Читать онлайн «Общая теория права. Том I». Страница 48

— верховенство Конституции и закона, т. е. подчиненность всех иных нормативных и индивидуальных актов действующим законам, а всех законов и других актов государственных органов — Конституции;

— равенство всех перед законом, предъявление всем участникам общественных отношений одинаковых требований, отсутствие у кого-либо привилегий;

— наличие социальных и юридических механизмов, обеспечивающих реализацию права (строжайшее соблюдение и исполнение обязанностей; беспрепятственные возможности для использования субъективных прав);

— гарантированное, «качественное» применение права, активная и решительная борьба с правонарушениями, неотвратимость юридической ответственности для всех, кто нарушил закон;

— стабильность, устойчивость правопорядка, эффективная работа всего механизма правового регулирования.

Эти требования в действии и образуют законность; в своей совокупности они призваны исключить из общественной жизни произвол, бесконтрольность, в том числе и при обеспечении, охране прав личности, и в конечном итоге привести в соответствии с заложенными в законности идеалами к тому, чтобы «записанное» в юридических нормах могло стать реальностью, переключиться в фактическое поведение участников общественных отношений, в действительную правомерность общественных отношений, в строгий правопорядок[231].

Понятно, что указанные выше политико-юридические требования законности — своего рода идеальный «максимум»; в условиях буржуазной демократии они не только урезаны, усечены, но и, что самое главное, выступают в основном в формальном виде как начала законодательства, лишь в малой степени соответствующие или вовсе не соответствующие реальной политической и правовой практике буржуазных государств. Кризис, крушение требований законности на империалистической стадии развития буржуазных государств, полный отказ от них в фашистских государствах — закономерный результат развития политической системы в странах капитала, перехода от либерализованных буржуазно-демократических политических режимов к авторитарным, военно-бюрократическим, фашистским, к реакции по всем линиям.

Сам факт существования и функционирования законности как особого, самостоятельного общественно-политического феномена ставит перед общей теорией права ряд непростых вопросов, в том числе касающихся соотношения законности и права. С точки зрения общепринятых представлений о номенклатуре правовых явлений право — центральное звено в указанном соотношении. И действительно, без права законности нет. Более того, если видеть в законности только аспект общеобязательности права (исходный элемент законности), то особой проблемы в данной плоскости вообще не возникает: законность здесь — только проекция права, т. е. явление, от права всецело производное, от него зависимое.

Но когда законность обрела полный набор свойственных ей требований, представляет собой особое, самостоятельное общественно-политическое явление, элемент демократического политического режима и, значит, обособлена от собственно права, то как они соотносятся друг с другом?

Одно из возможных решений поставленного вопроса заключается в том, что законность в качестве элемента политического режима, принципа политической системы можно рассматривать в виде принципа права. Ведь законность проявляется и объективируется как особое, самостоятельное общественно-политическое явление, хотя не исключительно, но и через право. И в этом отношении ее характеристика в качестве принципа права, а значит, его нормативного, руководящего начала, к тому же являющейся частью режима демократии, не только научно обоснованна, но и имеет в высшей степени важное конструктивное значение (следовательно, вполне оправданно, во всяком случае, в ракурсе юридической науки, определять понятие законности через понятие принципа).

Нетрудно заметить, что уже при указанной интерпретации рассматриваемых категорий право и законность как бы меняются местами: второе (законность), выступающее в виде принципа, руководящего начала, становится в какой-то мере определяющим по отношению к первому (праву).

И это вполне закономерно. Законность — элемент политического режима, принцип политической системы; по своему статусу в политической жизни она не менее значима, чем собственно право. И хотя функционально, по самому своему непосредственному содержанию законность связана с правом, его содержанием и реализацией, взаимодействие между ними должно быть охарактеризовано как встречное взаимное влияние однопорядковых общественно-политических явлений.

Здесь обнаруживается решающее влияние на рассматриваемое соотношение классовых особенностей социального строя, типа демократии, характерных черт законности. Отмеченная глубинная взаимосвязь права и законности в полной мере характерна именно для права социалистического типа, где законность является конститутивным элементом социалистических правовых систем, определяет специфику их структурного построения.

И вот в отношении правовых систем, для которых свойственно столь тесное, органичное взаимодействие права и законности, возникает предположение: не являлся ли законность наряду со всей совокупностью правовых принципов (а также дозволениями и запретами) особым глубинным элементом структуры права? Для такого предположения есть, надо думать, веские основания. Тем более, законность для права — большее и более значимое, и в то же время более близкое, органичное, чем «просто» правовые принципы. Законность, утвердившаяся в качестве особого, самостоятельного явления, проникает в самую плоть правовой материи, определяет ее функционирование и развитие.

Быть может, в особом соотношении законности, всей совокупности принципов права, дозволений и запретов, в соотношении этих (и, возможно, еще других) глубинных элементов структуры права лежит ключ к пониманию наиболее важных черт такого специфического явления социальной жизни, как право.

Рассмотрение законности как особого и в то же время нераздельно связанного с правом политико-юридического феномена требует нового подхода к характеристике соотношения законности и государственной дисциплины. Видимо, недостаточно точна мысль, которой ранее придерживался автор этих строк, о том, что государственная дисциплина представляет собой лишь аспект законности. В последнее время в литературе показано, что и государственная дисциплина — особое, самостоятельное социально-политическое явление[232]. Действительно, государственная дисциплина, близкая по ряду моментов к законности и, возможно, являющаяся ее аналогом в иной системе понятий, органически сопряжена не непосредственно с правом, а с государством, входит в «орбиту» государственных (в узком смысле) понятий. Думается, в связи с этим прямое сопоставление законности и государственной дисциплины, входящих в особые, свои системы понятий, не может быть признано достаточно корректным; и, следовательно, данное понятие нужно рассматривать в качестве органической части категориального аппарата, входящего в состав сугубо государствоведческой проблематики.

Неуклонное упрочение законности — закономерность социализма. Из самой сути марксистско-ленинской идеологии, из самой глубинной природы подлинно демократического, социалистического строя с безусловной непреложностью вытекает необходимость строжайшей социалистической законности.

Причем с первых же дней социалистической революции не только в виде ее исходной предпосылки — общеобязательности норм нового, социалистического права — и ив только в виде идеи политического и правового сознания, но и, прежде всего в виде реального общественно-политического феномена, органического элемента социалистической демократии.

Более того, в условиях социалистической революции, казалось бы, логика становления элементов, из которых складывается законность, условно говоря, нарушилась, да, причем так, что в этом проявилась подлинная логика истории. Сразу же, с первых же дней социалистической революции, вместе с подлинной, реальной демократией, демократией для трудящихся возникает подлинная, фактическая, для трудящихся социалистическая законность как особый общественно-политический феномен. Предпосылки же законности как особого общественно-политического явления нуждаются еще в развитии, не всегда в силу ряда объективных и субъективных причин адекватном требованиям социальной жизни. Новая нормативно-законодательная система в ходе революции складывается, как известно, по мере развертывания правотворческой деятельности социалистического государства. Сложный, длительный, противоречивый путь становления проходит также идея строжайшей законности. В полной мере соответствующая марксистско-ленинскому мировоззрению, эта идея в то же время и в СССР, и в других социалистических странах пробивала себе дорогу в условиях неприятия в общественном мнении «всего юридического», настроений правового негативизма, противоречивого развития правовой мысли, вызванных обстановкой революционной борьбы, некоторыми другими социальными, историческими обстоятельствами (1.9.2.).