Читать онлайн «Новая эпоха — старые тревоги: Политическая экономия». Страница 13

Разумеется, есть оптимальный вариант, лежащий между этими крайностями. Но давайте посмотрим, к какой картинке ближе то, что происходило в России в 1992–1998 годах. Конечно, это вариант рисунка 3. Очевидно, что мы шли и не по линии шоковой терапии, и не по оптимальному пути; мы шли очень близко к предельно консервативному пути, именно этим вызваны и многие проблемы переходной российской экономики, и нынешнее обострение кризиса.

На Западе большое впечатление в кругах, интересующихся Россией, произвела появившаяся не так давно статья Гадди и Икеса «Стоит ли спасать виртуальную экономику»[5]. Авторы отмечают, что российская экономика не только не двигалась к рынку, но даже не маршировала на месте. То, что у нас возникло, они называют виртуальной экономикой. Примерно то же самое в трудах Экспертного института[6] было названо специфической адаптационной моделью переходной экономики с большими начальными диспропорциями.

Суть виртуальной экономики демонстрируется на четырехсекторной модели:

1) домашнее хозяйство;

2) правительство;

3) сектор, создающий добавленную стоимость, близкий

к нашему рыночному сектору (кривая 2 на рисунке 1);

4) сектор, уменьшающий добавленную стоимость, близкий к нашему «старому» сектору (кривая 1 на рисунке 1).

Вследствие социальной неприемлемости немедленной ликвидации сектора 4 формируется некая адаптационная модель, в которой продукция этого сектора получает фиктивную положительную цену, используемую в бартерном обмене и при исчислении налогов. Реально заплатить работникам и своему поставщику, сектору 3, он не может, но тот соглашается на фиктивную оплату за счет налоговых освобождений и иных суррогатов. Бюджет не получает налогов от 4-го сектора вовсе, а от 3-го — частично, не финансирует армию и бюджетную сферу, но живет взаимозачетами и т. д. Домашние хозяйства не получают зарплаты.

Знакомая картина. Выскочить из порочного круга можно, только устранив источник виртуальности — неэффективные производства сектора 4, сократив до минимума затрачиваемое на этот процесс время. Таково же условие окончательного выхода из кризиса.

Ясно, что любая политика, которая ради социальной ориентации затягивает процесс, на деле наносит больший ущерб, тащит страну в пропасть.

Нет ли какого-либо иного способа поднять производство, чем через рост нового сектора? Есть, но только в очень ограниченных пределах, если понизятся процентные ставки и предприятия получат доступные кредиты на пополнение оборотных средств. И это не альтернатива закрытию неэффективных производств, а дополнение к нему. Процесс наблюдался в 1997 году.

Для некоторых отраслей возможности дает девальвация рубля. Однако эффективных мощностей, позволяющих производить конкурентоспособную продукцию с приемлемыми издержками, становится все меньше. Нужны инвестиции, а их выгодней делать в новый сектор или в реструктуризацию предприятий, переводящую их в этот сектор. Поэтому обойти закономерности, активизируя промышленную политику в виде государственной помощи Ростсельмашу или АЗЛК, вряд ли удастся.

Есть, правда, еще один способ, тень которого нет-нет да и мелькнет в предложениях искателей легких решений: закрыть экономику либо посредством высоких пошлин, квот и лицензий, либо введением госмонополии внешней торговли; поддержать слабых дотациями и субсидиями; увеличить госзаказ и госрасходы, чтобы стимулировать спрос. Это и есть откат. За ним последует государственное регулирование цен, товарный дефицит и рационирование потребления. Белоруссия, кажется, уже попробовала. В терминах предложенной модели переходного процесса очевидно, что это не выход, а конец.

Драматизм ситуации состоит в том, что финансовый кризис дал толчок не реформам, не ускорению преобразований, а их новому торможению под флагом смены «обанкротившегося» либерального курса.

