Читать онлайн «Познание России: цивилизационный анализ». Страница 49

Наконец, мещанину чужд эсхатологический комплекс. Он не ищет «иного», запредельного, а осваивает этот мир. Осознание быта как ценности — т. е. его одухотворение — перечеркивает традиционную культуру. Посягает на ее ядро, и предлагает альтернативную модель космоса, покоящуюся на идеях медиации, членении универсум натрое, осознании человека как целостности имеющей самостоятельный смысл, а его земную жизнь как ценность. Этот, новоевропейский по своей природе, взгляд на мир и место человека в нем, отторгается и профанируется. Человек традиции должен жить в атмосфере многообразных мучений и острого дискомфорта. Только такой, измученный и задавленный жизнью человек способен на специфическую сублимацию, которая составляет ядро средневековой культуры. Тенденции, ведущие к снятию дискомфорта и обустройству в мире разрушают традиционную целостность.

Должное и самоорганизация. В последние годы самоорганизация все более осознается как фундаментальная природа социальности, а синергетическое видение утверждается в качестве одного из ведущих методов социального познания. В этой теоретической перспективе становится очевидным, что такие фундаментальные феномены истории нового времени как философия либерализма, рыночная экономика, политическая система правовой демократии, идеология гражданского общества сильны, прежде всего тем, что в максимальной мере используют самоорганизующуюся природу общества. Исходя из этого, имеет смысл задаться вопросом о соотношении должного и самоорганизации.

Обращаясь к заявленной теме, надо сказать, что мышление в парадигме должного в принципе отрицает самоорганизацию и всяческую авторегулятивность социальных и культурных процессов. А идея должного противостоит самоорганизации как природе социальности.

Традиционное сознание исходит из того, что внедрение и утверждение должного есть акт социальной воли и результат его зависит исключительно от настойчивости и последовательности «внедренцев». Мысль о том, что утвердить можно лишь то, что соответствует природе вещей и лежит в русле самоорганизации, а внедрение каких либо феноменов противостоящих тенденции самоорганизации невозможно и бесперспективно — лежит за пределами исследуемого сознания. Более того, здесь мы сталкиваемся с одной из самых важных, краеугольных позиций традиционного менталитета.

Идея самоорганизации и представление о какой-либо природе, собственной имманентности социокультурного целого напрочь отрицает весь мир должного. Ибо, если есть самоорганизация, то должное не всесильно. Если оно не всесильно, то оно не всеблаго и вообще не должное. Тогда и сакральная Власть, которая есть экспликация должного, его земное воплощение и не всесильна и не всеблага. Если же допустить все это, то мир рушится. Война русского человека с природой вещей может покоиться только на отрицании этой природы. Отрицание природы мира сущего и уверенность в конечной победе должного составляет ключевую идею традиционной ментальности.

Если же социальный материал не поддается усилиям по внедрению должного, то этому есть одно единственное объяснение. Здесь присутствует злая воля. Ее необходимо преодолеть. Для этого следует: а) выявить, б) локализовать. И, наконец, в) подавить и уничтожить носителя злой воли. Так мы выходим на образ Дьявола (мировой закулисы, империализма, сионизма, глобализма) и его слуг и приспешников — оборотней. Одна из коренных особенностей традиционного сознания и фундаментальных трагедий отечественной жизни состоит в том, что русский традиционалист нарекает Дьяволом природу вещей, т. е., в конечном счете, Божий мир, который не желает соответствовать должному.

Примеры, иллюстрирующие этот тип мышления бесчисленны и рассыпаны по всем сферам жизни. Отношение людей должного к самоорганизации несет в себе элемент парадокса, поскольку должное (иными словами, культура в основания которой заложена концепция должного) есть частный случай самоорганизации. Но это особый вариант самоорганизации, которая мистифицирует свою природу и не осознает себя в собственном качестве. Точно так же устроена сакральная власть. Последняя, по своей природе — социальный институт, и не более того. Однако это социальный институт, осознавший себя божественной, креативной сущностью.

Мистифицирование социальных регулятивов и институтов, рождает особый род норм, механизмов регулирования и самих институтов. Эти феномены и составляют предмет нашего исследования. В свою очередь, расколдовывание социокультурных механизмов рождает гражданское общество.

