Читать онлайн «Развитие сбалансированной чувствительности: практические буддийские упражнения для повседневной жизни (дополненное второе издание)». Страница 69

Согласно изложению инопустотности, когда мы деконструируем обманчивые видимости, питающие гнев, мы ослабляем напряженность нашего враждебного отвержения. Мы обнаруживаем просто зеркальное осознавание, например того, что человек поступает так или иначе. С точки зрения самопустотности, мы обнаруживаем осознавание реальности. Мы просто отличаем то, что делает этот человек, от того, что он не делает, и без осуждения видим, какое поведение уместно, а какое нет. Только совмещая эту основную умственную деятельность с двойственной видимостью и неотъемлемыми сущностями, мы с яростной эмоцией реагируем на то, что считаем неприемлемым.

Волнение и недовольство – это два дополнительных беспокоящих синдрома, возникающие из проецирования двойственных видимостей на глубокое осознавание и на другие естественные аспекты нашего ума. Мы волнуемся, когда считаем себя неотъемлемо беспомощным человеком и думаем, что должны, но не можем контролировать другого человека или владеть ситуацией. Ослабляя свою неуверенность и напряженность, мы обнаруживаем лишь индивидуализирующее осознавание и заботливость о ком-либо или о чем-либо. Успокоившись, мы сможем посмотреть на ситуацию иначе, все взвесить и понять, можно ли что-нибудь сделать и что именно, а затем просто делать это. Как сказал Шантидева: «Если ситуацию можно изменить, зачем из-за нее волноваться? Просто меняйте ее. Если мы никак не можем ее изменить, зачем волноваться? Это не поможет».

Когда мы понимаем, что за чужим невротичным беспокойством о нас стоит сердечная заботливость и индивидуализирующее осознавание, мы можем ослабить собственную гиперчувствительную реакцию. Вместо того чтобы воспринимать поведение человека двойственно, как угрозу, мы сосредотачиваемся на индивидуализирующем осознавании. Если мы являемся объектом индивидуализирующего осознавания другого человека, это никак не может лишить нас индивидуальности. Более того, если мы признаем, что этот человек заботится о нас, это укрепит наше терпеливое понимание.

Когда мы выражаем недовольство тем, что должны что-либо делать или заносчиво возмущаемся, когда нас просят это делать, мы также оказываемся пойманы в сети двойственности. Создается впечатление, что якобы прочное «я» столкнулось с неотъемлемо неприятной задачей, которую не хочет делать. Ослабив цепляние за это навязчивое чувство, мы обнаруживаем осуществляющее осознавание, сосредоточенное на задаче, которую надо делать. Также присутствует осознавание реальности, сосредоточенное на том, способы ли мы это делать и насколько это для нас приемлемо. Более того, мы понимаем: когда нас просят что-либо cделать, это не угрожает нашей независимости. Таким образом мы просто делаем то, что должно быть сделано, если это не приносит вреда, либо отказываемся это делать, если задача неприемлема. Когда мы слышим, как другой человек жалуется на необходимость что-либо делать, мы можем применять этот же метод, чтобы не реагировать излишне бурно.

Во время первой фазы этого упражнения, после создания спокойного, заботливого пространства, мы смотрим на фотографию или просто думаем о ком-либо, кто вызывал или вызывает у нас беспокоящие эмоции. Нам может понадобиться выбирать нового человека для работы с каждой эмоцией. Если у нас не получается вызвать в памяти какую-либо расстраивающую эмоцию, мы можем воспользоваться знанием об этой эмоции из опыта других людей и попытаться представить, на что это похоже. Признавая, что наша несбалансированность могла вызывать страдания у человека, к которому мы чувствовали эту эмоцию, и сожалея об этом, мы принимаем решение постараться преодолеть эти проблемы.

Сначала мы пытаемся выявлять двойственные чувства, стоящие за каждой беспокоящей эмоцией, понимая, что они основаны на явной фантазии, а затем прилагаем усилия для их деконструкции. Мы начинаем этот процесс с того, что стараемся полностью успокоиться. По мере того как стихает наша напряженность, мы стараемся почувствовать, как эта фантазия и сопровождающая ее беспокоящая эмоция освобождаются сами собой. При этом мы представляем свой ум в виде крепко сжатого кулака, который медленно разжимается, и стараемся почувствовать, как это происходит. Поскольку напряженность зачастую проявляется как чувство стесненности в области желудка или грудной клетки, мы точно так же пытаемся почувствовать, как «разжимается кулак» и в этой области. Мы можем дополнить этот метод образом, что крепкое цепляние за двойственную видимость и беспокоящую эмоцию было подобно крепкому цеплянию за цветное отражение в воде, и соответствующим чувством. Отражение никогда не было прочным.