Третий тезис. Социальное недовольство растет вследствие ухудшения экономического положения, снижения уровня жизни, невыплат зарплаты и пенсий, потерь в науке, образовании, охране здоровья; также вследствие упадка России как великой державы и ущемления национального достоинства. Ранее это уже привело к протестному голосованию на выборах 1993 и 1995 годов, отдавшему большинство в Думе оппозиции, левым и националистам. Это привело, далее, к постоянному конфликту между законодательной и исполнительной властью, к противодействию Думы реформам, к всемерному их торможению. По факту эти обстоятельства вместе с давлением вне парламента (шахтеры, учителя) тормозили преобразования, толкали нас к консервативному курсу, который проводился в реальности, несмотря на присутствие в правительстве реформаторов-либералов.

Сейчас именно Гайдара и Чубайса считают виновными во всем, хотя они-то всегда стремились ускорить реформы. Они, пожалуй, и виноваты, но скорее в том, что не отмежевались решительно от консервативной политики, не перешли на позиции критиков, как некоторые другие, сохранившие свое реноме. Они остались в надежде на то, что может быть что-то удастся сделать. Ельцин на посту президента предоставлял им такие условия, на которые в дальнейшем вряд ли приходится рассчитывать.

Теперь рост социального недовольства привел и к смене курса. Реформаторов из правительства изгнали. Да и бог с ними, когда-то это все равно должно было случиться. Реформы и реформаторы надоели, народ хочет, чтобы порулили другие, может, у них получится лучше. Не случайно правительство Е. М. Примакова поддерживают в парламенте, в директорском корпусе. Опросы показывают высокий уровень доверия к новому премьеру и со стороны населения. Объективно Примакову приходится действовать в условиях более сложных, чем его предшественникам (пожалуй, кроме Гайдара в 1992 году). У него есть основания списать на них все проблемы; сказать, следуя голосу масс, что они, либералы, виноваты во всех бедах. Пусть, если это поможет. В конце концов, не столь важно, что человек говорит, важно, что он делает.

И здесь мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией: чтобы выбраться из кризиса, нужно быть большим монетаристом, чем те, кого сейчас обличают; нужно двигать реформы быстрей, чем это делали реформаторы. А для того чтобы сохранить поддержку парламента и населения и после первых 100 дней, надо бы действовать точно наоборот. Е. М. Примаков стоит перед ответственным выбором, ему надо будет разрешить это противоречие. Не на словах.

Разумеется, в сложившейся ситуации всех главным образом волнует, что надо делать и что нас ожидает. Перспектива, которая чуть более года назад казалась достаточно ясной, затуманилась и помрачнела.

Первое: что надо было бы делать, чтобы оздоровить экономику и финансы? Вопрос поставим в экономическом плане, оставляя в стороне политические ограничения и состав исполнителей. Рассмотрим отдельно первоочередные и среднесрочные меры.

С учетом сказанного выше первоочередные меры должны состоять в том, чтобы остановить нарастание кризиса, отразить основные угрозы.

• Предотвратить инфляцию, не допустить масштабной эмиссии. Для этого составить и утвердить реальный бюджет, лучше максимально консервативный, рассчитанный на худшие условия. Ограничить другие каналы эмиссии, находящиеся в руках ЦБ.

• Предпринять максимум усилий для улучшения сбора налогов. Это — ключевая проблема.

• Восстановить функционирование банковской системы, прежде всего прохождение платежей.

• Как можно быстрее начать и настойчиво вести переговоры о реструктуризации внешнего долга, наладить взаимопонимание с МВФ, предложить приемлемую для Фонда экономическую программу, исключив из нее меры, которые он считает неверными, тем более что чаще всего они действительно оказываются неверными.

• Осуществить меры по дополнительной социальной поддержке граждан, попавших в трудное положение в связи с кризисом. Главные проблемы в связи с этим: падение реальных доходов и увеличение бедности, невыплаты зарплат и пенсий, нехватка топлива на электростанциях в северных районах и отсутствие тепла в домах. Если усилится инфляция, эти проблемы могут обостриться. Нужна по крайней мере система мониторинга, упреждающего появление очагов социального бедствия. Возможно, сейчас подходящее время, чтобы ввести адресное пособие по бедности взамен многочисленных льгот для конкретных категорий граждан.

Правительство в первые месяцы своей деятельности в основном и занималось указанными первоочередными делами, хотя потратило какое-то время на осознание их приоритетности. Однако очевидных успехов пока нет ни на одном из направлений.