Читать онлайн «Познание России: цивилизационный анализ». Страница 51

Лишение смысла отдельного человеческого существование имеет свою целевую функцию — сбивать в стадо, препятствовать становлению автономной личности. Это одно из самых мощных препятствий. Тем не менее, традиционная целостность не единственный субъект и не единственный уровень самоорганизации. Рано или поздно, рождаются люди, способные перешагнуть страх отпадения от целого. Прорыв к личности переживается как преодоление отчуждения от смысла, как обретение Бога в себе.

РАЗМЫВАНИЕ КОНЦЕПТА ДОЛЖНОЕ/СУЩЕЕ

Исследование универсальной моделирующей системы должное/сущее будет не полным, если мы ограничимся рассмотрением возникновения этого феномена ментальности, его структурной и функциональной природы, но обойдем вниманием процессы трансформации, изживания и исторического снятия конструкта должное/сущее. Оговоримся, изживание должного/сущего — обширное проблемное поле заслуживающее самостоятельного исследования. Нам остается лишь обозначить проблему и пунктирно наметить один исследовательский сюжет.

Парадигма должного представляет собой исключительно устойчивый социокультурный механизм. «Снятие» должного в результате имманентного саморазвития культуры реализовано однажды, в истории Западной Европы, и связано со спецификой западноевропейской цивилизации. В обществах восточноевропейских иссякание должного задается глобальными процессами. Для российского общества этот императив выразился в процессах модернизации, логика разворачивания которых снимает однажды идею должного.

Как фундаментальный механизм культуры, коренящийся в ментальности, матрица должное/сущее входит в процессы своего исторического снятия сложно. Традиционная культура всеми доступными ей способами блокирует трансформацию системообразующих структур. Сам этот процесс идет исключительно болезненно и крайне медленно, лишь под давлением абсолютно непреоборимых обстоятельств. Парадигма должного/сущего существует в сознании адекватного культурного субъекта как онтологическая характеристика культурного космоса, априорная и безусловная. Она в принципе не может быть осознана своими носителями как специфический культурный механизм, рядоположенный другим способам осознания и оценки реальности. Видение мира через призму должного/сущего связано с сильнейшей аксиологической доминантой. Приверженность должному переживается как главная, решающая координата, определяющая бытие человека в космосе. Как полюс единственной и абсолютной партиципации.

В подобной картине мира любая трансформация познавательных и оценивающих структур переживается как падение в пасть Дьявола. Как отказ от самого главного, единственного, что созидает человека и предопределяет не только его позицию, но земную и загробную судьбу. Речь идет о спасении души, ни больше ни меньше. Поэтому, в критическую эпоху отход от конструкта должное/сущее (осознаваемый как отпадение от должного) переживается как сильнейший экзистенциальный кризис.

Что же касается носителя традиционной ментальности, то он всеми доступными способами сохраняет, по крайней мере, уверенность в своей верности должному. Крушение же мира должного переживается в эсхатологических категориях: как крах Вселенной, торжество хаоса и безнравственности, свидетельство моральной деградации общества. Традиционный человек убежден: отпадение общества от должного неопровержимо свидетельствует о том, что наступили последние времена.

Как всякая духовная революция — а здесь мы сталкиваемся с одним из стержневых моментов перехода от средневековья к новому времени — отход от парадигмы должного/сущего предполагает длительный период эрозии должного. Затем наступает самый острый этап — последнего кризиса и смены парадигмы. Эти процессы захватывают жизнь нескольких поколений. Острая фаза перехода сопряжена с массой эксцессов. Обязательным расколом и расслоением общества. Происходит на фоне напряженной идейной борьбы, которая может переходить в борьбу политическую. Окончательное утверждение нового, постсредневекового сознания происходит через смену генераций.

Краху мира должного как правило предшествует утверждение паллиативных форм сознания, в которых момент верности должному оттесняется, приглушен и компенсируется элементами рациональной прагматики. Здесь скорее декларируется ритуальная приверженность должному. Человек еще не способен отказаться от своего космического ориентира, но уже не готов гореть во имя его утверждения. Пароксизмы верности абсолютным ценностям уходят в героическое прошлое, наступает эпоха вырождения. Она болезненна для всего общества, жизнь которого проваливается в область нелигитимного, ибо новые ориентиры и ценности не получили еще санкции всего общества, а старые не работают.