Теперь наш ум, эмоции и чувства очищены, и мы стараемся выявлять соответствующие формы глубокого осознавания, стоящие за нашим беспокоящим состоянием ума, и оставаться в них. Чем более мы ослабим умственную и физическую напряженность, тем более глубокого спокойствия мы сможем достичь в стоящем за ним осознавании. Если после ослабления умственного цепляния также освобождаются подавленные печаль или страдания, мы пытаемся не дать страху вновь себя сковать. Вместо этого мы стараемся позволить этим чувствам нахлынуть и пройти вместе с дыханием, когда мы естественным образом выдыхаем.

Затем мы смотрим на фотографию человека, который чувствовал или в настоящее время чувствует те же беспокоящие эмоции по отношению к нам, – или думаем о нем или о ней. И снова, если у нас не получается вспомнить такого человека из своей жизни, мы можем воспользоваться тем, что нам рассказывали о своих переживаниях другие. Точно так же деконструируя собственную излишне бурную реакцию в ситуациях, когда мы становимся объектом чужих расстраивающих эмоций, мы стараемся снова остаться в той форме осознавания, которая лежит в их основе. В завершение мы стараемся чувствовать сострадание к этому человеку, который не успокаивается и не соприкасается со своим глубоким осознаванием. Беспокоящие эмоции приносят ему или ей много страданий.

Для практики на семинаре ведущий группы может выбрать одну форму беспокоящей эмоции для каждого из пяти типов глубокого осознавания. Мы можем поступать так же, практикуя дома. Для продвинутой или тщательной практики мы можем работать со всеми беспокоящими эмоциями, связанными с каждым из пяти типов осознавания.

(1) Сначала мы рассматриваем пример наивности относительно причинно-следственной связи. Например, мы можем выбрать маленького ребенка, на которого, как мы наивно полагали, наши слова или действия не влияют. Мы бесчувственно считали, что ссоры с нашим супругом в присутствии ребенка не имеют значения. Видя это переживание двойственно, мы представляли прочное «я», которое действует в вакууме, и считали ребенка прочной сущностью, на которую не влияет окружение. Наша бесчувственность принесла ребенку много несчастья, о чем мы теперь сожалеем.

Осознавая, что подобные способы существования невозможны, мы отбрасываем наивность относительно этой ситуации. Допустим, мы знали о последствиях своих действий, однако нам казалось, что признавать это и работать с проблемой слишком болезненно. Теперь мы стараемся отбросить напряженность, стоящую за нашим наивным предположением, что если мы не думаем о чем-нибудь или не признаем что-либо, то оно само исчезнет. С точки зрения инопустотности, мы обнаруживаем осознавание реальности. Мы видим условные факты, касающиеся ситуации. Другими словами, мы видим последствия наших поступков для ребенка. Они были всегда. Мы либо не замечали их, либо игнорировали, либо отрицали их совершение. С точки зрения учения о самопустотности, мы обнаруживаем зеркальное осознавание, которое воспринимает информацию: оно, несомненно, есть.

Минуту мы сосредотачиваемся на этих двух поддерживающих друг друга типах осознавания: осознавании реальности и зеркальном осознавании. Такое видение теперь позволит нам справляться с ситуацией трезво и чутко. Тем не менее, нам необходимо заботиться о том, чтобы не чувствовать себя виноватыми за излишнее преувеличение важности наших действий. Как говорилось в шестой главе – о том, что нам не нужно бояться реагировать на происходящее, – мы вносим вклад в ситуацию, но не являемся ее единственным участником.

Теперь мы сосредотачиваемся на человеке, который бесчувственно сказал нам что-то неприятное и по наивности не понимал, что его слова расстроят нас. Например, возможно, он сказал что-то о любимом нами человеке, которого мы недавно потеряли. Деконструируя гиперчувствительное переживание якобы прочного несчастного «я», которому причинил боль якобы прочное безжалостное «ты», мы пытаемся успокоиться. Мы стараемся обнаружить лежащее в основе этого переживания зеркальное осознавание реальности. Любимый человек умер. Напоминают нам о нем или о ней или нет, изменить произошедшее нельзя. Это помогает нам принять реальность, хотя никто не отрицает печаль утраты. Осознавая, как, должно быть, ужасно тот человек себя чувствует, когда другие излишне бурно реагируют на его бесчувственные замечания, мы пытаемся испытывать к нему сострадание. Мы надеемся, что он или она вскоре преодолеет свою наивность.