При этом, широчайшая феноменология самоорганизации, но в рамках традиционной культуры не воспринимается как опасность. Она задана безличной сакральной традицией, исконна и вообще не воспринимается как какая-либо деятельность. В то же время, самоорганизация общества не лежащая в русле самоподдержания традиции, имеющая некоторый новационный характер и (или) противостоящая «линии» сакральной власти рассматривается как богоборческая социальная опасность, умаляющая власть и противостоящая должному.

Парадигма должного и философия либерализма. Обращаясь к этой теме, необходимо особо остановиться на принципиальном различии двух социальных философий — традиционной и либеральной. Традиционное сознание мыслит построение социальности базируясь на идеальном человеке, модель которого дана ему в должном. Либеральная философия не верит в идеального человека и исходит из того, что человеческая природа дана нам не в ценностном ядре культуры, но в опыте. Опираясь на реального человека в котором наряду с тем, что составляет предмет нашей гордости за род человеческий есть и эгоизм, и себялюбие и нетерпимость и лукавство и многое Другое, от чего открещивается манихейская по своей природе мифологема должного, — либеральная доктрина и выстраивает свое общество. Оно структурируется так, что бы уравновешивать негативные аспекты человеческой природы, минимизировать ошибки и деструктивные процессы и создавать более или менее Пристойную жизнь, в которой каждый имеет шанс развивать лучшее из того, чем наделил человека Создатель.

Подчеркнем, либеральная парадигма в принципе не ориентируется на достижение социального идеала. Она стремится создать оптимальное общество в котором минимизируются негативные моменты и асоциальные тенденции. Такое общество по понятию не застраховано от заблуждений. Его архитекторы исходят из того, что либеральная модель позволяет преодолевать заблуждения и бороться с пороками, не более. Иными словами, вместо небесной идиллии должного либеральный проект задает принципиально земную ориентацию.

Традиционно ориентированный субъект часто не может сформулировать истоков своего органического неприятия либеральной демократии. Они в том, что либерализм отменяет должное. В основе либерального космоса находится реальный человек, или, с точки зрения традиционалиста, человек сущего. Либеральная же демократия в целом воспринимается как мир победившего сущего. Сущего, которое осознало себя нормальным и естественным состоянием бытия. Понятно, что для традиционалиста это — глубоко профанная и оскорбительная ситуация. Вот как описывает данную коллозию А. Янов:

«Русская идея» не признавала центрального постулата западной политической мысли о разделении властей (как институциональном воплощении нейтрализации порока пороками)… Мизантропической философии Гобса противопоставляла она…веру в отношения любви и добра во всей иерархии человеческих коллективов, составляющих общество…102

Для того, что бы вглядываться в лики реальности (не вымышленного, а реальности) необходимо интеллектуальное и духовное мужество, которые не даны средневековому человеку.

Победа сущего на земле воспринимается как победа Тьмы, как бесконечно оскорбительное приспособление к худшим страстям и низменным порокам, наконец, как самый страшный из возможных грехов — отречения от Должного. Здесь надо сказать, что там, где человек нового времени видит реальность, средневековый — видит сущее, а это, совсем не одно и то же. Разница между сущим и реальным состоит в том, что сущее понимается как профанное отпадение от мира должного. Принятие же мира сущего без одухотворяющего его должного есть чистая бесовщина, власть Тьмы, победа самых пошлых и низменных страстей.

Концепция реальности возникает в постсредневековом сознании. Она понимается как объективная, самостоятельная ценность. Сама по себе она ни хороша ни плоха, но объективна. Ценность ее заключается в том, что реальность представляет естественное и единственное поле реализации человеческой природы и в этом смысле благодатна и богоданна. Реальность познается в соответствии с ее собственными законами, а познание последних составляет основную задачу научной и философской мысли. Осознавая себя живущим в мире реальности, человек нового времени создает свой мир опираясь, на доступное ему понимание законов этой реальности. Выстраивает мир в соответствии с природой вещей. Здесь, идеи должного и сущего просто исчезают и сменяются качественно иной парадигмой, которая рождает метафизический протест в душах носителей должного103.