Стойкие традиционалисты (носители классической матрицы должного), сталкиваясь с тем, что священные принципы посрамляются, а люди массово отходят от заветов предков, переживают некое оцепенение. Их охватывает усталость и апатия. Земля не разверзается, и кары небесные не падают на головы тех, кто поднял руку на святое, но именно они торжествуют в неузнаваемо изменившемся мире. Однако жизнь носителей новых ориентаций не менее дискомфорта. Они живут в поле инерции прежней парадигмы. Печать растворенных в массовом сознании негативных оценок еще присутствует в их сознании. Они вынуждены постоянно отстаивать, в том числе и в своих собственных глазах, нравственное право на новое миропонимание.

Но вот, на смену поколению, посвятившему себя борьбе и отстаиванию нового, приходит следующее, изначально отчужденное от прежних ценностей и вчерашней полемики. Это поколение отделено от матрицы должного/сущего гносеологическим и экзистенциальным барьером. Оно просто не в состоянии, без пролегомен и развернутой культурной герменевтики, экзистенциально постичь космос ревнителя должного. Осознать и пережить драму его борьбы и трагедию краха этого космоса. С рождением поколения, не постигающего внутренний смысл уходящего целого, цикл трансформации завершается. Процессы самоорганизации культуры отсекают изжитую культурную традицию самым мощным барьером. Суммируя можно сказать, что закат парадигмы должного связан с неизбежным отчуждением внуков от идей и настроений дедов, на фоне усталого безразличия отцов, поглощенных злобой дня.

Итак, при всей невероятной стойкости конструкта должное/сущее эта моделирующая система рано или поздно рушится и уступает место другим моделям переживания вселенной, моделям понимания и ориентации в пространстве культуры. Причем, механизм такой трансформации заслуживает пристального внимания, поскольку анализ революционных изменений социокультурного организма позволяет проникать в суть феномена культуры и раскрывает самые глубинные механизмы последней.

Можно выделить два фактора, задающих трансформацию ментальности: Первый связан с постоянным отслеживанием меры адаптивности собственной культуры, ибо культура существует в неизменном виде до тех пор, пока остается эффективной стратегией бытия. Чаще всего такое отслеживание носит неосознанный характер, но от этого не становится менее значимым.

Второй — интегрирующая интенция, требующая взаимоувязывания всего содержания сознания в соответствии с доминирующим системным качеством, Обратимся к первому. Дело в том, что культура (и культура вообще, как субстанция и антропологическая характеристика человека, и всякая конкретная культура) — ни что иное, как технология человеческого существования. Как бы культура ни мистифицировала свою природу, как бы ни внушала человеку, что он существует для поддержания и утверждения культуры, а не она для него. Как бы не представляла свои основания в качестве абсолютных и априорных космических сущностей, как бы не внушала своему адепту, что ее крах, это крах всего космоса — по существу культура существует для человека. Ее природа служебна, и в этой служебной функции заключена телеология вызывающая культуру к жизни.

При том, что культура представляет собой специфический живой организм, запрограммированный как все живое на бесконечное самовоспроизводство, ее существование задается (осмысливается, животворится) человеком. И эта подлинная диспозиция, подлинная иерархия в системе человек/культура выявляется в эпохи больших цивилизационных кризисов, когда трансфомируется ментальность и рушится устойчивый культурный космос.

Кризисы показывают, что во все времена и в любом обществе субъект отслеживает меру адаптивности, меру эффективности своей культуры, сличает ее с существующими альтернативами. Если результаты такого сличения удовлетворяют носителя, отношения в системе человек/культура развиваются нормально. Если эффективность падает ниже некоторого порога — рождается импульс к изменениям: заимствованиям новых моделей поведения, рецепции технологий, смене установок. Если же импульс к трансформации культуры натыкается на границы системного качества данной модальности, исчерпавшей возможности к дальнейшим изменениям — начинается агония и крах исходной культуры. Носители покидают ее. Часто это происходит не вполне осознанно. Люди убирают в подсознание конфликт между программой безусловной верности врожденному космосу, заложенной культурой, и программой выживания заложенной в них Создателем.