меня будет такой заложник, то удастся договориться с отцом и другими браконьерами. Я собиралась поговорить с ними с глазу на глаз и потребовать, чтобы они прекратили незаконный промысел хотя бы на горных склонах и перестали беспокоить оставшихся немногих горилл. Заложник с удовольствием провел два дня в лагере. Я выпустила его после того, как вместе с другими руандийцами из лагеря он добился от отца обещания прекратить охотиться на склонах Високе. Насколько мне известно, Муньярукико некоторое время держал свое слово. Однако в 1967 году в седловине скопились большие стада слонов, буйволов и антилоп, и она тут же превратилась в охотничьи угодья браконьеров, потому что в результате их деятельности на протяжении многих лет численность этих животных на соседних участках уже была сведена к минимуму. По мере исчезновения животных в нижней части Вулканического национального парка борьба за выживание горилл и прочих видов, обитающих в седловине, свелась в основном к разработке некоторых мер против браконьерства.

Обнаружить ловушку и перерезать струну до того, как в нее попало животное, было всегда приятно. Такое же удовлетворение я получала, когда мне удавалось высвободить из ловушки только что попавшую в нее антилопу и видеть, как она со всех ног улепетывает от уготованной ей беды. Эластичные ребра ловушек, как правило, изготавливались из бамбука. Такие ловушки легко обнаруживались в лесной траве, а в бамбуковых зарослях задача усложнялась. Их так искусно прятали, что после долгих часов блужданий в лабиринтах бамбуковых чаш мне повсюду чудились сплошные ловушки. Со стороны это может показаться забавным, но мы со следопытами испытывали сильное унижение, когда, пробираясь через бамбук ползком или на карачках в поисках ловушек, вдруг сами становились жертвами искусно спрятанных петель, тщательно прикрытых тонким слоем земли. Мы уносили силки в лагерь, сжигали их или бросали в отхожую яму. А палки, к которым они были привязаны, тут же разрубали на куски.